Комментарий^[9]

Для книги «Человек, который продал Луну», первого из запланированных издательством «Shasta»^[10] пяти томов с рассказами из «Истории будущего», Хайнлайн написал предисловие, которое было помещено после вступительного слова Джона В. Кэмпбелла. (Вступление Кэмпбелла к «Человеку, который продал Луну» и не менее интересное вступление Каттнера к «Революции 2100 года» не вошли в настоящее издание, они есть только в оригинальном издании «Shasta» и перепечатках.) В предисловии Хайнлайн кратко описывает, как появились опубликованные версии его схематичной таблицы «Истории будущего» (включая переработанную версию, напечатанную на форзацах всех трех книг, изданных «Shasta», и в томе, изданном «Virginia Edition»). Упомянутая им настенная диаграмма была написана от руки в 1939 году, она воспроизведена здесь вместе с вариантом 1941 года, опубликованным в «Astounding»^[11] и схемой 1950-го^[12].

Он также предостерегает от трактовки своих рассказов как неких «пророчеств» – в любом смысле этого слова. В настоящее время в подобных аргументах надобности нет, но в 1950 году научно-фантастические книги вызывали изрядное смущение среди библиотекарей и литературных обозревателей из «мейнстрима», снисходивших до того, чтобы обратить внимание на научную фантастику. Хайнлайн затрагивает эту тему во множестве записок того периода, адресованных библиотекарям и отделам закупок библиотек. Проще было признать, что его вынудили играть роль «профессионального пророка», чем отрицать это и пытаться объяснить разные нюансы. Возможно, эти мысли связаны с участием в сборнике, составленном Ллойдом Артуром Эшбахом^[13], «Of Worlds Beyond» («О мирах за пределами»), в который вошло эссе Хайнлайна 1947 года «On the Writing of Speculative Fiction» («О написании спекулятивной беллетристики»). Даже в 1950-е годы смысл научной фантастики многим людям был темен, и Хайнлайн взял на себя роль Главного Разъяснителя ее Неясных Концепций. К 1980 году эти обсуждения вылились в пересмотренный и расширенный вариант эссе «Камо грядеши?» (изначальный вариант напечатан в 1950 году, вторая редакция вышла в 1965 году), опубликованного в книге «Расширенная Вселенная», но даже в нем Хайнлайн рассматривал скорее методы предсказания, а не прорицательскую роль научной фантастики.

Если сравнить рукопись предисловия с его опубликованным вариантом, можно увидеть, что, например, рассказ «…И построил он себе скрюченный домишко» Хайнлайн считал частью «Истории будущего». Рассказ был выброшен из сборника «Человек, который продал Луну» кем-то (возможно, редактором «Shasta») в промежутке между маем 1949 года, когда Хайнлайн написал свое предисловие, и сдачей книги в печать (точная дата неизвестна, но вышла она год спустя, весной 1950 года) – на том основании, что рассказ имеет лишь косвенное отношение к циклу. Между тем ничего противоречащего миру «Истории будущего» в «Скрюченном домишке» нет (как нет и в рассказе «…А еще мы выгуливаем собак», который появился в «Зеленых холмах Земли»^[14] и без препятствий дошел до сборника «Past Through Tomorrow»^[15]).

Линия жизни^[16]
Рассказ

Председатель стучал молотком по столу, добиваясь тишины. Свист и крики в зале постепенно затихали – по мере того как добровольные блюстители порядка утихомиривали своих наиболее вспыльчивых коллег. Докладчик, стоявший за кафедрой возле председательского стола, казалось, не замечал, что творилось вокруг. Его безучастное, слегка надменное лицо было спокойно. Председатель повернулся к докладчику, в его голосе слышались едва сдерживаемые гнев и раздражение.

– Доктор Пинеро, – сказал он, выделив голосом первое слово, – я вынужден извиниться перед вами за недопустимое поведение аудитории во время вашего сообщения. Поражаюсь, как мои коллеги могли настолько забыть о достоинстве, присущем людям науки, и позволить себе прерывать докладчика – независимо от того, насколько… – он сделал паузу и пожевал губами, – насколько веским был повод для подобного поведения.

