Подпольные люди

8-е декабря. Вторник

Учитель сказал: «Цзюнь цзы (благородный муж)…

должен так использовать труд народа (сяо жэнь), чтобы

он не гневался не вышестоящих».

Конфуций. Луньюй.

Информация о нашествии волков неимоверно быстро распространялась. Хотя репортёры писали в газетах, что хищников всего несколько десятков, но люди были научены на всякого рода утешительных заверениях, исходящих из правительственных изданий, и не очень-то верили официальным цифрам. Так уж повелось, если возникали какие-либо, будь то в области или в стране, катаклизмы, то власть обязательно преуменьшала подлинные масштабы. Уже в конце того же дня о нависшей угрозе шёпотом толковала вся область. В рабочих цехах мануфактур, зданиях депо, ткачихи на фабриках, шофёры, сантехники, учителя, врачи, мелкие юристы, служащие сбербанков. Если в больших городах люди чувствовали эту угрозу интуитивно, или сведения о ней доходила от шоферов, видящие в пути, как по полям рыщут волки, или от прибывших в город из сельской местности родственников, то жители мелких посёлков, деревень и хуторов соприкоснулись с этой угрозой непосредственно, замечая вдали большие стаи, слыша по ночам, как жалобно блеют овцы. По разному относились люди к этому факту. Одни реально опасались, что волки перегрызут всю скотину, а олени разбегутся кто куда, другие смеялись, ожидая от скучных будней пусть опасного, но интересного для вялого ума развлечения, третьи злорадствовали, мол, власть жила себе припеваючи, ничего толком не делая, вот теперь пускай почешутся пустомели. И при этом не понимали, что больше всего негативных последствий, связанные с волчьим нашествием, коснутся не власть имущих, а именно их.

На следующий день после беседы губернатора с замом по продовольствию, примерно в три часа дня, когда солнце уже начало терять высоту, по центральной улице Владимира, называемой Большой Московской, бодрым шагом шёл Алексей Рябинин, выше среднего роста плечистый молодой человек лет двадцати шести, прибывший из хутора Калиновый мёд, что находился в пятидесяти верстах от Гусь-Хрустального, и с зоркостью охотника и любопытством деревенского жителя, никогда не бывавшего в областном центре, озирал пестроту центральных улиц. Вот они, двух-трёхэтажные каменные здания, построенные в классицизском стиле, из которых некоторым было уже триста лет, где ныне жили, заседали и развлекались госчиновники и другие представители элиты, в которых располагались сбербанки, нотариальные конторы, платные клиники, элитные театры и магазины, а так же здесь были знаменитые, отделанные резцом и оглашаемые полногласием православные соборы и просто полные умиротворения милые церквушки, которые с недавних пор дополняли буддийский монастырь, имитирующий скалу с прорытыми в ней пещерами, пирамидальная индуистская шикхара, прообраз священной горы Меру, суфийская крошечная мечеть с площадкой для танцев «безумных» дервишей и конфуцианский храм с завитыми крышами, остроумно встроенный (разумеется, по законам фэн-шуя) в торговые ряды, а так же ряд иных христианских и нехристианских молельных домов.

На улице стоял мороз около сорока градусов. Навстречу молодому человеку постоянно встречались быстро идущие краснолицые люди. По тому, как они были одеты, он без труда в них узнавал представителей городской элиты: госчиновников, финансистов, бизнесменов, пожизненных депутатов законодательного собрания, архитекторов, частных врачей и крупных юристов. Как правило, они были облачены в очень тёплые и красиво выделанные оленьи, куньи, и соболиные шубы, хотя у некоторых они были уже не новыми. Мужчинам головы прикрывали из дорогих мехов ушанки, женщинам – меховые кепки с откидывающимися ушами и изящные тёплые шапочки. Ноги мужчин были обуты в унты или толстые ботинки, женщин – в кожаные на тёплом меху сапоги с более или менее высоким каблуком. Нет, простой народ одевался попроще. На зарабатываемые талоны, он мог только приобрести, носимые по несколько лет, нагольный бараний тулуп, грубый треух и толстые валенки. Несколько рублей, получаемые сверх нормы были не в счёт. Вот может, после появления множества оленей появится возможность разнообразить свою одежду?

