ГЛАВА 3

К такому серьёзному делу следовало приступать разумно и основательно. Поэтому я приготовила несколько листов бумаги и цветные карандаши. На левом краю стола расположилась коробка шоколадных конфет с ликером, для полноты картины к ней присоединилась недопитая вчера бутылка «Хванчкары». Само собой, разумеется, нашлось место и для хрустального фужера и для тарелки с бутербродами. Получился неплохой натюрморт. Фу! Какое мерзкое словосочетание – мертвая природа! Больше не буду его произносить.

Я поменяла стул на кресло и, налив в бокал рубиновый напиток, сделала изрядный глоток, чтобы воспламенить разум для интеллектуальных изысканий. Затем забралась в кресло с ногами, взлохматила себе волосы для придания творческого вида и, добившись тем самым отдаленного сходства с Альбертом Эйнштейном, стала восстанавливать в памяти события того злополучного дня.

Итак, когда Оксана передавала мне деньги, все было в порядке. После этого я пошла в аудиторию. Там моя сумка лежала на столе, и теоретически можно было оттуда изъять деньги, пока я чертила на доске схемы, но тогда следует признать, что в этом участвовал весь курс. А это абсурд.

В перерыве я пошла на кафедру и просидела там почти все время, попивая кофе с девчонками. В дверь иногда просовывали головы настырные студенты, но мы их гнали прочь. Потом все потихоньку стали расходиться по аудиториям, а я заглянула на минутку в кабинет к Людке. А, вернувшись, застала на кафедре одну Алену, сидевшую за своим столом. Я подхватила сумку и помчалась на вторую пару.

Надо бы спросить у Алены, не заходил ли кто посторонний. СТОП! Поверить не могу. Но ведь она сама была какое-то время одна? Значит, теоретически могла порыться в моей сумке? Мы же дружим уже лет пять! Алена, от которой у меня никогда не было секретов? Ужас какой!

Алена – воровка? Я попыталась представить, как она, оставшись одна, тянется к моей сумке и вытаскивает конверт с деньгами! Миниатюрная блондинка, любившая зачесывать волосы назад, чтобы оставлять открытыми свои маленькие ушки. В чьих глазах постоянно плескалась истома, провоцирующая на заигрывания большинство мужчин. Хотя впечатление легкомысленности было обманчивым. На самом деле она являлась очень дельным психологом и хорошим преподавателем. Если это она, то все мое доверие к людям рухнет в тартарары. Неужели она хладнокровно украла мои деньги? Лично я бы от разрыва сердца умерла, если бы пошла что-нибудь красть…

Ладно, эмоции в сторону. Если я всерьез намерена этим заниматься, то зачислять в подозреваемые буду, руководствуясь не симпатиями, а рассудком. Я взяла карандаш и на листе появилась первая запись.

…На второй паре курс был другой, но ситуация та же. Из сумки, лежащей на виду у всех, трудно вытащить деньги. Поехали дальше.

На следующем перерыве меня вызвала Спирохета. Так и студенты, и преподаватели помоложе, за глаза называли ректора нашего института Светлану Аркадьевну Жеребцову. За ее вечно унылый, изможденный вид – словно только сегодня она поднялась с больничной койки после продолжительной болезни. За ее узкое, лисье личико, обрамленное прядями бесцветных волос. Хотя будь моя воля, я бы дала ей прозвище, как у Маргарет Тэтчер – Железная леди, поскольку институтом она управляла очень даже жестко.

Итак, я спустилась на второй этаж и зашла в приемную. Юлька, секретарь Светланы Аркадьевны, приветливо поздоровалась со мной и пригласила в кабинет. Спирохета, как выяснилось, решила послать меня во внеочередную командировку в наш екатеринбургский филиал и вызвала, чтобы поставить в известность. Тут из коридора послышались громкие крики. Судя по голосам, произошло что-то серьезное. Мы с Жеребцовой выскочили на шум и увидели сборище студентов. Как выяснилось, это одной из первокурсниц внезапно стало плохо, и она упала, ударившись головой об пол. Какое-то время мы организовывали помощь, затем вернулись в ректорский кабинет.