Пинеро ответил ему улыбкой, которую легко можно было бы счесть откровенно оскорбительной. Председатель опять сдержался и продолжал с видимым усилием:

– Мне хотелось бы, чтобы программа сегодняшнего заседания завершилась на достойной ноте и в соответствии с регламентом. Поэтому я хочу, чтобы вы закончили свое сообщение. В то же время я вынужден вас попросить воздержаться от осквернения наших умов идеями, ложность которых самоочевидна для всякого образованного человека. Будьте любезны ограничиться сообщением о своем открытии, если таковое действительно существует.

– Но как же я смогу донести до вас новую идею, не очистив предварительно ваши мозги от старых заблуждений? – Пинеро театрально воздел свои пухлые белые руки.

Аудитория вновь ожила и глухо зароптала. Из задних рядов кто-то выкрикнул:

– Гнать этого шарлатана! Довольно!

Председатель опять постучал молотком:

– Джентльмены! Прошу вас! – и обратился к Пинеро: – Должен ли я напомнить, что вы не являетесь членом данного сообщества и вас сюда никто не приглашал?

Пинеро удивленно приподнял брови:

– Да ну? Помнится, я держал в руках некое приглашение на бланке Академии…

– Верно. – Председатель снова пожевал губами. – Я сам направил вам это приглашение. Но исключительно уступая желаниям одного из наших попечителей, прекрасного человека, проникнутого искренней заботой о благе общества, но отнюдь не ученого, не члена Академии.

Пинеро улыбнулся – все той же раздражающей улыбкой:

– Вот как? Мне следовало бы догадаться… Старина Бидуэлл, не правда ли? «Смешанное страхование жизни»? Конечно же, он жаждет, чтобы его дрессированные тюлени выставили меня шарлатаном. Ведь если я смогу назвать человеку день его смерти, никто не будет покупать у Бидуэлла его прекрасные полисы. Только как же вы разоблачите меня, если не хотите даже выслушать? Впрочем, весьма сомнительно, что у вас хватит ума понять меня, поэтому Бидуэлл, похоже, натравил шакалов на льва.

И Пинеро демонстративно повернулся к залу спиной. Ропот в зале все нарастал, в нем послышались угрожающие ноты. Председатель тщетно призывал к порядку. В первом ряду поднялась фигура:

– Господин председатель!

Председатель решил не упускать шанса и прокричал:

– Джентльмены! Слово предоставляется доктору Ван Рейнсмитту!

Волнение в зале утихло.

Доктор откашлялся, поправил свою роскошную белокурую прическу и засунул руку в карман элегантных брюк, приняв обычный для него вид непременного участника заседаний дамских благотворительных обществ.

– Господин председатель, господа члены Академии наук, призываю вас проявить терпимость. Даже убийца имеет право на последнее слово, перед тем как суд огласит приговор. Так можем ли мы поступить иначе? И пусть кто-то из вас уже вынес в уме свой вердикт, лично я готов проявить к доктору Пинеро то же внимание, с каким наше высокое собрание отнеслось бы к любому коллеге, не являющемуся членом нашего сообщества, даже в том случае, – он отвесил доктору Пинеро легкий поклон, – если нам неизвестен университет, присвоивший ему ученую степень^[17]. Если то, что докладчик собирается нам сказать, неверно, – чем это может нам повредить? Если же его идеи верны, нам следует знать их. – Его мягкий, хорошо поставленный голос лился, умиротворяя и успокаивая. – Если манеры досточтимого доктора не отличаются, на наш взгляд, чрезмерным изяществом, мы должны понимать, что уважаемый докладчик мог прибыть из тех мест или представлять тот круг общества, где подобным пустякам не придают особого значения. Наш добрый друг и спонсор попросил нас выслушать этого человека и по достоинству оценить его изобретение. Так давайте же соблюдать объективность и приличия.