Вообще, одежда была наглядным показателем социального статуса, поэтому представители высшего класса, увидев кого-нибудь, одетого в «худые рясы», с не скрываемым пренебрежением кривили губы, что заставляло идущего навстречу прохожего делать вывод, что у них сильная зубная боль или им свело лицо от нервного тика. Неудивительно, что видя идущего сейчас по центру молодого крепкого человека, одетого в грубый бараний полушубок, подпоясанного кушаком и прикрывающего голову башкирским меховым малахаем, тем более с таким независимым выражение лица, где ясные глаза были лишены всякой фальши, а мягкая светлая бородка, прихваченная морозным куржаком, придавала этому свежему лицу какую-то суровую мужественность, – прохожие, имеющие о себе слишком большое мнение, недовольно, зло дуясь и скрипя зубами, косились на него. Подумаешь, что смотрит так дерзко – охотник, наверно. Тем не менее, это ещё не повод, чтобы так возвышаться над установленной иерархией, и никакая его усмешка не отменит его низкого положения в обществе. И тоже, нашёл время слоняться по центру в разгар рабочего дня, где имеют право находиться только люди интеллектуального труда. Проходивший мимо полицейский патруль в мохнатых папахах заинтересовался им и спросил у него мандат. Рябинин извлёк из холщового рюкзака, который у него висел на плече, тонкую с красной обложкой книжицу и показал подозрительно смотрящим на него трём задубелым лицам.

– По какой надобности во Владимире? – грубо спросил надменный молодой лейтенант, увенчанный чёрной папахой.

– К заболевшей сестре приехал, – ответил Рябинин.

– А чего в центре делаешь? – не унимался лейтенант.

– Так, с вокзала иду. Денег на автобус не хватило, – уж как можно жалостливо ответил молодой человек, понявший, что здесь он не хозяин.

– А где сестра проживает?

– На шестнадцатой барачной улице за пятым проездом. Это, если перейти Кольцо.

– Долго тебе, однако, топать, – сказал начальник патруля, отдал документы и, кивнув двум стоим подопечным, пошёл с ними дальше.

Ух, пронесло, подумал Алесей. Как будто пуд с души снял. Вот если бы стали выяснять про сестру, которой не было, тогда считай, попался бы прямо в голые руки. Слишком легкомысленный он придумал предлог. Лучше надо было всё-таки сесть в автобус. Да денег в самом деле почти не было. Всё истратил на поезд. Слава Богу, центр уже заканчивается, а там, в остальной части города, патрули хоть и ходят, но не так придирчивы, как ему сказали. Чего им придираться, когда кругом трущобы с мануфактурами? Люд там всё чёрный, чья жизнь – копейка. Вот ещё нужно с грязью возиться, коль они уже опасность для лучших людей не представляют!

Переходя за черту центра города, будто попадаешь в другой мир. Вначале тебя окружали величественные здания и храмы, потом обступает огромный хаос лагерных бараков, машинных мастерских и убогих производственных корпусов. Говорили, раньше были кирпичные и панельные дома, но их разрушили, так как отапливать было накладно. И большие заводы забросили. Эко, попробуй протопи такие помещения! Правительство решило, что проще, когда люди будут по несколько семей жить в одном бараке и работать в низких полусветлых мастерских. Какая экономия для электричества! Ведь ныне в Великий Ледниковый период электричество на вес золота. Даже элите приходится в чём-то себя ущемлять. Атомные станции из-за отсутствия сырья и обученных специалистов, так как класс образованных людей сильно деградировал, стоят не у дел, охраняемые сторожами с пулемётами и злыми волкодавами. С ГЭС и ТЭС такая же катавасия. Практически в каждой области вырабатывали энергию на оборудовании, которое составляло исключительно их ноу хау. Например, единственная во Владимирской области маломощная кольчугиская электростанция, работающая на подручном сырье кое-как обеспечивала энергией область, прежде всего правительственные здания, жильё элиты и производственные заводики, являющимися локомотивами промышленности.