Оттуда как раз вышел Жора Кеосаян, фаворит Жеребцовой. Что фаворит – это было совершенно ясно. Мы же психологи! Да, да! На дворе двадцать первый век, а у нас, в отдельно взятом институте, все еще феодализм и фаворитизм.

Он, как заводной, постоянно бегал по институту, с озабоченным видом. Уж какие он дела при этом решал, мне было неведомо, да и знать не хотелось. А поскольку считал он себя совершенно неотразимым, то одновременно с беготней старался оказывать знаки внимания всем дамам, находившимся в поле его зрения.

Я никак не могла понять, как необразованный парень двадцати пяти лет от роду, типичный представитель торгового племени и горожанин в первом поколении устроился личным водителем ректора петербургского института. Но, исходя из принципов фаворитизма, не удивилась бы, узнав, о назначении Кеосаяна в ближайшем будущем преподавателем. Кроме того, меня слегка передергивало от его невероятной волосатости. Казалось, что ему не надо бриться только вокруг глаз. Тем не менее, многим моим знакомым он нравился.

Завидя нас, он радостно осклабился.

– А я к вам забегал, да? Светлана Аркадьевна, мне деньги, понимаешь, нужны. А в бухгалтерии не дают.

– Хорошо, Жора, я позвоню сейчас, – ласково сказала Жеребцова и пошла в кабинет. Я двинулась было следом, но этот юный самец удержал меня за руку и игриво ущипнул. Хамить, или устраивать скандал лишний раз не хотелось, и я попыталась отшутиться:

– Вам, Жорик, известно что вчера Государственная Дума приняла долгожданный закон о сексуальном домогательстве на работе? За то, что вы меня ущипнули – легко можете получить два года! Так как: мне в суд подать, или вы отпустите мою руку?

Он недоуменно поморгал своими длиннющими ресницами, пытаясь переварить информацию, а затем, обиженно хмыкнув, отстал от меня и переключился на Юлю. Я же гордо подняв голову, прошествовала к Жеребцовой.

Закончив обсуждение занятий, предстоявших в Екатеринбурге, я покинула ректорат, не забыв сумку, и пошла вести семинар у своей группы. СТОП! Сумка лежала на столе в кабинете у Светы Спирохеты. Юля могла зайти? Могла. Да она в обморок упадет при одной мысли о краже. Но ведь она оставалась одна в своем предбаннике? Оставалась. Ладно, пусть мое подозрение падет и на нее.

Я с удовольствием сделала глоток вина, закусила сырным ломтиком и пустилась в дальнейшие размышления.

А как долго находился реактивный Кеосаян в кабинете Жеребцовой? Он знал о том, что я сегодня покупаю машину? Наверняка знал. И завидя мою любимую сумку, невероятно красного цвета, единственную на весь институт, вполне мог в ней пошариться. Уж этот точно мог. Недаром он у меня всегда вызывал интуитивное подозрение.

А сама Спирохеточка? Ведь тоже была наедине с моей сумкой! А может, вообще это все было подстроено ею? То, что Жора меня задержал? Нет, это уже патологический бред. Тем не менее, внесем в кондуит и собственную начальницу.

Да, список растет. Кошмар какой-то. А ведь я еще в конце рабочего дня умудрилась в бухгалтерии сумку забыть. Я туда зашла передать бумаги, да заболталась с Тамарой Семеновной о предстоящем дачном сезоне, о посадках и удобрениях. Так и забыла о сумке, лишь на улице вспомнила и опрометью кинулась обратно. А уже на лестнице чуть не столкнулась с Бобром.

Это прозвище институтского завхоза Игоря Леонидовича Боброва. Он удивительным образом походил на зверька давшего ему фамилию. Коренастый, толстый, с большой плешивой головой, постоянно задранной кверху, он ходил по институту, переваливаясь с ноги на ногу – ну точь в точь бобер, только сзади не хватало большого плоского хвоста.

– Вот, Лерочка, вы сумку забыли. А я иду себе спокойно, как вдруг Тамара выскакивает и просит меня догнать вас. Да куда мне, пожилому человеку за вами угнаться. Думал, может, на вахте оставлю.