Доктор Ван Рейнсмитт сел под аплодисменты, удовлетворенный тем, что вновь укрепил свою репутацию интеллектуального лидера. Завтрашние газеты не преминут отметить здравый смысл и личное обаяние «самого красивого в Америке президента университета». И кто знает, не раскошелится ли наконец старик Бидуэлл на постройку университетского плавательного бассейна?..

Когда аплодисменты стихли, председатель повернулся туда, где стоял, сложив руки на круглом брюшке, безмятежный возмутитель спокойствия.

– Вы продолжите, доктор Пинеро?

– Зачем?

Председатель пожал плечами:

– Вы для этого и пришли.

Пинеро оживился:

– Верно. Очень даже верно. Но было ли это разумно – приходить сюда? Найдется ли здесь хоть один человек, способный взглянуть в лицо голым фактам и не покраснеть? Полагаю, что нет. Даже этот столь великолепный джентльмен, убедительно рекомендовавший вам выслушать меня, даже он уже осудил меня в душе и вынес окончательный приговор. Он искал порядка, а не истины. Но если истина бросает вызов порядку – примет ли он истину? А вы все – примете? Тем не менее, если я не стану продолжать, вы припишете победу себе. И маленький человек с улицы посчитает, что вы, маленькие человечки, изобличили меня, Пинеро, как мошенника и шарлатана. Это меня не устраивает. Я буду говорить.

Еще раз поясню свое открытие. Попросту говоря, я нашел метод, позволяющий определить продолжительность человеческой жизни. Я могу авансом предъявить вам счет Ангела Смерти. Я могу сказать, когда Черный Верблюд преклонит колени у ваших дверей^[18]. За пять минут с помощью своего аппарата я могу узнать, сколько песчинок осталось в часах, отмеряющих вашу жизнь.

Он замолк, скрестив руки на груди. Несколько мгновений в зале царила тишина, потом начал нарастать беспокойный гул.

– Вы ведь не закончили, доктор Пинеро? – спросил наконец председатель.

– А что еще говорить?

– Вы не рассказали, как именно вы этого добиваетесь.

Брови доктора Пинеро взлетели вверх.

– Вы думаете, я доверю плоды трудов своих детям, которые будут забавляться ими? Это весьма опасное знание, друг мой. И я храню его для единственного человека, который понимает это, – он похлопал себя по груди, – для самого себя.

– Но как мы узнаем, что у вас есть что-то, кроме ваших нелепых претензий?

– Очень просто. Вы образуете комиссию, которая будет присутствовать при демонстрации изобретения. Если мой метод сработает – прекрасно, вы примете его и объявите об этом всему миру. Если же нет – я буду дискредитирован и принесу вам извинения. Я, Пинеро, извинюсь перед вами!

В задних рядах поднялся тощий сутулый человек. Председатель дал ему слово, и тот заявил:

– Господин председатель, как может уважаемый доктор предлагать нам такое? Неужели он рассчитывает, что мы двадцать или тридцать лет будем ждать чьей-то смерти, чтобы убедиться в обоснованности его предсказаний?

Пинеро ответил, не дожидаясь разрешения председателя:

– Фи! Что за чепуха! Неужели вы настолько невежественны в статистике, что не знаете: в любой достаточно большой группе найдется по крайней мере один человек, которому предстоит умереть в ближайшем будущем? У меня есть предложение: позвольте мне обследовать всех присутствующих в этом зале, и я назову человека, который умрет в течение двух недель, назову день и час его смерти. – Он свирепо оглядел аудиторию. – Вы согласны?

Следующим поднялся толстый мужчина. Он заговорил ровным, размеренным голосом:

– Что до меня, то я не могу одобрить подобного эксперимента. Как врач, я с сожалением отмечаю явные признаки серьезных сердечных заболеваний у многих из наших старших коллег. Если доктор Пинеро также знает эти симптомы, что вполне возможно, и если он изберет свою жертву из их числа, названный им человек может умереть к назначенному сроку независимо от того, работает машинка нашего выдающегося докладчика или нет.

