Глава 2

В одну минуту седьмого я услышал шум лифта, в котором спускался Вулф, но был уже настолько погружен в дела, что не смог оторваться даже на секунду, чтобы повернуть голову и наблюдать за его появлением в кабинете. Я следил за ним на слух. Вот он приближается к столу, усаживается в кресле, рассчитанном на его вес четыре тысячи унций, устраивается поудобнее и нажимает на звонок. Вот с кряхтеньем тянется за книгой, которую читал и оставил двумя часами ранее, заложив ее фальшивой десяткой с автографом прежнего министра финансов, расписавшегося на ней красными чернилами в знак признательности за оказанные услуги. Затем я услышал, как Вулф обращается к Фрицу, когда тот принес пиво:

– Фриц, это ты оставил здесь деньги?

Естественно, тут уж я вынужден был вмешаться и оторвался от своих трудов:

– Нет, сэр, это я.

– Вот как? Благодарю, Фриц.

Вулф достал из ящика восемнадцатикаратную золотую открывашку, откупорил бутылку и налил пиво в стакан. Фриц удалился. Вулф дал немного осесть пене, но не до конца, и сделал два солидных глотка. Поставив пиво, он постучал пальцем по новеньким – не поддельным – купюрам, по-прежнему лежавшим веером под пресс-папье, и спросил:

– Ну? Что за вздор?

– Никак нет, сэр.

– А что же тогда?

И тут я с пылкой искренностью произнес:

– Я признаю, сэр, всю справедливость слов, сказанных вами в пятницу. Ну, относительно моих непомерных трудов и остатка на счете… Мне и вправду горько. У меня такое чувство, что я не вношу своего вклада в общее дело, в то время как вы по четыре часа в день обливаетесь по́том наверху, в оранжерее. Вот я сидел здесь и обдумывал все это… Нечасто на мою долю выпадают такие тягостные раздумья… И вдруг звонок в дверь. – На мое вступление Вулф отреагировал вполне предсказуемым образом: принялся читать, обратившись к отмеченному месту, но я продолжил: – На пороге стояла человеческая особь женского пола на третьем десятке, с потрясающими глазами, прекрасной фигурой, лакированными кожаными чемоданом и шляпной коробкой. Она громко заявила о своем знакомстве с домом, вами и мной, обнаружив завидную начитанность. Я привел ее сюда, и мы мило поболтали. Она не назвала своего имени – не сообщила о себе вообще ничего. Ей не нужен ни совет, ни информация, ни услуги детектива – решительно ничего. Все, что ей требуется, – это стол и кров на неделю. Причем столоваться она желает у себя в комнате. Ей приглянулась Южная, которая, как вам известно, располагается на одном этаже с моей. – Я слегка махнул рукой, изображая скромность, однако видеть этого Вулф не мог, поскольку не отрывал глаз от книги. – Вы, с вашим опытом и умом, наверняка уже вывели из моих слов, что я вынужден был согласиться. Она не только прочла обо мне, но и видела мою фотографию. Бедняжке хочется побыть рядом со мной. Как она выразилась, одну чудесную неделю. К счастью, деньжат у нее в избытке. Она заплатила за неделю вперед, по пятьдесят баксов за день. Вот откуда взялись эти деньги. Правда, я ничего ей не обещал, сказал, необходимо получить ваше согласие, и отвел ее в Южную комнату, где помог разобрать вещи, а потом запер. Там она сейчас и находится.

Он повернулся в кресле поближе к свету, практически спиной ко мне, я же невозмутимо продолжал:

– Она толковала о том, что ей надо где-нибудь перекантоваться до тридцатого июня. Там, где ее никто не найдет. Конечно, могла бы придумать объяснение получше. Никаких обязательств я на себя не брал, но готов пожертвовать временем и удобствами, если у меня будут привычные восемь часов сна. Похоже, девушка она образованная и утонченная. Возможно, захочет, чтобы я почитал ей вслух. Тогда придется позаимствовать у вас кое-какие книжки. Скажем, «Путешествие Пилигрима» и «Очерки Элии»^[5]. Еще она кажется очаровательной и невинной. У нее чудные ножки. Если она нам понравится и мы с ней поладим, один из нас вполне мог бы на ней жениться. Но сейчас важнее другое: раз уж я таким ловким манером внес в наш бюджет свой вклад наличными, вы можете подписать мне новый чек взамен того, который я порвал в пятницу.

Я извлек новый чек из ящика, где он уже лежал наготове, встал и положил его Вулфу на стол. Тот отложил книгу, взял ручку с подставки, подписал чек и пихнул его ко мне. Затем обратил на меня взгляд, в котором читалась дружеская признательность.

– Арчи, – начал он, – представление получилось весьма впечатляющим. В пятницу я сгоряча не то сказал, а ты не то сделал, а fait accompli^[6] в виде этого порванного чека загнал нас в тупик. Положение создалось щекотливое, но ты разрешил его восхитительно. Прибегнув к одной из характерных для тебя фантастически легкомысленных выдумок, ты обнажил всю абсурдность проблемы и таким образом снял ее. Превосходно и удовлетворительно.

Он достал банкноты из-под пресс-папье, сложил их в аккуратную пачку и протянул мне, заметив:

– Я и не знал, что в нашем неприкосновенном запасе есть пятидесятидолларовые банкноты. Убери-ка их лучше назад. Не люблю, когда разбрасываются деньгами.

Деньги я не взял:

– Не спешите. Нам светит заработок.

