Читать бесплатно книгу «Герцогиня и конюх» Романа Антропова полностью онлайн — MyBook
image

III
Черные тучи

Митава ликовала.

Последнее заседание сейма ознаменовалось событием огромной важности: подавляющим большинством голосов был избран новый герцог, и этим герцогом оказался граф Мориц Саксонский.

Тихие, буколические улицы и площади старонемецкого городка расцветились яркой иллюминацией.

– Да здравствует герцог! Да здравствует герцогиня! – неслись по улицам громкие возгласы.

Почти ни для кого в Митаве не являлось секретом, что, получив курляндскую герцогскую корону, Мориц возьмет за ней и ее приданое: вдовствующую герцогиню Анну Иоанновну.

Когда эти возгласы толпы ворвались в окна мрачного герцогского замка, Анна Иоанновна задрожала от радостного волнения.

– Он победил! Он победил, мой красивый, блестящий принц Мориц! Где же он? Что же он не едет ко мне?

Анна Иоанновна, эта тучная, рыхлая женщина, словно волшебством преобразилась. Она бегала по анфиладе комнат своего замка-темницы и возбужденно шептала:

– А где же Петр Михайлович? И он не едет. Да что они все: с ума посходили, что ль? – И она с какой-то порывистостью набросилась на свою гофмейстерину Эльзу фон Клюгенау.  – Милая баронесса, вы слышите эти клики?

– Да, ваша светлость…

– А знаете ли вы, милая, что это значит?

– Избрание нового герцога, ваша светлость,  – еле заметно усмехнулась придворная дама.

– И только? – гневно вспыхнула Анна Иоанновна.  – Вы ошибаетесь, любезная. Это означает и избрание народом мне супруга.

Это нетактичное, более чем странное в устах герцогини и русской царевны восклицание повергло в изумление чопорную немку.

– О! – только и вырвалось из ее уст, сложенных бантиком.

– Да, да, да! – все более и более ажитировалась Анна Иоанновна, закусывая, по русской натуре, удила.  – Знаете, баронесса, что скоро у вас будет новый повелитель: принц Мориц Саксонский, герцог Курляндский, мой муж.

Непритворная радость осветила лицо пожилой красавицы-гофмейстерины.

– Ваша светлость… какая радость! – воскликнула она.  – Какое счастье! Позвольте мне, вашей нижайшей слуге, принести вам мое почтительнейшее поздравление!

И баронесса Эльза фон Клюгенау схватила руку Анны Иоанновны и прижала ее к своим губам.

Герцогиня была растрогана:

– Спасибо… Я, откровенно говоря, не полагала, что вы так любите меня…

Анна Иоанновна совсем размягчилась, слезы выступили на ее глазах. И в эту минуту она готова была всех обласкать, всем сделать приятное.

Вдруг она вспомнила о Бироне, которого вчера так резко «саданул» ее будущий супруг, Мориц. Она помимо своей воли вспомнила те «шаловливые шутки», которые она позволяла себе со своим молодым обер-камер-юнкером.

– А где Эрнст Бирон? – быстро спросила она гофмейстерину.  – Позовите его сюда, любезная баронесса.

– Его нет в замке, ваша светлость,  – угрюмо ответила Клюгенау, и ее лицо сразу потемнело.

– А где же он?

– Я слышала, что он поехал к обер-гофмаршалу.

– А-а!..  – протянула Анна Иоанновна.  – Постойте, постойте, баронесса, что это вы плачете? Что с вами? Да неужели…  – У Анны Иоанновны словно сразу глаза открылись. Она привлекла к своей широкой груди свою придворную и ласково спросила: – Вы любите Эрнста?

Лицо Клюгенау покрылось густым румянцем.

– Говорите же, отвечайте на мой вопрос! – продолжала допрос Анна Иоанновна.

– Да, ваша светлость, я люблю Бирона,  – призналась томная вдовушка-гофмейстерина.