Алексей шёл быстро, чтобы поспеть, хотя знал, что вовремя не сможет прийти, при этом следил, нет ли за спиной хвоста. Кажется, нет. Живущий среди природы, постоянно ходящий на охоту на зверя, он и сам усвоил повадки дикого зверя: его нюх, зрение, слух. Пройдя улицу Большую Московскую, поднявшись по Дворянской, свернул влево и скоро, лёгкой походкой охотника, пошёл по Ельцинскому проспекту, который раньше был Ленинским. Одолев его за двадцать минут, наконец, повернул на улицу Чапаева и, пройдя немного по ней, очутился возле большой с несколькими боксами автомастерской, где производилась сборка из разных частей авто̒ машин, требующихся для хозяйства. Он должен был, как было указано в записке, которую он запомнил, не доходя до закреплённой металлическими уголками, дэвэпешной будки проходной, повернуть налево, пройти двести метров вдоль бетонной стены и, упёршись в тупик, обнаружить человека. На условленный пароль человек должен был отозваться и отвести его в тайное помещение. Так он и сделал, увидев будку с крошечным окошечком, повернул направо, прошёл вдоль стены и обнаружил человека неопределённого возраста, который явно его заждался, и проявлял признаки беспокойства и, уже начинающий замерзать, постукивал валенком о валенок. После пароля и ответа, человек, с отталкивающим угрястым лицом, повёл Алексея за собой, юркнув в щель противоположной стены, где была тёмная нора. Потом они стали спускаться по бетонной лестнице с разбросанной металлической стружкой, которая так промёрзла, что даже почти не звучала, когда её, задевая, спихивали на нижние ступени. Рябинин подумал, как тут оказалась стружка? Может, бак с нею выносили, да и просыпали? Когда лестница кончилась, они пошли куда-то в темноту. Но шли они недолго. Уже через минуту впереди забрезжил свет.

– Вот мы и у цели, – сказал человек, широко осклабившись, толи от удовлетворённости собою из-за выполненной им миссии, толи он так пробовал размять задубелые мышцы на лице.

Когда они приблизились, Рябинин увидел пятерых людей, молча сидевших на ящиках из досок, лица которых тускло освещала керосиновая лампа, стоящая на другом ящике. Вообще ящиков тут хватало. Размер самого помещения трудно было определить, так как стены и углы терялись во мраке.

– Заждались мы тебя, – вместо приветствия сказал лобастый морщинистый мужчина лет пятидесяти. Он, потирая друг о друга заскорузлые рабочие ладони, кивком предложил сесть рядом. Человек, который привёл Алексея, ушёл тем же путём, очевидно на дозор. Алексей сочувственно подумал, ведь он же совсем замёрз!

– Я говорю, что здорово запоздал ты, – повторил лобастый, видя, что Рябинин не отвечает.

– Поезд в пути простоял полчаса, ожидая встречный товарняк. Потом шёл по городу пешком. Не на что было доехать, – бордо заголосил Алексей, садясь.

– Ты потише тут, особо голос не повышай, – обрубил его мужик с глазным тиком. – Уши есть даже у стен.

– Да, брат… Алексей… Рябинин? – вопросительно глянул лобастый. И получив утвердительный ответ, продолжил. – Времена такие, Алексей. Видишь, как мыши, забились подпол… Мда… Человек от Ртутьева говорит, на тебя можно положиться. – Сказал он и пытливо посмотрел на Рябинина.

– Говорит, когда Ртутьев был с агитацией в Гусевском районе, чуть не попал в лапы легавых, да ты выручил да таким ловким способом! Говорил, находчивости этому парню не занимать. Когда же поговорил с тобой основательней, оказалось, и ты никогда не пел гимны нашей тухлой власти и, соответственно, Всеединой партии, интересы её выражающей.

– В этом я не одинок, – сказал Алексей. – Из простых, пожалуй, сочувствующих власти и не сыщутся, разве что полные кретины. Другое дело, что бояться.

– Это ты верно сказал, – нахмурился лобастый. – Все под пятой стонут, а чтобы скинуть этот балласт – дюже трусят. Но так было не во все времена. – Он поднял корявый указательный палец вверх. – Теперь, парень, переходим к делу. Времени в обрез. Через двадцать минут мы должны быть на своих рабочих местах. Неспроста мы тебя оповестили через районную ячейку. Слышал, что невиданное нашествие волков намечается на область?

– Дядя, я не то что слышал, я их сам на хуторе видел, даже постреливать пришлось, чтобы отогнать от тына.

– Ух, ты! Всегда я завидовал деревенским, – отозвался улыбчивый молодой парень, который сидел в углу. – Вишь, Андрей Григорьевич? Им-то разрешается иметь ружья!

– А как же им не разрешить? – удивительно посмотрел на него лобастый, названный им Андреем Григорьевичем. – Ты как из первого класса. Кормить-то они себя должны? А продуктов выдают вдвое меньше против нашего. Экономно же. При этом у них свой лимит. А положенный продуктовый оброк, что получают от своего хозяйства, обязаны в срок на государственные нужды сдать, в том в числе и лесным зверем и птицей. Но часто и оштрафовывают, если докажут, что зверя для себя сверх нормы били, и в качестве штрафа вообще могут ничего не дать, да ещё прибрать пушнину. Но всё же ты прав, Котька. С ружьями как-то веселей.