– Заработок?

– Да, сэр. Они не из сейфа. Они от посетительницы, как я и рассказал. В данный момент она находится наверху, в Южной комнате. Никаких фантастически легкомысленных и характерных выдумок. Она поживет у нас с неделю, если вы позволите. Привести ее сюда, чтобы вы определились?

– Еще не хватало! – возмущенно произнес Вулф и снова потянулся за книгой.

– Ладно, пойду приведу ее.

Я двинулся к двери, ожидая, что он остановит меня воплем, однако такового не последовало. Значит, он уверен, что это розыгрыш. Тогда я пошел на компромисс: заглянул на кухню и попросил Фрица зайти на минутку к нам в кабинет. Вулф даже не оторвался от чтения.

– Тут вот какая история, – обратился я к Фрицу. – Мистер Вулф полагает, будто я преувеличиваю. Наша гостья, которой ты относил коктейль в Южную комнату наверху… Она что, старая, изможденная, ущербная, страшная и кривобокая?

– Ну что ты, Арчи, – упрекнул меня Фриц. – Как раз напротив. С точностью до наоборот!

– Верно. Так ты запер ее там?

– Конечно. Я же отдал тебе ключ. И ты сказал, она, вероятно, будет обедать…

– Да-да, мы сообщим тебе. Ладно, на этом все.

Фриц метнул взгляд на Вулфа и, не дождавшись от него ни слова, вышел. Вулф выждал, пока не раздастся звук закрываемой кухонной двери, отложил книгу и процедил:

– Так это правда? – Судя по его тону, я ни больше ни меньше как напустил полную оранжерею насекомых-вредителей. – Ты действительно поселил женщину в моем доме?

– Вообще-то, не поселил, – запротестовал я. – Это слишком сильно сказано. И подразумевает, будто я преследую личные…

– Где ты ее взял?

– Я не взял. Говорил же вам: она сама пришла. Я ничего не выдумывал. Просто отчитывался.

– Выкладывай все снова. Только голые факты.

Сделать это было легче легкого. И не такие указания выполнять доводилось. Я в точности описал ему все случившееся, начиная с того, как открыл дверь и впустил девушку, и заканчивая тем, как запер гостью в Южной комнате. Вулф слушал меня, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, как и всегда во время подробных отчетов. Вопроса не задал ни одного – просто открыл глаза и рявкнул:

– Отправляйся наверх и верни ей деньги! – Потом посмотрел на настенные часы. – Обед через двадцать минут. Выпроводи ее из дому через десять. Помоги собрать чемодан.

Тут я заартачился. Оглядываясь назад, я признаю, что самым естественным было бы, как обычно, исполнить его распоряжение. В конце концов, я добился своего, достигнув сразу двух целей: влепил ему хорошенько за чертову привередливость при выборе работы и клиентов и к тому же получил новый чек взамен порванного. Девица сыграла уготованную ей роль. Так почему бы и не выгнать ее взашей? Но должно быть, что-то в ней, возможно то, как она укладывала вещи в чемодан, меня тронуло, так как я вдруг занял жесткую позицию.

Действуя в качестве его доверенного лица, заявил я Вулфу, я пообещал посетительнице, что он ее примет. Вулф только хмыкнул на это. Тогда я предположил, быть может, он сумеет разговорить ее, убедит отбросить таинственность, назваться и рассказать о своих неприятностях. Тогда нам светит гонорар, который позволит еще целый год выплачивать мне жалованье. Он снова хмыкнул.

– Ладно, – сдался я, – попробует бакаляу в другом месте. Возможно, в Восточном Гарлеме – там ведь полно португальцев. Не надо было мне заикаться об этом.

– Бакаляу? – переспросил он.

– Ага. Я случайно обмолвился, какое блюдо будет у нас на обед. Она спросила, что это такое, и я объяснил. Так она заявила, мол, соленую треску есть невозможно, как бы ее ни приготовили, пускай даже и по усовершенствованному вами и Фрицем португальскому рецепту. – Я пожал плечами. – Ладно. Все равно она может оказаться убийцей. Какая разница, если мы нарушим собственные правила, выставив ее из дому голодной до обеда? Ну, уломал я ее попробовать соленую треску, а теперь, выходит, должен выгонять ненакормленной? Кто я такой? – Я встал, взял семь пятидесятидолларовых банкнот со стола Вулфа и печально произнес: – Итак, мы возвращаемся к тому, с чего начали. Деньги ей придется вернуть. Значит, наш банковский счет я не пополнил и положение с моим чеком возвращается к прошлой пятнице. Выбора у меня нет.

Я потянулся к своему столу за чеком, который Вулф совсем недавно подписал, схватил его посередине большим и указательным пальцем за верхний край…

– Арчи! – взревел Вулф. – Не рви его!

До сих пор представления не имею, что́ ожидало бы квартирантку, останься решение за нами. Нежелание выгонять квартирантку из дому голодной, инстинктивная реакция на вызов, заключенный в утверждении о несъедобности соленой трески, и угроза порвать еще один чек возымели свое действие: девушку не выгнали до обеда. Более того, Вулф лично проинспектировал поднос, приготовленный для нее Фрицем.

При всем том никакого окончательного решения Вулф не озвучил, а мой вопрос оставил без внимания. Мы с ним обедали, как обычно, в столовой. Бакаляу с гарниром и овощами оказалась столь хороша, что на телятину меня уже не хватило, но орехового пудинга я все же отведал.