Rena Kornreich Gelissen

Heather Dune Macadam

Rena’s Promise

© by Rena Kornreich Gelissen and Heather Dune Macadam, 1995, 2015

© Г. Л. Григорьев, перевод, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

* * *

Проза истории

В феврале 1942 г. германское министерство иностранных дел обратилось к правительству Словакии с официальной просьбой отправить в Германию на работу 20 тысяч молодых и здоровых евреев. Правительство Словакии согласилось и обязалось перечислить Германии по 500 рейхсмарок за каждого депортированного, якобы в виде возмещения расходов на профессиональное обучение высланных евреев и их устройство на новом месте. Фактически эти деньги были уплачены за данную нацистами гарантию, что депортированные никогда не вернутся в Словакию, а на оставленную ими собственность не будут предъявлены претензии. С 26 марта до конца июля 1942 г. из Словакии в оккупированную немцами Польшу были высланы около 54 тысяч евреев; их доставили в Освенцим…, где практически всех уничтожили (ЭЕЭ). Как в любом последовательном плане по уничтожению народа, минимальные шансы на выживание имели именно женщины.

Рена, чьи воспоминания легли в основу этой книги, – одна из этих 54 тысяч. История Рены – это история стойкости, любви и сопротивления логике нацистского геноцида.

Дорогие мама и папа!

Эта книга посвящается вам.

Я пятьдесят лет мысленно рассказывала вам эту историю.

Наконец-то она опубликована, и мне больше не надо передавать ее из уст в уста.

С любовью к вам. Рена

А это для Данки:

Без тебя не было бы и самой истории.

Общего у людей все-таки больше, чем того, что их разъединяет.

И никто из нас не должен вставать над другими.

– Майя Энджелоу

Когда появится пришелец в земле вашей, не притесняйте его.

Пришелец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что местный житель: любите его, как себя…

– Левит 19:33–34

Предисловие

Мое сердце не настолько велико, чтобы вмещать в себя еще и ненависть.

Ненавидеть – значит позволить Гитлеру одержать победу.

– Рена Корнрайх Гелиссен

– А вам-то что до всего этого?

Такой вопрос задала мне одна женщина, когда мы стояли на крыше бруклинской многоэтажки, где я со своими гостями отмечала двадцатилетие выхода в свет «Клятвы». Эту женщину (не стану называть ее имя) только что представили мне как человека, хорошо известного в кругу людей, переживших Холокост. Ну как же: при чем тут вообще я – американка-нееврейка (то есть шикса^[1], чего уж там!), которая просто выступила техническим соавтором?

До того момента мне никогда не приходило в голову, что Холокост может восприниматься как нечто сугубо личное – то, чем не стоит делиться с остальным миром.

В те времена, когда я писала текст первого издания, у меня не было денег, чтобы съездить в Польшу, а в 1995 году, когда книга вышла, я – хотя меня звали с собой Питер Маттиссен^[2] и дзенские миротворцы – не смогла поехать в Аушвиц, поскольку чувствовала себя интеллектуально и эмоционально не готовой к встрече с этим страшным местом. Для того чтобы решиться на такую поездку, мне потребовалось почти 20 лет. В 2012 году я, наконец, нашла в себе силы для нее, но сперва заехала в словацкий город Попрад, откуда отправился в свое время в лагерь первый состав с 998 девушками.^[3] Я прибыла в Попрад накануне семидесятой годовщины этого события и обнаружила, что я далеко не единственный человек, отдающий дань памяти тем временам. Горели свечи, лежали цветы у памятной доски с надписью: «Здесь была железнодорожная станция, с которой 25 марта 1942 года в концентрационный лагерь Аушвиц отбыл первый состав с тысячей словацких еврейских девушек». Печальную годовщину в Словакии отмечали широко. Поезд памяти, следующий из Попрада в Аушвиц, вмещал в себя выживших бывших узников, а также студентов, историков и следопытов. В мероприятии приняли участие даже премьер-министр Словакии Ивета Радичова и ее заместитель Ян Фигель. В Восточной Европе всё, что связано с первым составом, широко известно – но на Западе я то и дело встречаю людей, которые никогда не слышали о том, что в первом «еврейском» составе, следующем в Аушвиц (как, впрочем, и в следующих трех, отправленных из Словакии), находились только женщины. К 3 апреля 1942 года в Аушвице было уже 4760 евреек.

Тем вечером, когда я приехала в Попрад, произошло еще одно событие. Я обнаружила там родных Аделы Гросс, а они познакомились со мной. Оставшиеся в живых родственники Аделы каждый год посещают Попрад, чтобы почтить память семнадцатилетней сестры и тети, потерянной ими в 1942-м. В 70-ю годовщину – то есть 70 лет спустя – они узнали, наконец, что случилось с Аделой в Аушвице: узнали благодаря этой книге.

После той моей поездки я нашла и других людей, чьи матери и другие родственники оказались вместе с Реной в первом составе. От одного из них я узнала, что в архивах Яд Вашем^[4] в Израиле хранится оригинал списка, содержащего имена всех 998 женщин из первого состава. Так был получен дополнительный материал для настоящего переиздания книги с точной информацией о первых еврейках в Аушвице. Сегодня нам известно, что в первом составе находились 297 девушек-подростков, 521 женщина в возрасте «за двадцать», 151 женщина «за тридцать», 40 женщин «за сорок», а одной женщине (ее звали Этела Ягерова) было 58 лет. Может, она заняла место, спасая дочь или внучку? Мы никогда об этом не узнаем; нам известно лишь, что она погибла 5 сентября 1942 года.

Одним из самых поразительных фактов было то, что многие девушки в первом составе ехали со своими родственницами, и именно поэтому данная книга имеет подзаголовок «История двух сестер, выживших в Освенциме». Это не просто история о Рене и ее сестре Данке. В лагере находилось множество других сестер, включая Эрну и Фелу Дрангер (они, как и Рена с Данкой, тоже родом из польского городка Тылич), а также сестер Шварцовых – Мими (№ 1066), Целию (№ 1064), Регину (№ 1065), – все трое чудесным образом выжили.

Лидия Марек, которая помогла мне найти этот список через Яд Вашем, – это дочь Марты Мангеловой (№ 1741), которая пережила Аушвиц вместе с семью двоюродными сестрами благодаря тому, что одну из них назначили старостой блока и ей удалось переместить в свой блок всех родных, так что она могла за ними присматривать. Есть и другие удивительные примеры выживания, но у большинства девушек, оторванных от семей в марте 1942-го, жизнь оборвалась в Аушвице.^[5]

Так почему же эта история столь важна сегодня? Зачем нам уделять внимание судьбам тех молодых женщин? «Вам-то что до всего этого?» Я надеюсь, данная книга поможет читателю найти ответы на эти вопросы.

После 1995 года многие бывшие узники, пережившие Холокост, опубликовали свои воспоминания о том, как им удалось уцелеть. Они хотели донести свои истории до грядущих поколений. Но рассказ Рены все равно остается уникальным – и не только потому, что она провела в лагерях много времени, но еще и потому, что она оказалась в числе доставленных туда первым составом (историки используют термин «первый зарегистрированный случай массовых перевозок»).^[6]

Поскольку время пребывания Рены в лагерях было столь долгим, мне пришлось отказаться от примечаний в конце книги и использовать сноски внизу страниц, чтобы отслеживать хронологию. Выстроить повествование во времени – задача невыполнимая, если в твоем распоряжении нет того или иного исторического контекста, и порой единственным источником, позволявшим датировать события, оказывались погодные данные. Имея готовую хронологию, читатель получит возможность рассматривать события в контексте – возможность, которой Рена была лишена в лагерях. Кроме того, прибегая к архивам погодных сводок, я сделала все возможное, чтобы описываемые события – если известна дата – соответствовали реальным климатическим условиям той местности.

Двадцать лет назад, когда писалась эта книга, у нас не было доступа ко всей информации. Кроме рассказа самой Рены мы использовали работы историков Дануты Чех, Джона Рота и Кэрол Риттнер – вот практически и все наши источники. Ирена Стржелецкая, которая в то время руководила исследовательской работой в Государственном музее Аушвиц, до знакомства с Реной никогда раньше не встречалась ни с кем из первого состава и использовала фрагменты ее истории в своих разделах книги «Трагедия евреев Словакии. 1938–1945».

Часть этой трагедии состояла в том, что словацкое правительство продавало евреек в рабство РСХА (германскому Главному управлению имперской безопасности) и они потом бесследно исчезали из жизни своих семей и из истории. Сегодня мы можем вернуть этих женщин в историю. Мы знаем о них и можем почтить их память, вспомнив их имена.

В рассказах уцелевших женщин немало говорится о том, как узницы помогали выжить своим родным и подругам. Однако они относились к поколению женщин, в большинстве своем предпочитавших хранить молчание о выпавших на их долю испытаниях – некоторые стремились уберечь от этого своих детей или мужей, другие просто не хотели вспоминать те страшные годы, проведенные в лагерях. Я однажды познакомилась с женой раввина, которая никому из синагоги ни разу не обмолвилась, что была в первом составе, следующем в Аушвиц.

Рена решила рассказать свою историю по нескольким причинам, но самой важной из них было желание воздать дань памяти всем тем людям, которые ей помогали. И именно это ее бескорыстие побудило меня целиком отдаться работе с ее историей. Наше сотрудничество началось не с юридического договора, а с рукопожатия, и поскольку я была бедной студенткой, получавшей минимальную зарплату в копировальном салоне, Рена и ее муж Джон каждый месяц давали мне по 50 долларов на бензин. Вот так все это и происходило. Каждую субботу, оставив рабочую неделю позади, я с утра садилась за руль, проезжала 265 километров до дома Рены и Джона и слушала ее рассказы. Уже после выхода книги я много лет ездила к ним в гости – на дни рождения и другие праздники или просто потому, что мы соскучились друг по другу.

Самое главное, о чем Рена хотела рассказать читателю, – это множество маленьких подвигов, которые спасли ей жизнь. Те, кто помогал ей, часто были обычными сельскими жителями, военнопленными, необязательно евреями. Идет ли речь о польке, которая тайком передала ей две картофелины и два вареных яйца во время Марша Смерти, или о лекарствах, что добыли для нее другие узники, когда она работала на сушке белья, – каждый из этих поступков был не менее значим для Рены, чем для истории монументальные подвиги Оскара Шиндлера или короля Дании. Картошка, которую украдкой сунула ей полька, дала Рене мужество продолжать жить и стала пищей не только физической, но и духовной. Этот жест сказал ей: «Я вижу тебя. Ты голодна. Ты человек».

Кроме того, Рена, рассказывая нам свою историю, надеялась, что это поможет ей ослабить боль и горечь ее воспоминаний. Когда мы писали книгу, ей часто снились кошмары, и с утра она первым делом звонила мне – сообщить, что вспомнила еще один случай, о котором забыла упомянуть на прошлых выходных. Боль воспоминаний полностью не исчезла, но Рена много раз отмечала, как помогают ей письма читателей. В минуты депрессии или тоски она зачитывала их мужу. Со мной они частенько делились по телефону очередной порцией почты, пересказывая, что они написали в ответ каждому из читателей. Свои ответные письма она всегда заканчивала словами: «С любовью к вам. Рена», поэтому мы поместили репринт этой подписи на титульном листе.

В эти простые слова Рена вложила всю душу: именно любовь к людям руководила ею, когда она стремилась поведать им о пережитых ужасах. «Клятва» – это ее письмо вам.

Одна из моих любимых историй про Рену – ее беседа со студентами-психологами из Университета Брауна. «Я чувствовала себя такой дурой среди этих умных ребят, – рассказывала она мне. – Я не знала, как отвечать на их вопросы. Они спросили, как мне удалось оправиться от Аушвица, а я им ответила, что родила детей».

Но разве это глупость? Да, у нее всего восемь классов школы, да, она чувствовала себя «деревенщиной неотесанной» среди более образованных людей, но она поняла и донесла до молодых людей главное: единственный способ пережить геноцид – это создать новую жизнь, изжить ненависть и заполнить ее место любовью. Это ее завет нам.