«Так вот оно что! – с усмешкой подумала про себя счастливая герцогиня.  – Этот хват, Бирон, успел влюбить в себя эту стареющую немецкую „божью коровку”… То-то она частенько так злобно поглядывает на меня!»

– Ну, что же, милая баронесса, хотите, я буду вашей свахой? – рассмеялась Анна Иоанновна.

– Ах, нет, нет, ваша светлость! – в испуге замахала Клюгенау руками.  – Если этому суждено быть, пусть это совершится само собой. Вы не знаете, ваша светлость, какой это настоящий мужчина!

– Что же значит «настоящий мужчина»? – уже громко расхохоталась Анна Иоанновна.

– Он такой сердитый… властный… он – лев…  – сентиментально закатила глазки придворная дама герцогини Курляндской.

* * *

Уныло и пусто было во дворце полномочного резидента и обер-гофмаршала Петра Михайловича Бестужева.

После свадьбы его дочери, красавицы Аграфены Петровны, вышедшей замуж за князя Никиту Федоровича Волконского, уныние и пустота воцарились там. Но в последние дни дворец резидента был неузнаваем. Какая-то лихорадочно-суетливая жизнь била в нем ключом. То приезжали курьеры, по-видимому, с весьма важными донесениями, то прибывали влиятельнейшие обер-раты во главе с маршалом. Помещение Бестужева в эти дни походило на штаб-квартиру главнокомандующего.

Бестужев нервно расхаживал по кабинету.

Избрание Морица Саксонского герцогом Курляндским совершилось.

Для Бестужева это не явилось неожиданностью, потому что он более, чем кто-либо иной, был в курсе выборов и сам активно помогал этому. Но теперь, когда это совершилось, неясное, но властное предчувствие какой-то грядущей беды и неприятностей закрадывалось в душу ловкого, хитрого царедворца.

– А как взглянут там, в Петербурге, на это? – шептал он, схватываясь по привычке за голову.

Сегодня у Бестужева уже побывал Мориц.

Новоизбранный герцог шумно благодарил его за «содействие» и обещал никогда не забыть этой услуги.

– Мы встретимся с вами, Бестужев, у Анны сегодня вечером,  – смеясь проговорил Мориц на прощание.

Бестужеву подали записку. Он распечатал конверт и быстро пробежал глазами содержимое:

«Мой милый Петр Михайлович! Что же ты не торопишься ко мне?… При всей важной оказии желательно и любезно бы для меня было видеть в моем замке моего гофмаршала».

Бестужев в раздражении скомкал и бросил на пол записку.

– Дура! Эк как обрадовалась!.. Точно простая старая дева, выскакивающая замуж… Вдова… соскучилась, расторопилась, подумаешь, горемычная…  – звонко шептал он.

В дверь кабинета раздался стук.

– Войдите! – гневно крикнул Бестужев.

В кабинет быстрой, уверенной походкой вошел Бирон.

При виде своего ставленника ко двору светлейшей герцогини озлобление резидента еще более усилилось.

– А-а… Это – вы, Эрнст Иванович? – сухо проговорил он.

– Как видите, господин обер-резидент и обер-гофмаршал! – с насмешкой в голосе ответил выскочка, сын придворного конюха, непостижимым образом обратившийся в обер-камер-юнкера.  – Вы, кажется, не в духе? Это меня удивляет: в Митаве ликование, целое море огней – и вдруг тот, кто способствовал всему этому, мрачнее тучи. Donnerwetter! Was soil das bedeuten, Excellenz?[5]

– Что это за тон, который вы приняли в последнее время? – затопал ногами Бестужев.  – Теперь уж я спрошу вас: что должно это означать?

– Только одно: я чувствую под собой твердую почву.

– И… и давно вы стали чувствовать ее, любезный Бирон? – весь побагровел резидент российского двора.

– С тех самых пор, как вы, ваше превосходительство, породнились со мной через мою сестру секретным браком, а главное – с тех пор, как вы затеяли вашу двойственную игру с Петербургом по поводу «курляндского дела».