Его тут же поддержал другой оратор:

– Доктор Шепард прав. Зачем тратить время на эти шаманские трюки? Я убежден, что субъект, именующий себя доктором Пинеро, хочет использовать нас, чтобы придать вес своим заявлениям. Участвуя в этом фарсе, мы играем ему на руку. Не знаю, что он задумал, но мы ему нужны для рекламы его аферы. И потому я предлагаю, господин председатель, перейти к следующему пункту нашей повестки.

Предложение было встречено одобрительным шумом, но Пинеро и не думал сдаваться. Сквозь возгласы: «К порядку! К порядку!» – он, потрясая своей неопрятной гривой, кричал:

– Варвары! Дегенераты! Бестолочи! Ваша порода мешала признанию всех великих открытий, с начала времен! Из-за вашей компании невежд Галилей переворачивается в гробу! Вон тот жирный дурак, играющий клубным значком, называет себя врачом. «Знахарь» – было бы точнее! А тот лысый коротышка, – да-да, вы! – вы называете себя философом и несете чушь о времени и жизни в чистых категориях. Что вы знаете о жизни? О времени? Как вы можете надеяться понять их, если не хотите познать истину, когда вам выпал шанс? Ха! – Он плюнул на пол. – И вы называетесь Академией наук! Да вы сборище гробовщиков, бальзамирующих идеи своих энергичных предшественников!

Он остановился, чтобы набрать в грудь воздуха, и в этот момент его взяли с двух сторон под руки и уволокли за кулисы. Из-за стола прессы поспешно поднялись несколько репортеров и последовали за ним. Председатель объявил перерыв в заседании.

Газетчики перехватили Пинеро у служебного выхода, когда он шагал легкой, пружинящей походкой, насвистывая какой-то легкомысленный мотив. В нем не было и следа воинственности, которую он демонстрировал минуту назад. Репортеры окружили его:

– Как насчет интервью, док?

– Ваши взгляды на современное образование?

– Ну и всыпали же вы им! Что вы думаете о жизни после смерти?

– Снимите шляпу, док, сейчас вылетит птичка!

Он улыбнулся всем сразу:

– По одному, ребята, и не так быстро. Я сам был газетчиком. Как насчет того, чтобы заглянуть ко мне? Там и поговорим.

Уже через несколько минут они пытались отыскать себе место в неприбранной комнате, служившей Пинеро и гостиной, и спальней; кое-как рассевшись, все задымили его сигарами. Пинеро одарил гостей лучезарной улыбкой:

– Что будем пить, ребята? Скотч, бурбон?

Управившись с напитками, он приступил к делу:

– Итак, ребята, что вас интересует?

– Выкладывайте начистоту, док, есть у вас что-то или нет?

– Кое-что есть, мой юный друг, несомненно, есть.

– Вот и расскажите, как оно работает. Та чушь, которую вы втирали профессорам, с нами не пройдет.

– Ну-ну, мой дорогой друг. Это мое изобретение. И я хочу с его помощью немного подзаработать. Что же вы думаете, я все выложу первому встречному?

– Послушайте, док, если вы хотите попасть в утренние газеты, вы должны дать нам хоть что-то, за что можно было бы уцепиться. Чем вы пользуетесь? Магическим кристаллом?

– Не совсем. Впрочем, не хотите ли взглянуть на мой аппарат?

– Охотно! Это уже деловой разговор.

Пинеро проводил их в соседнюю комнату и махнул рукой:

– Вот он, ребята.

Представшее их взорам нагромождение аппаратуры отдаленно напоминало оборудование рентгеновского кабинета. Но с первого взгляда можно было сказать лишь, что использовалась здесь электроэнергия, а некоторые шкалы имели знакомую градуировку; обо всем остальном судить было невозможно – даже о назначении установки.

– На каком принципе эта штуковина работает, док?