Тогда я его поблагодарила и спокойно покинула институт. А вот сегодня у меня появились вопросы. Почему Тамара Семеновна не оставила мою сумку у себя? Почему она не послала с ней какого-нибудь студента, а выбрала именно Боброва. Глупость какая-то. Неужели на этаже не было ни одного хоть самого завалящего студентика? Да и сам Игорь Леонидович с каких это пор в рассыльные заделался? Так уж услужить мне хотел?

Очень бы хотелось задать эти вопросы прямо в лоб. Но, увы, сие невозможно. Я не милиционер и сослаться на интересы следствия, как это делают в фильмах, не могу. А, кроме того, расследование следует производить в тайне. О, как!

Итак, подводим итоги, круг подозреваемых оформился. Я подумала, подумала и расположила их по степени подозрительности. Список стал выглядеть следующим образом:

1. Жора Кеосаян – водитель ректора

2. Светлана Аркадьевна Жеребцова – ректор института

3. Игорь Леонидович Бобров – завхоз института

4. Юлька Лютикова – секретарь ректора

5. Тамара Семёновна – бухгалтер

6. Алена Скороходова – коллега и подруга

Вот так. Шесть человек, много это или мало? Посмотрим.

Я подлила еще немного вина в бокал и откинулась в кресле. Черкасов предложил протестировать их всех. А что? Интереснейшая мысль. Конечно, нужно подойти ко всем индивидуально. Будем считать, что это творческое задание для меня. Только на кону стоит не просто желание воскликнуть: «Ай да я! Ай да молодец!», а возврат семи тысяч долларов. Сегодня пятница и в институт я поеду только в понедельник. Так что время еще есть.

Я достала из секретера папки с материалами и стала готовиться к этим столь важным для меня встречам. Итак, на первом этапе следует отсеять агнцев от козлов.

…Когда вернулась от подруги дочка, мне пришлось оторваться от своих наполеоновских планов и посвятить вечер установлению в семье мира и спокойствия. Ибо сказано в одном военном трактате: тот воин побеждает, у кого в тылу все спокойно. Это я сама придумала. Правда, здорово?

А уже когда в девятом часу домой заявился ненаглядный, слегка навеселе, зато с большим тортом и букетом роз – начался один из маленьких домашних праздников, когда все друг друга любят и стараются предугадать малейшие желания. На высочайшей ноте идиллических семейных отношений мы разошлись в первом часу ночи. Сережка и Натка – спать, а я – мыть посуду…

…Езда в автомобиле предполагает получение удовольствия. Но я пока никак не могла этого ощутить. Только природное упрямство заставляло меня не бросить руль и не разрыдаться от собственного бессилия, а километр за километром постигать искусство вождения. В конце концов, я уже многого достигла – почти выучила дорогу к институту.

И каждый раз, завидев два унылых, выкрашенных в серый цвет, четырехэтажных корпуса, на которых гордо красовалась золоченая табличка «институт прикладной психологии», я испытывала дикую радость – вот ведь, опять добралась!

Именно так и прошли у меня суббота и воскресенье – я привыкала к ласточке и к дороге. В общей сложности удалось прокатиться взад-вперёд четыре раза, при этом был установлен маленький рекорд – всего лишь два часа и пять минут затратила на езду в один конец. Правда, на перекладных до института все еще можно побыстрее добраться.

– А на бензин сколько ушло денег? – осуждающе погрозил пальцем Верницкий, когда я решила похвастаться результатами.

Но я только отмахнулась от него. Что толку разговаривать с человеком, который не может понять, что такое скорость?

Так что к началу рабочей недели я ощущала себя за рулем гораздо увереннее. А, кроме того, в моей голове за выходные окончательно созрел план боевых действий.

В понедельник у меня в графике стояли две лекции первой и третьей парами, что обеспечивало полтора часа с лишком, для занятий личными делами…

…Как тигр, ищущий добычу, я рыскала по институту в поисках Бобра. И, наконец, нашла его в подвале соседнего корпуса, где он беседовал на повышенных тонах с каким-то высоким широкоплечим незнакомцем. Неизвестный, по своему типажу, напомнил мне слащавых любовников из фильмов шестидесятых годов. Фу, терпеть не могу таких мужиков. Тем не менее, я подошла и, вежливо извинившись, спросила:

– Игорь Леонидович, когда вы вернетесь в наш корпус, вас нельзя попросить заглянуть к нам на кафедру?