– Да с ружьями веселей, – засмеялся Рябинин и погладил рукой свою светлую бородку. – А теперь давайте вернёмся к начатой теме, коль время дорого. Я так понимаю, в штабе с этим нашествием связываются какие-то надежды.

– Это как карта ляжет. Если понагонят военных и быстро разгонят волков, то надежд практически никаких. Но если протелятся, не хватит ума, смекалки, тут нам все преимущества. Народ и так ненавидит эту преступную власть, а тут ещё такое! Хаос и паника. Если дело пойдёт в нашем регионе, то огонь перекинется на другие области. А там уже и за Центр можно хвататься, за какой бы Китайской стеной он не прятался.

– Кириллыч, – обратился Андрей Григорьевич к рядом сидящему мужику с окладистой чёрной бородой, похожего на попа. – Вынь-ка инструкцию.

Кириллыч, порывшись в темноте, достал папку: – Вот.

– Теперь, Алёша, слушай, – перехватив папку и заговорщицки понижая голос, заговорил Андрей Григорьевич.—Здесь план действий в зависимости от ситуации. Это должно находиться только при тебе. На месте донесёшь информацию до верных людей, чьи квартиры там указаны, чтоб они знали, как в том или ином случае им действовать. Понял? Держи. Как стемнеет, тебя отсюда до Гороховца на своём грузовике доставит Жуков, – показал Андрей Григорьевич на кряжистого спокойного с однодневной щетиной мужика, несмотря на крепкий мороз прикрывшего голову изношенной кожаной кепкой, и тело его укрыто тоже было каким-то потёртым кожухом, но только явно на толстой тёплой подкладке.

– Фамилия-то как у полководца Великой войны! – как ребёнок обрадовался Алексей.

– До семи вечера побудешь здесь, – не обратил внимания на его восторг Андрей Григорьевич. – Мы тебя сейчас покормим. А в семь отбудешь. Пост должен проехать нормально – папка будет засунута в хитрый отсек под сидением. У Жукова как раз выправлена путёвка до Гороховца, детали кое-какие отвести в мануфактуру, в ту самую, что изготовляет детали для тракторов и танков. Ты будешь вторым шофёром. Путёвка и документы уже выправлены. Править можешь? Ртутьев говорил, что можешь.

– Да приходилось рулить. И на грузовике, и на легковушке. Думаю, если будет в этом необходимость – справлюсь.

– А вот тебе харч, – уж не побрезгуй нашей рабочей пищей. – Эй, Котька!

Котька, лыбясь, расторопно подвинул ногой пустой ящик и вынул сумку, из которой достал котелок гречневой каши с тушёнкой и мешочек сухарей.

– Извини, Алексей, чуть-чуть остыла, – сказал Андрей Григорьевич. – Но чай я тебе сейчас на паяльной лампе подогрею. А вы ребята давайте расходитесь. Значит, Лёш, с тобой до вечера будет Чирей. Это тот, что тебя сюда привёл. Он, как термит древесный, тут все выходы знает. Котька, позови-ка его. А ты ешь, ешь.

– Будет сделано, – отозвался и, дурачась, взял под козырёк Котька, весёлый, немного заполошный, похоже, живущий одним днём парень.

– Да тихо ты, дурень. Ещё не хватало, чтоб нас тут приметили.

– Клим, – обратился Андрей Григорьевич к мужику глазным с тиком, уже собравшемуся с другими мужиками уходить. – Начальнику участка скажешь, что мы за вами идём, уже почти перебирали карбюратор от «вольво».

Пока Рябинин скрёб ложкой и жевал с удовольствием кашу, а Андрей Григорьевич умудрялся на малом огне лампы виртуозно греть жестяной котелок с чаем, появился Чирей в сопровождении Котки.

– Вот, Алексей, до вечера это твой ангел-хранитель.

С набитым ром Рябинин утвердительно покачал головой, как бы говоря: сойдёт.

– Ну, а мы пойдём. Дай Перун, чтобы всё намеченное осуществилось. Слава Роду! Идём, Котька. Все уже ушли.

И они, обходя ящики, быстро и бесшумно, словно призраки, растворились во тьме.