– Бирон! – бешено вырвалось у Бестужева.

– Господин резидент! – в тон ему ответил Бирон.

Они встали друг против друга, словно два смертельных врага, измеряющих свои силы, готовых к прыжку друг на друга.

– То есть как это: я вмешался в «курляндское дело»? – первым нарушил тягостное молчание Бестужев.  – Не сошли ли вы с ума, мой любезный друг Эрнст Иванович?

– Нисколько.

– Как же я, резидент ее величества, мог бы обойтись без вмешательства в это дело, во главе которого я стою? – спросил Бестужев.

Бирон насмешливо улыбнулся:

– Вы правы, Петр Михайлович, но вы только одно упустили из вида: нельзя в одно и то же время быть и строгим резидентом-дипломатом, свято отстаивающим интересы русского двора, и обер-гофмаршалом вдовствующей герцогини, изнывающей по отсутствии постоянного супруга.

Слова «постоянного супруга» Бирон резко подчеркнул и насмешливо поглядел на своего покровителя.

«Ого! Этот „конюх”, действительно, зазнался»,  – ожгла Бестужева мысль.

А этот «конюх» невозмутимо продолжал:

– Слушайте меня внимательно, Петр Михайлович. Да будет вам известно, что все «митавское действо» известно мне досконально, до последнего шнура на запечатанных конвертах курьеров.

– В самом деле, мой милый? – насмешливо бросил Бестужев, изменяясь помимо своей воли в лице.

– Да, да, уверяю вас, ваше превосходительство!

– Виноват, Эрнст Иванович,  – вдруг круто перебил Бирона Бестужев.  – Ответьте мне только на один вопрос с той откровенностью, на какую я, кажется, имею право: вы-то, вы-то почему так близко интересуетесь и принимаете к сердцу это «курляндское дело»?

На секунду в кабинете воцарилось молчание.

– Хорошо, я вам отвечу прямо и откровенно,  – произнес наконец Бирон.  – Я потому против всего этого, что не хочу никому – понимаете, никому! – отдать Анну.

Это признание явилось до такой степени неожиданным и дико-странным, что Бестужев буквально замер в немом изумлении.

– Что? Что вы сказали, Бирон? – не веря своим ушам, пролепетал пораженный резидент.  – Вы здоровы? В своем уме?

Бирон расхохотался:

– Совершенно здоров! А если бы и был болен, то во всяком случае не обратился бы к тому доктору, которого вы изволили вчера привести к ее светлости. Я ведь знаю, что это за лечитель телесных недугов, ха-ха-ха! С ним я сведу счеты, будьте уверены!..

– Ах, вы знаете? Это делает честь вашей проницательности и исключает всякую возможность сведения между вами каких-либо счетов,  – пробормотал совсем сбитый с толка Бестужев.

– Это почему же? – надменно выпрямился «конюх».  – Не потому ли, что он – не то граф, не то принц? Но, дорогой Петр Михайлович, не забывайте, что этот граф-принц не настоящей крови и что таких господ величают…

Резкое, отвратительное слово прозвучало в кабинете русского вельможи.

– Вы забываетесь, Бирон! – вспыхнул Бестужев.  – Всему есть предел.

– Совершенно верно, ваше превосходительство,  – невозмутимо продолжал Бирон.  – И первое, чему должен быть положен немедленно предел,  – это неуместному и чрезмерному ликованию Митавы по поводу кукольного избрания этого авантюриста Морица герцогом. Смотрите, Петр Михайлович, как бы для вас это не явилось равносильным смертному приговору.

– Как так? – привскочил на кресле Бестужев.

– Очень просто. В то время как в Митаве происходит ликование, возжигаются иллюминации, к Митаве приближаются два неожиданных гостя. Из Варшавы едет Василий Лукич Долгорукий, а к курляндской границе подъезжает сам светлейший Александр Данилович Меншиков.

