Должно быть, мы спали как убитые, потому что я очнулся, лишь услышав громкий телефонный звонок. Открыл глаза и увидел, что световой сигнал тоже мигает. Я врубил освещение, начал было вставать, но обнаружил у себя на правой руке непривычную тяжесть. Осторожно освободил руку, выбрался из постели и ответил на вызов.
– Доброе утро, Ман, – сказал Майк. – Профессор де ла Пас звонит по твоему домашнему номеру.
– Ты можешь подключить его сюда? Под шифром «Шерлок»?
– Конечно, Ман.
– Тогда не прерывай их разговор. Переключи его на меня сразу же, как только они кончат говорить. Откуда он звонит?
– По автомату из пивной «Жена бурильщика», это на нижнем…
– Знаю, Майк. Когда соединишь меня, ты сможешь сам остаться на связи? Хочу, чтобы ты послушал.
– Будет сделано.
– А ты можешь определить, есть ли кто-нибудь рядом с ним? По дыханию, например?
– Из факта отсутствия эха я заключаю, что профессор под колпаком-глушилкой. Но предполагаю, что в пивной должны быть и другие посетители. Хочешь послушать, Ман?
– Да, пожалуй. Включи-ка меня. И, если он поднимет колпак, предупреди. Ты просто умница, Майк.
– Спасибо, Ман.
Майк подключил меня. Говорила Ма:
– …я обязательно передам ему, профессор. Мне очень жаль, что Мануэля нет дома. Вы не оставите номер, по которому вам можно позвонить? Он очень хотел связаться с вами, специально просил, чтобы я узнала у вас номер телефона.
– Очень сожалею, дорогая леди, но я уже ухожу отсюда. Дайте-ка подумать… сейчас восемь пятнадцать; я попробую позвонить вам ровно в девять, если позволите.
– Конечно, профессор. – В голосе Ма чувствовалось легкое кокетство, приберегаемое ею для мужчин – не мужей, – к которым она благоволит; изредка его частичка перепадает и нам.
Мгновение спустя Майк сказал: «Давай!» – и я заговорил:
– Привет, проф! Слыхал, вы меня разыскиваете? Это Манни.
– Готов поклясться, что я отключился! – изумленно выдохнул проф. – Нет, я и в самом деле отключился; надо думать, аппарат испорчен. Мануэль, я так рад тебя слышать, мальчик мой! Ты только что добрался до дома?
– Я не дома.
– Но… как же это… я не…
– Некогда объяснять, проф. Вас кто-нибудь может подслушать?
– Не думаю. Я опустил колпак.
– Небольшая проверка. Проф, когда у меня день рождения?
Он помедлил. Потом сказал:
– Понятно. Кажется, я понял. Четырнадцатого июля.
– Убедили. О’кей. Давайте разговаривать.
– Ты действительно говоришь не из дома, Мануэль? Где же ты?
– Об этом поговорим позже. Вы спрашивали мою жену о девушке. Не будем называть имен. Зачем вы хотите ее найти, проф?
– Мне надо предупредить ее. Ей не следует возвращаться домой. Там ее арестуют.
– Почему вы так думаете?
– Милый мальчик! Все, кто был на этом митинге, сейчас в серьезной опасности. И ты сам тоже. Я обрадовался, хотя и крайне удивился, когда ты сказал, что говоришь не из дома. Тебе нельзя там появляться. Если можешь схорониться где-нибудь на время, устрой себе небольшой отпуск. Ты же понимаешь, хоть и не видел все до конца, что вчера вечером был настоящий взрыв насилия.
Еще бы я не понимал! Убийство комендантских охранников явно нарушало административный устав; во всяком случае, на месте коменданта я бы это не одобрил.
– Спасибо, проф. Я буду осторожен. И если увижу девушку, то передам ей тоже.
– А ты не знаешь, где ее найти? Видели, как ты ушел вместе с ней, и я надеялся, что ты знаешь.
– Проф, откуда такая заинтересованность? Прошлым вечером вы, похоже, не были ее союзником?
– Нет-нет, Мануэль. Она мой камрад. Я не говорю «tovarishch», потому что для меня это не просто форма вежливого обращения. Я вкладываю в это слово прежний, более глубокий смысл, означающий некие узы. Она мой камрад. В тактике мы расходимся. Но не в целях, не в преданности Делу.
– Понятно. Считайте, что послание ей вручено. Она его получит.
– Превосходно! Я не задаю вопросов… но надеюсь, очень надеюсь, что ты найдешь способ оградить ее от опасности, пока не минует гроза.
Я обдумал его слова:
– Минутку, проф, не отключайтесь.
Когда я подошел к телефону, Вайо отправилась в ванную; надо думать, чтобы не слышать разговора – это было в ее духе.
Я постучал в дверь:
– Вайо?
– Одну секунду, сейчас выйду.
– Мне нужен совет.
Она открыла дверь:
– Да, Манни?
– Как котируется профессор де ла Пас в твоей организации? Ему верят? Ты ему доверяешь?
Она задумалась.
– Предполагается, что все присутствовавшие на собрании заслуживают доверия. Но лично я с ним не знакома.
– М-м-м… А какое впечатление он произвел на тебя вчера?
– Мне он понравился, хотя и спорил со мной. А ты о нем что-нибудь знаешь?
– Конечно! Я знаю его почти двадцать лет. Я-то ему верю. Но для тебя этого может быть мало. Ты в опасности, и на кону твой кислородный баллончик, не мой.
Она тепло улыбнулась:
– Манни, раз ты ему веришь, я тоже верю.
Я снова подошел к телефону:
– Проф, вы в бегах?
– Точно так, Мануэль, – хихикнул он.
– Знаете такую дыру – гранд-отель «Раффлз»? Комната «Л», двумя этажами ниже холла. Сумеете не привести хвоста? Вы завтракали? Что хотите на завтрак?
Он опять хихикнул:
– Мануэль, только ученику дано вызывать у учителя чувство, что он недаром прожил жизнь. Я знаю, где это, я замету следы, я не завтракал: я сегодня съем все, до чего смогу добраться!
Вайо начала убирать постели. Я помог ей.
– Что ты хочешь на завтрак?
– Чай и тост. Хорошо бы еще сок.
– Мало.
– Ну… тогда яйцо в мешочек. Но за завтрак плачу я!
– Два яйца в мешочек, тост с маслом и джемом, сок. Бросим жребий?
– Твои кости или мои?
– Мои. У меня они жульнические.
Я подошел к лифту доставки, спросил меню и увидел заманчивое название: «ПРИЯТНОЙ ОПОХМЕЛКИ! ПОРЦИИ ОТ ПУЗА!» Томатный сок, омлет, ветчина, жареный картофель, кукурузные лепешки с медом, тосты, масло, молоко, чай или кофе. Четыре с половиной гонконгских доллара за порцию на двоих. Я и заказал на двоих – не хотелось рекламировать, что нас трое.
Мы были чисты, мы, можно сказать, сияли, комната была прибрана и приготовлена к завтраку. Вайо переоделась из черного костюма в красное платье, «поскольку собиралась приличная компания»… в это время звякнул лифт с едой. Переодевание, между прочим, вызвало ссору. Вайо принимала разные позы, смеялась, потом сказала:
– Манни, мне ужасно нравится это платье. Как ты догадался, что оно мне пойдет?
– Исключительно по причине гениальности.
– Вполне возможно. Сколько оно стоит? Мне надо вернуть тебе деньги.
– Продажная цена пятьдесят центов в купонах Администрации.
Вайо помрачнела и топнула ногой. Нога была босая, особого шума не произвела, зато сама Вайо взмыла вверх на полметра.
– Счастливой посадки! – пожелал я ей, пока она искала, за что бы ухватиться, – ну точно новичок!
– Мануэль О’Келли! Неужели вы думаете, что я стану принимать дорогие подарки от человека, с которым даже не переспала?
– Это легко исправить.
– Развратник! Вот я расскажу твоим женам!
– Пожалуйста! Вряд ли тебе удастся открыть Ма что-нибудь новенькое.