– А что случилось? – довольно недружелюбно отреагировал он на мое обращение.

– Ничего не случилось, просто вы своим посещением окажете мне большую услугу. И я буду вам очень признательна за это. Это для моей диссертации.

– А-а-а! – протянул Бобер. – Ну ладно приду. Вот сейчас закончу и приду.

Вообще для завхоза все, чем мы занимались в институте, было темным лесом. Он в это не вникал. Главное, по его мнению – это чтобы хозяйство было исправным. Всякие трубы, столы, двери. Единственное, к чему он относился с вниманием – была диссертация. К этому термину он испытывал глубочайшее почтение, непонятно впрочем, на чем базирующееся.

Я вернулась в свой корпус, выяснила какая из аудиторий пустая и перенесла туда чайник с чашками и купленное заранее печенье. А потом вышла в коридор и стала дожидаться Бобра. Едва он появился на нашем этаже, как я его затянула в аудиторию и, первым делом угостила чаем. Он, все это знали, любил почаевничать, чем я и воспользовалась, чтобы добиться его расположения.

Конечно, если деньги украл он, то должен бы насторожиться! Но с другой стороны, он ведь не знает, что я его подозреваю. Поэтому должен быть естественным. Хотя это я думаю, что он должен быть естественным. А вдруг он от меня только и ждет каверзу?

Однако ничего страшного не случилось. Бобер уселся за преподавательский стол, перевернув стул спинкой вперед, и принял из моих рук чашку. Он стал пить чай, шумно прихлебывая, и при этом сосредоточенно обгрызая печенье по краям, словно ребенок.

– Ну, так какое дело-то? – спросил он, когда выдул половину чашки.

– Понимаете, Игорь Леонидович, я пишу диссертацию, в которой затрагиваются особенности разных возрастных и социальных категорий при составлении тестов. Так вот у меня не хватает материала, а сегодня надо сдавать главу. Поэтому не могли бы вы помочь мне в проведении еще одного теста?

Ух, и завралась же я, чуть сама не запуталась.

– Делать-то чего? – прервал мои разглагольствования завхоз.

– Я буду диктовать вам слова, а вы мне в ответ тоже будете называть слова, любые, которые вам придут на ум, главное – это отвечать, быстро, не задумываясь.

– И долго? – подозрительно прищурился Бобер.

– Нет, минут десять, пятнадцать, – успокоила я его.

– Ну ладно, говори свои слова, – разрешил, подобревший после чая, подозреваемый.

Я включила заранее приготовленный диктофон и, взяв в руки листок со словами, начала размеренно читать:

Самолет… дверь… лес… любовь… война… стул… облако… улыбка… институт… конверт… рука… доска… лопата… земля… волк… кирпич… плакат… цветок… деньги… одеяло… водка… ребенок… доллар… кошка… наркотик… скрипка… дорога… сумка… солнце… тряпка… день… машина… пистолет…

Я еще долго диктовала, а Бобер послушно отвечал, иногда только прерывая размеренный ритм вопросами, по типу: чего, чего?

Но вот поток припасенных мною слов иссяк, и я выключила диктофон:

– Все. Спасибо, Игорь Леонидович.

– И что вы будете делать теперь с этими словами? – поинтересовался он.

Я не видела причин лукавить, поэтому искренне объяснила:

– Ну, дома я стану смотреть, где вы отвечали неадекватно, отыскивать всякого рода нестыковки. Разложу их и посмотрю, что у вас вызывало наибольшие опасения. А на основе этого сделаю далеко идущие выводы.

– Это как это? – нахмурился завхоз.

– Вот смотрите, к примеру, – решила я пояснить. – Я произнесла «кирпич». По логике вы должны ответить или «стена», или «дом», или «глина». В общем, что–либо родственное, сопутствующее. А вы вместо этого выдали слово «машина», значит у вас последние по времени ассоциации связаны не с собственно строительством, а с транспортировкой. Верно?