Бестужев вскочил так порывисто, что кресло отлетело в сторону.

– А вы… вы откуда же это знаете? – дрогнувшим голосом спросил он.

Бирон, насмешливо поведя плечами, ответил:

– У меня, ваше высокопревосходительство, есть друзья, которые сообщают мне интересные новости. Ну-с, теперь вы сообразите сами: для чего сюда едут два посланца ее величества Екатерины Алексеевны, один из которых – сам всесильный Меншиков? Для того, вы полагаете, чтобы приветствовать избрание Морица Саксонского? Так вот я и спешил к вам, чтобы предупредить вас о тех черных тучах, которые сгущаются над Митавой и отчасти над вашей головой.

– И это… это верно? – всколыхнулся Бестужев.

– Вы можете ждать появления Долгорукого или извещения от светлейшего каждую секунду,  – резко произнес Бирон.  – Мой совет вам: немедленно отдайте распоряжение о прекращении иллюминации и народного ликования; помните, что все это учтется вам!

Бестужев позвонил и отдал краткий приказ:

– Тушите огни! Чтоб ни одна плошка не освещала моего дворца…

И вскоре дворец русского резидента стоял большой черной массой.

– Если все это подтвердится, Эрнст Иванович, я буду считать себя вашим должником,  – взволнованно проговорил Бестужев.

– Мы еще сочтемся, Петр Михайлович… Я просил бы вас только об одном: не становиться на моем пути.

Наступило молчание.

– Вы вот, Эрнст Иванович,  – заговорил Бестужев,  – только что сказали одну фразу, смысл которой для меня неясен, туманен: «Я не хочу никому отдать Анну». Так?

– Так!

– Что должна означать эта фраза? Теперь мы наедине, мы можем говорить откровенно,  – продолжал Бестужев.

– Извольте, я сам не люблю играть в прятки. Для вас, Петр Михайлович, кажется, не должно бы быть секретом, что ее светлость, Анна Иоанновна, подарила меня своею благосклонностью… Припишите это чему угодно: моей ловкости или ее скуке,  – но факт остается фактом.

Бестужев изменился в лице и закусил губу.

Бирон заметил это.

– Вы, может быть, осуждаете меня за то, что я оглашаю тайну, какую обыкновенно не принято говорить даже на исповеди священнику? – спросил он.  – Но, во-первых, вы сами настаивали на полной откровенности, а во-вторых, мы – не просто мужчины, а люди придворные, которым разрешено делать такие ходы, какие не дозволяются простым смертным.

«Ловкий он, ох, ловкий!» – проносилось в голове Бестужева.

– Итак, это совершилось,  – продолжал между тем Бирон.  – О том, что вы знаете это, не может быть сомнения. Лучшим доказательством служит ваше письмо к вашей дочери Аграфене Петровне Волконской.

– Как?! Вы и это знаете?

– Знаю. Хотите, я вам на память скажу начало его? «Я в несносной печали; едва во мне дух держится, потому что через злых людей друг мой сердечный от меня отменился, а ваш недруг (Бирон) более в кредит остался».

– Как вы узнали содержание этого письма? – глухо спросил Бестужев.

– А не все ли это вам равно, Петр Михайлович? Только вы одну ошибку допустили: я – вовсе не ваш недруг, а друг, а вот по отношению ко мне-то вы разные интриги пробуете подпускать.

Бестужева передернуло.

– Итак, я не хочу отдавать то, что мне принадлежит! – опять надменно выпрямился Бирон.  – Вы извините меня, но это только русские дур… глупые люди глядят спокойно и хладнокровно, как мимо их рта проносят ложку.

– И конечная цель вашего домогательства? – прищурился Бестужев, играя лорнетом.

– Она так высока, что вы, donner-wetter! – даже не поверите мне! – потер руки Бирон.

Бестужев с нескрываемым удивлением глядел на тайного фаворита ее светлости.

