Телефонный звонок раздался в два часа ночи.
Я ещё не спала, сидела и читала «Ярмарку тщеславия», до которой у меня, наконец, дошли и глаза, и руки. Попутно я изредка отрывала взор от страниц и косилась на Сенечку, что на свободной половине кровати сражался с огромным плюшевым медведем.
Медведя, как и букет алых роз, днём принес курьер.
От Гордеева.
Я с улыбкой приняла и расписалась, Сенечка с заинтересованным фырканьем обнюхал презент, а после обнял его, как родного. Признал, видимо, в нём родственную душу, с которой можно и обниматься, и сражаться.
Пытаться распотрошить.
И кому сделан подарок, наблюдая, как енот целеустремленно пытается дотащить медведя до своей части оккупированной кровати, я поняла. Увидела сразу, как и первый уже вылезший синтепон.
Так вот: я читала, Сенечка терроризировал медведя, а Ромка мне позвонил.
В два ночи.
Первый раз в жизни.
Поэтому я перепугалась и с кровати, удивляя енота, подскочила.
– Ром, что случилось?!
– Варь, ты не спишь? – приглушенным и страшным голосом поинтересовался мой лучший друг, пугая ещё больше.
– Нет. Ро-о-ом…
– А Дэн спит? – игнорируя и перебивая, спросил он тем же шёпотом.
Я выглянула в коридор, дабы полоску света из-под двери соседа узреть и Роме, невольно переходя тоже на шёпот, ответить:
– Кажется, нет.
– Опа, отлично! – резко изменяя голос на бодро-радостный воскликнул Ромочка и деловито принялся командовать. – Так, Варвар, шуруй быстро к нему и спрашивай, что такое эпигенетика.
– Чего?!
Как стояла, так и села.
От удивления, переходящего в возмущение, которое в свою очередь преобразовалось в бешенство, нервно дергающийся глаз и желание убивать.
Значит, я тут волнуюсь, пугаюсь, не знаю, что и думать, а он… он…
– Варвар, не тупи! – недовольно проворчал он и повторил по слогам. – Э-пи-ге-не-ти-ка! Что сложного?! Нет, оно, конечно, само по себе сложно, но не понятие же! В общем, сходи и спроси у своего ботаника, что это такое, а то я разобраться не могу. Полная дичь, – пожаловался этот… этот друг и тут же взволнованно предупредил. – Только проси, чтоб объяснил тебе, как чайнику. Максимальному чайнику. Поняла?
– Ром, ты там свою биологию переучил? – сдерживая клокочущую ярость, нежно спросила я.
– Нет, скорее недоучил, – протянул он тоскливо.
– Ну так иди и учи, придурок.
***
Спустя полчаса я уже легла, засыпала и не заснула.
Ромочка позвонил снова.
– Варвар, ну будь человеком. Это любимая тема завкафедры и дополнительный вопрос, если дело – труба. Прояви сочувствие и понимание к ближним!
– Ром, иди к чёрту! – я, отказываясь проявлять сочувствие и понимание, зевнула, послала душевно и предложила, сжалившись, разумно. – Спрашивай сам!
– Не могу, – он от столь хорошей идеи взвыл раненым зверем, вопросил отчаянно. – Ты что, не понимаешь?!
– Нет.
Ромка засопел обиженно, подумал, попыхтев в динамик, и недовольно проворчал:
– Что такого, если ты заинтересуешься такой крутой и современной наукой и захочешь расширить кругозор?
– В полтретьего ночи?!
– Да. Иди и спрашивай. Как говорил Паганель, любое время хорошо для пополнения знаний! – невозмутимо и крайне поучительно объявил Ромочка.
И отключился.
– Иди в баню со своим Паганелем и Жюль Верном, – прошипела в погасший телефон я.
Перевернулась на другой бок и уснула.
***
– Варвар, я понял! Короче, слушай. Эпигенетика – это наука о механизме… тьфу, короче, это когда мы меняемся, а ДНК нет! – счастливо проорали мне в трубку в четыре утра.
– Ром? – не открывая даже глаз, ласково позвала я.
– Да?
– Я тебя ненавижу!!!
***
– Слушай, но я всё равно не понял, – заканючил он в пятнадцать минут шестого и озабоченно продолжил рассуждать сам с собой, – а почему так происходит. Получается, эпигенетика тесно связана с модификационной изменчивостью, что ли?
Телефон я отключила молча.
При встрече убью.
Нет, Дэн всё же, определенно и бесспорно, псих.
Ну, правда, чего так разоряться на весь дом?!
Подумаешь, его идеально белый халат случайно – да, я настаиваю, что случайно!!! – постирался вместе с моим бордовым постельным бельем!
И вообще, сам виноват.
Не разбрасывал бы свои вещи, не ходил бы сейчас в белом с розовым отливом.
Вот!
– Нет, ты посмотри!
Бледно-розовой тряпкой потрясли у меня перед носом.
– И? Шикарный образец цвета бедра испуганной нимфы, – отложив пилочку и придирчиво оглядев халат, я вынесла вердикт. – Нет, если ты настаиваешь, то прокрутим ещё раз, и получатся либо дети Эдуарда, либо весёлая вдова.
– Ты издеваешься?!
Ну… не то, чтобы издеваюсь, но за эпигенетику с семи утра – взмыленный Ромочка примчался именно во столько – да, немного мщу.
Этот же псих психанул окончательно и, громко хлопнув дверью, удалился к себе.
– Давай в хлорке замочим, – подумав и сжалившись, я крикнула рациональное предложение.
Прислушалась, ожидая ответа, который, однако, не получила. Вместо него за стенкой что-то звучно свалилось, заругался витиевато Дэн, а я, философски пожав плечами, вернулась к маникюру.
Говорю же, псих…
***
Знаете, то чувство, когда вдруг ясно и так чётко осознаешь, что всё, пипец, а заодно писец, который полный и полярный, и вообще, вот это, кажется, последние минуты твоей такой короткой жизни?
Это чувство, например, испытываешь в детстве, когда разбил мамину любимую вазу династии Мин или фужер из бабушкиного обожаемого богемского сервиза, коему сто лет в обед. Или же процарапал бок у только купленной папиной машины, когда не успел вовремя затормозить на велосипеде.
Это чувство, напоминая лучшие и самые красочные моменты ранних лет, пришло ко мне и сегодня, когда я заметила в тазике Сенечки небольшую такую раскрытую книжечку.
Синенькую.
И на одной из сторон её красовались золотые буковки, что гордо и важно значили «Зачетная книжка».
И мозг мой, к вящему сожалению, сработал оперативно, выстроил логическую цепочку и мысль, что свою зачётку я уже сдала, а значит, вот эта может быть только…
Я додумала, а из коридора раздался своевременный вопль:
– Варь, ты мою зачётку не видела?
Видела-видела.
А вот ты, к своему счастью и моему здоровью, пока нет.
– Сенека, ты – труп, – я, шипя едва слышно, покосилась на енотистого гада.
Что на кровати развалился безмятежно, привалился к поверженному медведю и фундук за обе щеки уплетал с завидным аппетитом.
Сволочь хвостатая.
Я, надеясь, развидеть увиденное, перевела взгляд обратно на таз с водой и, прощаясь с надеждой, закончила обреченно:
– И я тоже.
Ибо убьют нас обоих, утопят подобно главному документу студента. Вот же ж… так, думай, Варвара Алексеевна, думай!
– Ничего я не видела! – первым делом я завопила громко и возмущенно.
Кажется, чуть нервно, но, будем считать, что только кажется.
Выловить зачётку, а после аккуратно положить её на стол – это второй шаг спасательной операции.
Третий шаг – высушить и вернуть нормальный вид. И вот тут уже пошли загвоздки, поскольку во всезнающем гугле нет статей на тему: «Как незаметно высушить важный документ и выжить». Те же советы, что нашлись, имели в конце скромную и сожалеющую приписку о том, что первозданный вид потерян уже окончательно.
Не вернуть.
Сволочь ты, Сенечка, всё же, нашёл, что тырить и стирать! Полоскун несчастный… Лучше бы ты паспорт взял, что ли.
Его восстановить проще.
И… и вот есть у меня большие подозрения, что в «случайно» второй раз за два часа одного дня мой сосед не поверит.
Жаль.
Я же, правда, случайно.
А зачётку так вообще Сенечка решил помыть.
Случайно.
– Как думаешь, за чистосердечное тебе смягчат приговор и способ убийства? – я, переставая разглядывать слипшиеся страницы и потекшие печати и чернила ручек, мрачно посмотрела на енота.
Он же под моим взглядом неожиданно замер, не донес очередной орех до пасти, прислушался к чему-то и неожиданно нырнул за медведя.
Остался торчать один только полосатый хвост.
Не поняла.
Он что, впервые решил проникнуться и усовеститься?
– Варя… – голос Дэна послышался от двери.
И голос этот, прозвучавший весьма угрожающе и проникновенно тихо, мне не понравился, как и взгляд, что был устремлен на стол и зачётку.
– Только не говори, что это…
Хорошо-хорошо, я послушно промолчу.
Сосед перевёл взгляд на меня. И абсолютное недоверие в его глазах сменилось на абсолютную ярость, под которой молчать дальше мне стало страшно.
Опасно для жизни даже.
Пора, кажется, спасать себя и тикать, поэтому пока он в пару мгновений добирался до стола и меня, я с визжащими оправданиями рванула от стола к кровати и на кровать:
– Это Сенечка!!!
– Я прибью тебя! – взвыл не хуже раненого зверя мой добрый сосед и, отшвырнув зачётку, метнулся за мной.
Ну, правильно.
«Мокрая зачётка – вещь уже бесполезная, можно не беречь», – мелькнуло в голове прежде, чем на инстинктах я швырнула в него подушку – сказался опыт подушечных боев с Милой и Ромой – и кинулась прочь.
***
– Давай поговорим как взрослые и умные люди с высшим образованием!
– Открой дверь!
– Пообщаемся в тихой спокойной обстановке. Выкурим так называемую трубку мира…
– Дверь открой!
– Обсудим сложившуюся ситуацию…
– Я её сейчас выломаю!
– …и придем к выводу, что единственный виноватый у нас – это ты! Ой…
Рот рукой я зажала запоздало, а за дверью воцарилась тишина.
Плохая такая тишина.
Гнетущая прям.
Однако, язык мой – враг мой. Я же хотела сказать, что виноват у нас исключительно Сенечка, но… но что-то, как всегда, пошло не так. С другой стороны, я поняла, почему мама с папой были единодушно против моего поступления на международное дело.
Надо признать: дипломатия – это не моё.
– Выйди по-хорошему, обойдемся малыми потерями, – сквозь зубы процедил Дэн.
А я невольно сглотнула.
Малые потери – это он ведь про дверь?
Правда, вслух я уточнила другое:
– На фарш только Сенечку пустишь?
Прости, енотистый засранец, но себя я люблю, тебя – только терплю, а поэтому чья шкура дороже, надеюсь, понятно.
В конце концов, зачётку угробил ты.
Итак за неё прибить пытались почему-то меня, а не хвостатого гада, что спокойно забрался на шкаф в коридоре и, крутя башкой, с интересом взирал на наш забег.
С препятствиями.
И метанием тяжёлых предметов.
– Варя, открывай!
Попавшее в Дэна яблоко вспомнилось некстати, а я поняла, что не-а, не открою. Жить хочется. Если зачётка – это Сеня, то яблоко-то – это я.
Хотя, что такое яблоко по сравнению с зачёткой?!
– Дэн, давай всё-таки поговорим как цивилизованные люди, а?
Хорошее предложение.
Главное, что своевременное, после разнесенной в пух и осколки квартиры. Целым у нас остался только Вася, ибо вопль: «Не трожь Васю!!!» был, кажется, мой, а вот ночь, клей и череп промелькнули у обоих.
– Испорченная зачётка – это же ещё не конец света! – оптимистично и бодро проговорила я.
– Издеваешься?
Скорее, пытаюсь выжить.
– Нет, что ты, – почему-то прозвучало… да, издевательством.
Блин.
– Ты моё проклятие, – тоскливо пробубнили из-за двери, – вместе со своим енотом.
Нет, про енота я очень даже согласна. Он не только твоё, он ещё и моё проклятие.
А вот я – проклятие?!
Да мне даже химичка говорила, что я – ангел! Сквозь слёзы, мысленный мат и скрежетание зубов, правда, но говорила ведь. И не будем уточнять, что вторым словом после ангела было «Преисподней».
Кому важны такие мелочи?!
– Если что, то мне стыдно, – я проинформировала в пустоту и на пол, закрывая глаза, устало опустилась.
– Я две недели учил, а меня из-за тебя даже на экзамен не пустят, – за дверью проговорили глухо и, пожалуй, тоже устало.
Почему сразу из-за меня-то, а? Почему ни одного упрёка в адрес хвостатого поганца – истинного виновника произошедшего?!
Я тяжело вздохнула, мысленно сетуя на несправедливость жизни, и посмотрела на часы.
Пол-одиннадцатого.
И да, енот всё же временно мой, поэтому… я, потянувшись, дверь открыла и с опаской посмотрела на сидящего сбоку, у стены, Дэна, что голову ко мне медленно повернул, посмотрел нечитаемым взглядом.
– С меня – фен, с тебя – обещание не убивать. По рукам?
***
К двум часам ночи мы решили, что зачётка с натяжкой, но тянет на официальный документ и молча разошлись по комнатам.
О проекте
О подписке