Он стоял перед ним, и казалось, что само небо прогибалось под тяжестью его шпилей. Стены, сложенные из черного камня, покрытого жилками, словно вены, пульсировали. Каменная кладка дышала, выпуская клубы пара с запахом гниющего мяса. Ворота замка были не из дерева или металла – они были сплетены из костей. Берцовые, плечевые, позвоночники, перекрученные в чудовищный узор. Над аркой висели черепа, их глазницы светились тусклым малиновым, как тлеющие угли.Сумрачный Замок.
Он отпрянул, сжимая меч, но мертвец не встал. Вместо этого шрам на его шее разверзся, выпустив черных жуков с блестящими панцирями. Они кишмя ползли из раны, сливаясь в живой поток, и исчезали в щелях между камнями мостовой. Шрам на его собственном запястье ответил жжением – будто под кожей копошилось что-то похожее.Труп у его ног дернулся.
– Войди, – прошелестели костяные ворота. Голос принадлежал не человеку. Это был скрип суставов, треск ребер, стук зубов.
Он переступил порог.
Внутри царил полумрак, пропитанный сладковатым запахом разложения. Сводчатый потолок был усеян крючьями, на которых висели тела. Не трупы – живые. Их кожа была прозрачной, как пергамент, сквозь нее просвечивали синие вены и черные опухоли, пульсирующие в такт чужому сердцебиению. Глаза мертвецов следили за ним.
– Он вернулся… – застонал один из них, мужчина с вырванным языком. Кровь стекала по подбородку, капая в лужицу у его ног.
– Сожги его… Сожги, пока он не вспомнил… – прошипела женщина с выколотыми глазами. Ее пальцы скребли по камню, оставляя кровавые полосы.
Он шел вперед, стараясь не смотреть вверх, но голоса преследовали его:
– Она ждет… Она все помнит…– Ты убил нас… – Ты обещал спасти…
Коридор вывел его в зал с троном. Не было золота, бархата или мозаик – трон был высечен из гигантского клыка, испещренного трещинами. На нем сидела фигура в ржавых доспехах. Шлем скрывал лицо, но из-под забрала сочилась черная жижа. В руках – меч, проржавевший до дыр.
– Ты опоздал на пир, – сказал рыцарь. Его голос звучал как скрежет железа по камню. – Но мясо еще теплое.
Рыцарь указал мечом на центр зала. Там, на столе из человеческих спин, лежало тело. Женщина. Ее живот был вспорот, ребра раздвинуты, как крылья, обнажая пустоту внутри. На шее – спиральный шрам.
– Твоя жена, – рыцарь поднялся, доспехи скрипя и осыпаясь ржавчиной. – Она звала тебя, когда мы вырезали из нее дитя. Говорила, что ты придешь. Но ты…
Внезапно шрам на запястье взорвался болью. Он упал на колени, вскрикнув. В глазах потемнело, и он увидел:
Он сам стоит в этом зале, но стены еще не покрыты кровью. Женщина с шарфом на шее (чтобы скрыть шрам?) протягивает ему ребенка. Младенец плачет, но звука нет. Потом – крики. Тени врываются в зал. Он бросается к жене, но меч рыцаря пронзает ее грудь. Ребенка вырывают из его рук. Кровь. Столько крови…
Видение исчезло. Рыцарь стоял над ним, занося меч.
– Ты забыл. Но замок помнит.
Он уклонился, клинок вонзился в пол, высекая искры. Рванувшись к столу, он схватил окровавленный нож, валявшийся рядом с телом женщины, и вонзил рыцарю в шею.
Из раны хлынули личинки. Они падали на пол, извиваясь, и превращались в пепел. Рыцарь рухнул, шлем откатился, обнажив пустоту – внутри доспехов не было тела.
Он бежал, держа в руке нож, на лезвии которого был выгравирован тот же спиральный символ. Шрам горел, но теперь боль была иной – наказание за воспоминание.
Зал сменился лестницей, ступени которой были покрыты волосами. Они цеплялись за сапоги, шепча:
– Она наверху… Она все видит…
На верхней площадке он нашел ее.
Комната была уставлена зеркалами. В каждом – отражение женщины из его видений. Но не живой. Ее кожа была содрана, мышцы обнажены, глаза заменены кровавыми ягодами болиголова. Она сидела за прялкой, нитью служили человеческие жилы.
– Ты вернулся, чтобы закончить начатое? – она повернула голову, и плоть на шее затрещала.
Он молчал, сжимая нож.
– Ты хотел спасти нас от цикла, – ее пальцы дернули нить, и где-то в замке раздался вопль. – Но ты лишь подлил масла в огонь. Теперь наш сын стал частью Леса. Его корни прорастут через твои глаза.
Она встала, и ее тело рассыпалось, как труха. Остался лишь шарф – тот самый, из воспоминаний. Он поднял его. На шелке кровью было выведено:
«Спираль не имеет конца».
Замок затрясся. Зеркала треснули, и из щелей поползли тени. Те самые, что преследовали его в пещере. Но теперь их рты были полны зубов – человеческих.
Он побежал, не разбирая пути, пока не наткнулся на дверь, запертую цепями. Шрам на запястье вспыхнул, и цепи распались в прах.
За дверью его ждала она – женщина из колодца.
– Ты начинаешь понимать, – сказала она, гладя рукой воздух, где висел портрет. На холсте был изображен он сам, с ребенком на руках. Но лицо младенца было искажено – рот растянут в вечной гримасе ужаса.
– Кто вы?! – выдохнул он.
– Я – твоя вина, – она улыбнулась, и из ее рта выполз многоножка. – А это…
Она указала на тени, заполнявшие коридор.
– …твои дети.
Первая тень прыгнула.
Тени набросились, но их когти прошли сквозь него, как сквозь дым. Он не почувствовал боли – лишь ледяное касание, высасывающее тепло из костей. Вместо крови из ран сочилась черная слизь, густая и пахнущая медью. Женщина из колодца наблюдала, ее лицо расползалось, как воск, обнажая под кожей клубки червей, шепчущих на языке, которого не должно существовать.
– Они не могут убить тебя, – ее голос звенел, как разбитое стекло. – Ты уже мертв. Ты всегда был мертв.
Он отшатнулся, спина уперлась в стену. Но стена не была камнем – она пульсировала, как гигантская артерия, покрытая бледными сосцами, из которых сочился желтый гной. Потолок над ним дышал, расширяясь и сжимаясь, а пол под ногами превратился в слизистую пленку, сквозь которую проглядывали звезды. Не те, что на небе – эти были глазами, холодными и многогранными, наблюдающими из бездны.
«Это сон», – подумал он, но мысли тут же рассыпались, как песок. Его разум цеплялся за обрывки логики, как утопающий за соломинку.
– Беги, – прошипели тени, их рты растягивались до ушей, обнажая зубы, на которых были выгравированы те же спирали. – Беги, пока Бездна не разглядела тебя.
Он побежал. Коридоры замка изгибались вопреки законам пространства: лестницы вели вниз, чтобы выбросить его наверх; двери открывались в стены; окна показывали пейзажи, которых не могло быть – города из костей, моря из слез, небо, затянутое кожей.
Вдруг он оказался в библиотеке. Полки тянулись в бесконечность, уставленные не книгами, а скрижалями из плоти. На их «страницах» пульсировали вены, а буквы были выжжены кислотой. Он прикоснулся к одной – кожа скрижали сжалась, и из ранок брызнула черная жидкость. На миг перед глазами возник образ:
Он стоит на краю пропасти, а снизу, из тьмы, поднимается Оно*. Тело – гора гниющего мяса с тысячами щупалец вместо лица. Каждое щупальце заканчивается ртом, который шепчет его имя. Нет, не имя – звук, от которого трескается разум.*
– Ты звал нас, – заговорили скрижали хором. Их голос был как гул колокола, погребенного под землей. – Ты прочел Тайное Имя. Ты разорвал Завесу.
Он схватился за голову, чувствуя, как череп трещит по швам. В ушах звенело, а в глазах плясали тени существ, для которых смерть – лишь начало.
– Я не звал! Я ничего не помню! – закричал он, но библиотека рассмеялась. Смех исходил отовсюду: из трещин в полу, из воздушных карманов между молекулами, из его собственного горла.
Он вырвался наружу, в зал, которого раньше не видел. Посреди комнаты стоял алтарь из черного камня, испещренный спиралями. На нем лежало существо – не человек и не зверь. Его тело состояло из сросшихся органов: сердце билось вне грудной клетки, кишки вились вокруг шеи как шарф, а вместо головы росла ветвистая опухоль, усеянная глазами.
– ПРИНОШЕНИЕ… – проревело существо, и глаза на опухоли повернулись к нему.
Он попятился, но алтарь притягивал, как магнит. Ноги двигались сами, вопреки воле. Его рука с ножом поднялась, дрожа, к собственной груди.
– Нет! – он укусил себя за запястье, боль вернула контроль. Нож упал на пол, и алтарь взвыл.
Из тени за алтарем вышла фигура. Не тварь – нечто хуже. Его разум отказался воспринимать ее целиком: то она казалась гигантским насекомым с крыльями из пергамента, то стариком с лицом, покрытым шрамами-спиралями, то просто пустотой, обернутой в плащ.
– Ты начал Игру, – сказала фигура. Ее голос был тихим, но каждое слово прожигало мозг, как раскаленный гвоздь. – Но правила изменились. Бездна проснулась. Она голодна.
– Кто вы?! – выдохнул он, чувствуя, как слезы смешиваются с кровью, стекающей из носа.
– Мы – Смотрители. Те, кто стережет Пороги. Ты разрушил Один. Теперь Другие жаждут возмездия.
Фигура протянула руку – или то, что он принял за руку. Ее пальцы были слишком длинными, суставы двигались в обратную сторону.
– Возьми. Это твое.
В ее ладони лежал глаз. Его глаз. Тот, что он потерял в пещере, еще до пробуждения.
О проекте
О подписке