Бирон подошел и заглянул во все двери кабинета.

– Что это вы делаете, Бирон? – спросил резидент.

– Иногда и двери имеют уши, ваше превосходительство,  – прошептал «конюх», а затем, подойдя вплотную к Бестужеву и в упор глядя на него, продолжал: – Скажите, Петр Михайлович, вы верите в тайные науки магов и чародеев?

Бестужев усмехнулся:

– Вы положительно решили сегодня изводить меня загадками, любезный Эрнст Иванович.

– Однако вы не пожалеете о сегодняшнем вечере… Итак, верите вы или нет?

– Нет! – решительно ответил Бестужев.

– Напрасно! Смотрите на мою руку. Этой руке было предсказано, что она будет поддерживать корону. Что вы скажете на это, Петр Михайлович?

Ироническая улыбка тронула углы губ Бестужева.

– Скажу, что это предсказание в некотором отношении исполнилось,  – ответил он.  – Вы очень близко стоите к особе, на голове которой находится герцогская корона.

Бирон, отрицательно покачав головой, возразил:

– Этого мало.

– Я вас тогда не понимаю: о какой же еще короне говорите вы?

Бирон низко склонился к самому уху резидента и тихо прошептал:

– Я говорю о короне императорской!

Бестужев вздрогнул и, во все глаза поглядев на Бирона, воскликнул:

– Что?

– Да, да… именно о короне императорской.

– И будете поддерживать ее вы?

– Я.

– Но чью же?

– Императорскую корону Анны Иоанновны.

Бестужев встал в раздражении.

– Я совершенно не понимаю, Бирон,  – произнес он,  – почему у вас явилось желание мистифицировать меня. То, что вы говорите, отзывается, простите, бредом.

– Вы так полагаете?

– Да, я так полагаю! – резко ответил вконец измученный Бестужев.

– Ну, так слушайте же меня внимательно!

Бирон начал вполголоса что-то долго и подробно говорить Бестужеву, и по мере того, как говорил Бирон, все большее и большее изумление отражалось на лице резидента.

– Да, да, там еще, в Москве, на коронации,  – вылетало у Бирона.

– Кто же он?

– Великий магистр, Джиолотти… Он был проездом… Я виделся с ним…

И опять Бирон стал объяснять чудесную тайну своего открытия.

Бестужев утирал пот со лба шелковым платком.

– Великий Боже… если это правда?…  – глухо произнес он, и смертельная тревога послышалась в его голосе.  – Слушайте, Бирон, а это – не шарлатан?

– Нет, Петр Михайлович, он – ученейший человек. Перед ним бледнели многие сильные мира сего…

Бестужев делал все усилия, чтобы овладеть собой.

– Ну, хорошо, допустим! – произнес он.  – Он, этот великий магистр, предсказал вам блестящую будущность. Но при чем же тут непременно Анна? Разве вы – раз вам это суждено – не можете играть такую же выдающуюся роль при другом русском венценосце? Ведь он, ваш Джиолотти, именно про Анну вам не говорил?

– Совершенно верно. Но вы отлично понимаете, что ни при ком ином, кроме Анны, мне не суждено возвыситься на такую ступень власти,  – бросил Бирон.  – А если вы сомневаетесь в этом, то ведь не так трудно проверить еще раз все это.

– Каким образом? – живо спросил Бестужев.

– Очень простым: я выпишу этого Джиолотти из Италии сюда, к нам. Конечно, это будет сопряжено с большими деньгами, но что они в сравнении с тем великим будущим, которое нас ожидает?

Слово «нас» Бирон особенно подчеркнул.

– Нет, нет! Этого быть не может! – схватился за голову Бестужев.  – Это пахнет волшебной сказкой,  – по-немецки вырвалось у него.

Он не видел лица Бирона; а оно было зло-торжествующее, особенно вызывающее.

Бесплатно

4.13 
(47 оценок)

Читать книгу: «Герцогиня и конюх»

Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно