Глава VIII
За занавесками и цветами

Мэ Куи сознательно лгала. В доме мадам Лиу никто не подозревал о существовании Чу.

Юная мать Лиу Сиу овдовела несколько лет тому назад. Муж оставил ей приличное состояние, а так как в Срединной империи порядочные женщины никогда не выходят вторично замуж, она всецело посвятила себя воспитанию дочери. И Лиу Сиу выросла примерной девушкой.

Расхваливая свою барышню, Мэ Куи говорила правду. Это была одна из красивейших девушек Кантонской провинции. К тому же у нее был прекрасный ровный характер и много природного ума. Мать дала ей образование, как полагалось приличной китаянке. Но в Китае женщин не принято особенно долго учить. Они должны уметь читать, писать, рисовать и вышивать гладью. И немало пройдет времени, пока на берегах Жемчужной реки появятся женщины – врачи и адвокаты. Китайцы готовят своих дочерей к обязанностям честных жен и матерей – не больше.

Мать и дочь жили замкнуто, у них не было родственников, кроме молодого И Тэ, племянника мадам Лиу.

Это был красивый юноша двадцати двух лет, бедняк и сирота почти с младенчества. Еще мальчиком решил он стать ученым.

Благодаря помощи тетки ему удалось получить хорошее образование. Он так блестяще сдал экзамены, что, несмотря на юный возраст, был уже лиу-цаем, то есть получил ученую степень, дающую право носить на шапке один медный шарик. Эта же степень позволила ему занять место профессора астрономии при пагоде Ми.

Но, наблюдая небесные светила, И Тэ не ослеп для всего прекрасного и сразу заметил красоту Лиу Сиу. Запросто бывая у тетки, он, конечно, влюбился в свою хорошенькую кузину.

Мадам Лиу сразу заметила это чувство. Это ее возмутило. Она мечтала для своей дочери о блестящей партии и откровенно заявила племяннику, что никогда не согласится назвать его своим зятем.

И Тэ покорно подчинился. Чтобы задушить свою любовь к Лиу Сиу, он еще усерднее засел за книги и только изредка показывался в городе.

Пагода Ми очень знаменита. Туда стекаются тысячи богомольцев со всех концов Кантонской провинции. Бедные и богатые вымаливают у бога Шин Ли-бо счастья, успехов в делах либо избавления от болезней.

Однажды, окончив молитву, племянник мадам Лиу с удивлением заметил необычайно набожного богомольца, страстно взывавшего к Богу.

Это был важный пожилой человек, одетый в дорогой и красивый костюм купца. Молился он вполголоса, и И Тэ без труда узнал, что умоляет он Будду послать достойную супругу его единственному сыну.

Слова «супруга» и «свадьба» разбудили в душе И Тэ воспоминания о разбитом счастье. И невольно имя Лиу Сиу вспомнилось печальному астроному. Если он не мог на ней жениться – это не значило, что он не желал ей самого светлого счастья.

Неожиданно для самого себя он подошел к молящемуся, отвесил ему церемонный поклон и сказал:

– Я слышал вашу молитву. Верно, такова воля Будды, ибо я могу исполнить ваше заветное желание.

– Вы… Каким образом? – удивился незнакомец, с любопытством разглядывая молодого ученого.

– Да, я.

И, назвав себя, И Тэ заговорил о Лиу Сиу как о девушке, одаренной всеми достоинствами и добродетелями мира.

Говорил он так просто и горячо, что незнакомец невольно улыбнулся и сказал:

– Однако вы преданный родственник. Но почему вам не жениться на ней, раз вы приходитесь ей двоюродным братом?

– Я слишком беден, чтобы жениться, – ответил И Тэ, покраснев. – А кроме того, я решил посвятить свою жизнь науке.

– Это – другое дело. Мне остается лишь поблагодарить вас за совет, – ответил купец, наклонив голову. – Я сегодня же пошлю сваху к мадам Лиу. И если дочь ее окажется такой, как вы о ней говорите, я буду вам более чем признателен. Зовут меня Линг Тиэнло. Я – член Хоппо. А это значит, что, если этот брак состоится, я обязуюсь доставить вам самый широкий кредит.

И Тэ смутился.

Среди коммерческих объединений Кантона Хоппо было гегемоном. Хоппо получало в свою пользу все таможенные пошлины южных провинций. Хоппо нормировало цены на чай – одним словом, было своего рода государством в государстве.

Смущенный тем, что заговорил с таким важным лицом, молодой ученый стал кланяться и извиняться и почтительно вручил купцу адрес тетушки, а потом вышел из кумирни с низким поклоном, с глазами, полными слез.

Не подумав, поддался он чувству самопожертвования и слишком поздно понял, что собственными руками возвел между собой и Лиу Сиу непреодолимую преграду. Вот почему ему захотелось в последний раз увидеться с нею, рассказать ей все, что случилось в пагоде Ми, и навеки проститься с разбитой мечтой.

Не застав своих родственников дома, он снова зашел к ним на следующий день, и оба эти посещения возбудили ревнивые подозрения Красного Паука.

Между тем Линг Тиэнло не терял ни минуты. Через сутки после беседы с И Тэ почтенная и опытная сваха посетила дом мадам Лиу, и через две недели сватовство было закончено.

Линг Тиэнло пришел в восторг от Лиу Сиу, а сын его всецело положился на вкус отца и с нетерпением ждал свадьбы.

Лиу Сиу покорно положилась на выбор матери и только порою вздыхала, вспоминая бедного И Тэ. Впрочем, это не помешало ей с интересом заняться приданым как раз в то время, когда Мэ Куи дурачила влюбленного мясника.

Проспав ночь, Чу, как всегда, открыл свою лавку, и никому из покупателей не пришло в голову, какую пытку переживал он в глубине души. Маска спокойствия сковала его черты. Однако Мэ Куи не решилась показаться ему на глаза, понимая, что красная афиша должна была поразить его в самое сердце.

Прошло несколько дней. Однажды утром Мэ Куи подошла к калитке, подстерегая минуту, когда лавка Чу полна покупателей, чтобы незаметно выскользнуть из дому и сбегать за покупками в далекий квартал. Выглянув на улицу, она с удивлением заметила, что лавка остается закрытой.

Она окликнула проходящую соседку и со вздохом облегчения узнала, что Чу ликвидировал дела и выехал из города.

Одни думали, что он уехал в Америку, другие – что ему надоело сидеть на одном месте и он переселился на юг. А в общем никто не знал истины.

Мэ Куи пришла в ужас. Охваченная безотчетным страхом и угрызениями совести, она чуть не призналась мадам Лиу в своих проделках, но боязнь упреков ее удержала, и она все откладывала неприятную беседу. А потом настал день свадьбы, новые хлопоты, и неловко было расстраивать невесту. Да и сама Мэ Куи понемногу успокоилась. Она решила, что Чу покончил жизнь самоубийством и, не жалея о своей проделке, думала об одном: как бы лучше нарядиться в день свадьбы своей барышни.

Впрочем, не одна Мэ Куи забыла о Красном Пауке. И когда Лиу Сиу села в свадебный паланкин и ее унесли в дом будущего супруга, никто в городе Фун-Зи не вспоминал его нескладную фигуру.

Только уличные мальчишки нарисовали на забитых ставнях мясной огромного красного паука. И хотя дождь понемногу смыл это отвратительное изображение, Мэ Куи невольно вздрагивала от страха, выходя из калитки мадам Лиу.

Глава IX
В тюрьме

Палач исчез. Тяжело захлопнулась дверь, брякнули ржавые засовы – и Лиу Сиу осталась одна. Она сжалась на грубой циновке и просидела несколько часов не шевелясь. Напрасно силилась она собраться с мыслями. Странная пустота была в ее мозгу, и ей казалось, что она сходит с ума.

Потом, когда прошло оцепенение и она отдала себе отчет в своем положении, все ее помыслы обратились к матери. Как ей будет больно, когда она узнает, что та, чье счастье она создавала с такою нежною радостью, обвиняется в ужасном, зверском преступлении…

Потом она вспомнила прошлое, свою девичью комнатку на улице Златокузней, веселую Мэ Куи, цветы на окошке, рукоделия, бедного И Тэ, которого так безжалостно обвиняет префект, – и горькие слезы потекли из ее глаз.

Зато таинственные и страшные события брачной ночи она никак не могла припомнить. Мелькало что-то смутное, обрывчатое. Она не верила, что это правда, и, закрывая глаза, молила Будду избавить ее от этого ужасного кошмара.

Но, открывая глаза, она снова видела стены тюрьмы, и кошмар становился действительностью.

Настала ночь, а с нею – новые ужасы, не похожие на дневные.

Одна. Одна в проклятом месте, во власти палача, о котором она не могла вспомнить без дрожи отвращения.

Дрожащий свет факелов, освещавших двор тюрьмы, едва пробивался сквозь узкое окошечко. Она дрожала от голода и холода и все же не решалась притронуться к рисовой лепешке и кружке воды, которые бросились ей в глаза у двери камеры.

Ей казалось, что достаточно протянуть руку, чтобы раздавить кишащую массу грязных насекомых, густо обсевших стены. Ей казалось, что она слышит шорох их бесчисленных лапок.

А стоны осужденных доносились со двора, напоминая ей о том, что здесь страдание не знает передышки.

Ночь длилась бесконечно долго, а Лиу Сиу не сомкнула глаз. И если бы на рассвете ее заставили взглянуть на себя в зеркало, она, конечно, не узнала бы себя.

Волосы ее сбились и рассыпались по спине, и вместо роскошного свадебного наряда простая темная ткань покрывала ее фигурку. Веки распухли от слез и бессонницы, щеки ввалились и побледнели, губы дрожали от еле сдерживаемых рыданий, а атласные розовые туфельки промокли и покрылись корою грязи и крови.

В девять часов утра чьи-то тяжелые шаги остановились за дверью, скрипнули засовы, раскрылась дверь. Лиу Сиу задрожала, думая, что это палач.

К счастью, она ошиблась. В камеру вошла женщина средних лет, грязно и бедно одетая, но с добрым и грустным выражением лица. Она внимательно взглянула на арестованную и, казалось, спрашивала ее взглядом о чем-то.

Лиу Сиу почувствовала к ней внезапное доверие и, протягивая руки, жалобно прошептала:

– Я так озябла и проголодалась.

Женщина быстро подошла к ней, закутала ее шерстяным одеялом, валявшимся на скамейке, и протянула ей рисовую лепешку, жестом советуя есть.

Лиу Сиу машинально повиновалась. Но, насытившись и согревшись, она прежде всего захотела узнать все, что ее тревожило и волновало: предупредили ли ее бедную мать, когда ее будут допрашивать и долго ли ей придется сидеть в этом каземате с капающей со стен сыростью и размокшим от влаги глиняным полом, превратившимся в зловонную клоаку, потому что эта тьма, грязь и вонь сведут ее скоро с ума.

Женщина ничего не ответила, хотя лицо ее выражало самое искреннее сострадание.

– Почему вы молчите, – допытывалась Лиу Сиу, приведенная в ужас ее молчанием. – Скажите хоть словечко, умоляю. Что они хотят со мной сделать?

Женщина знаком показала, что ничего не может сказать.

– Но почему? Неужели вы боитесь?

Она грустно покачала головой и, коснувшись рта рукою, объяснила, что она нема. Лиу Сиу печально поникла головой: рухнула и эта последняя надежда.

Несмотря на это, между ней и тюремщицей скоро установился обмен мыслями. Лиу Сиу дала ей два кольца, прося продать их и купить две чистые циновки, на которых спят, пару непромокаемых туфель и чего-нибудь поесть.

Немая обещала все исполнить. Но когда Лиу Сиу попросила ее предупредить мать, она замахала на нее руками с выражением такого ужаса, что бедная женщина не посмела настаивать, подумав, что так или иначе мадам Лиу скоро узнает правду.

Или полиция нагрянет к ней с обыском, и тогда она сразу поймет, в чем дело; или же, видя, что зять не является к ней с традиционным визитом на второй день свадьбы, она пошлет на дачу Линга узнать, что случилось.

При этой мысли Лиу Сиу немного приободрилась. Но когда прошло три дня без всяких известий от матери, она снова впала в отчаяние.