Я подошел к лифту и начал вытаскивать из него тарелки.
В дверь постучали. Я щелкнул кнопкой устройства «болтун-гляделка».
– Кто там?
– Посетитель к gospodin’у Смиту, – раздался дребезжащий голос. – Gospodin Бернард О. Смит.
Я лязгнул запорами и впустил профессора Бернардо де ла Паса в номер. Выглядел он как утиль низшего качества: одежда грязная, сам замызганный, волосы растрепаны, один бок парализован, рука вывернута, на глазу катаракта – самый настоящий босяк, из тех, что ночуют на Дне и выпрашивают в дешевых забегаловках выпивку и маринованные яйца на закуску. Изо рта у него текли слюни.
Как только я запер дверь, он распрямился, расправил лицо, прижал руки к груди, оглядел Вайо с головы до ног, всосал в себя воздух на японский манер и присвистнул.
– Еще прекраснее, – восхитился он, – чем мне показалось вчера!
Вайо улыбнулась, несмотря на обуревавший ее гнев:
– Благодарю вас, профессор. Но не надо комплиментов. Ведь здесь собрались просто камрады.
– Сеньорита, в тот день, когда я позволю политике взять верх над моей страстью к красоте, я уйду из политики! – Он оторвал от нее взгляд и рыскнул глазами по комнате.
– Проф, старый распутник, перестаньте искать улики, – сказал я ему. – Прошлой ночью здесь занимались только политикой, и ничем, кроме политики.
– Неправда! – вспыхнула Вайо. – Я несколько часов отбивалась от него! Но он оказался сильнее. Проф, каковы партийные взыскания в таких случаях? Здесь, в Луна-Сити?
Профессор пощелкал языком и закатил глаз с бельмом:
– Мануэль, ты меня удивляешь! Это серьезное дело, моя дорогая, тянет на ликвидацию! Но сначала необходимо провести расследование. Вы пришли сюда добровольно?
– Он меня завлек!
– «Заволок», дорогая леди. Постарайтесь выражать свои мысли поточнее. Есть у вас синяки, которые можно предъявить?
– Яйца стынут, – прервал я его. – Давайте ликвидируем меня после завтрака.
– Прекрасная мысль, – согласился профессор. – Мануэль, не можешь ли ты пожертвовать своему старому учителю литр воды, дабы он выглядел более презентабельно?
– Сколько угодно, пожалуйте в ванную. Только не тяните, а то останутся вам рожки да ножки.
– Благодарю вас, сэр.
Он удалился. Послышался плеск воды, звуки стирки и мойки. Мы с Вайо накрыли на стол.
– Синяки… – скорбно сказал я. – Отбивалась всю ночь…
– Ты заслужил это, ты меня оскорбил!
– Чем?
– Тем, что не пытался оскорбить! После того, как завлек меня сюда…
– М-м-м… придется подбросить эту задачку Майку.
– Мишель поймет ее сразу. Манни, можно я передумаю и возьму ма-а-ленький кусочек ветчины?
– Половина ее твоя, проф почти вегетарианец.
Вышел проф, и хотя он не выглядел щеголем, как обычно, но все же был чист, аккуратен, причесан, появились ямочки на щеках и счастливые искорки в глазах – фальшивая катаракта куда-то исчезла.
– Проф, как вам это удается?
– Практика, Мануэль. Я этими делами занимаюсь подольше, чем вы, молодые люди. Однажды, много лет назад в Лиме – прелестный город! – я отважился прогуляться в очаровательный денек без подобной подготовки… и меня сослали в Луну. Боже, какой роскошный стол!
– Садитесь со мной, проф, – предложила Вайо. – Я не хочу сидеть рядом с ним. Он насильник.
– Послушай, – сказал я, – мы сначала поедим, а уж потом вы меня ликвидируете. Проф, накладывайте себе и рассказывайте, чем кончился прошлый вечер.
– Могу я предложить некоторые изменения в программу? Мануэль, жизнь заговорщика нелегка, и задолго до того, как ты родился, я уже научился не мешать закуску с политикой. Это снижает выработку желудочных ферментов и ведет к язвенной болезни. Язва, да будет вам известно, типичное профессиональное заболевание подпольщиков. М-м-м… рыбка пахнет изумительно!
– Рыбка?
– Этот розовый лосось, – ответил профессор, показывая на ветчину.
Наконец, насладившись завтраком, мы достигли кофейно-чайной стадии. Профессор откинулся на спинку стула и сказал:
– Bolshoyeh spasebaw, Gospazha ee Gospodin. Так фор мат, это было необычайно вкусно. Я и не упомню, когда мои отношения с миром были бы столь взаимно благожелательны. Ах да… Насчет вчерашнего вечера. Я мало что видел, ибо сразу после вашего блистательного отступления мне пришлось принять меры, чтоб сохранить свою бренную жизнь хотя бы до сегодняшнего дня, и я затаился. Нырнул за кулисы, перелетев туда одним прыжком. Когда же осмелился высунуть нос, оказалось, что вечеринка кончилась, большинство гостей разошлись, а все желтомундирники мертвы.
(Примечание: должен внести поправку. Гораздо позже я узнал, что, когда началась заварушка и я еще силился вытащить Вайо за дверь, проф выхватил из кармана пистолет и стал стрелять поверх толпы, сняв трех охранников у главного выхода, в том числе и того, что орал в мегафон. Как ему удалось протащить оружие в Булыжник или скоммуниздить здесь, я не знаю. Но проф с Коротышкой переломили ход событий. Ни один желтомундирник живым не ушел. Несколько лунарей получили ожоги, четверых убили, но остальные ножами, кулаками и каблуками кончили дело в считаные минуты.)
– Вернее, все, кроме одного, – продолжал проф. – Два казака у двери, через которую вы отбыли, получили вечное успокоение от рук доблестного камрада Коротышки Мкрума… и, к сожалению, должен сказать, что сам Коротышка лежал на их телах, умирая…
– Это мы знаем.
– Да. Dulce et decorum. У одного охранника лицо было изуродовано, но он все еще шевелился. Я позаботился о нем, свернув ему шею приемом, известным в профессиональных кругах на Земле как «стамбульский захват». В общем, он воссоединился со своими приятелями. К тому времени живые в основном покинули зал. Кроме меня, осталось совсем немного народу: председатель собрания Финн Нильсен, камрад по кличке Мамуля – так ее, по крайней мере, называли мужья. Я посоветовался с камрадом Финном, и мы заперли все двери. Нужно было решить проблему уборки. Вы знаете, что там за сценой?
– Нет, – сказал я.
Вайо мотнула головой.
– Там есть кухня и кладовка на случай банкетов. Подозреваю, что Мамуля и ее семья владеют мясной лавкой: они разделывали тела с такой быстротой, что мы с Финном еле успевали их подносить. Скорость работы сдерживала лишь производительность мясорубки и спуск продукции в канализацию. Зрелище это чуть не довело меня до обморока, и я занялся уборкой зала. Труднее всего было избавиться от одежды, особенно от этих псевдовоенных мундиров.
– А что вы сделали с лазерными пистолетами?
Проф поглядел на меня невинными глазами:
– С пистолетами? Ой-ой, они, похоже, куда-то потерялись. Мы забрали все личные вещи с тел наших убитых камрадов – для родственников, для опознания, на память. Наконец мы все прибрали; такой уборкой Интерпол, конечно, не проведешь, но явных следов не осталось. Посовещались, решили, что пока лучше лечь на дно, и разошлись поодиночке. Я, например, ушел через шлюз, расположенный над сценой и ведущий на шестой уровень. Потом попытался связаться с тобой, Мануэль, поскольку волновался за тебя и за эту бесценную леди. – Проф поклонился Вайо. – Тут в нашей истории можно поставить точку. Ночь я провел в разных укромных местечках.
– Проф, – сказал я, – эти охранники явно были салагами. Иначе мы бы с ними не справились.
– Возможно, – согласился он. – Но будь на их месте другие, более опытные, результат был бы тот же.
– Тот же? Но у них было оружие!
О проекте
О подписке