Обладая крепким здоровьем и недюжинной силой воли, Луиза Старк была на грани нервного срыва. Невозможно сорок лет прослужить в школе и сохранить совершенную ясность ума. Сейчас она, как никогда еще в жизни, готова была поверить, что память и разум ее подвели. Мисс Старк вся похолодела от ужаса, и все же не столько перед сверхъестественным, сколько перед самой собой. Столь сильная натура вряд ли допустила бы такую слабость, как суеверие. Чем поверить в потусторонние силы, она скорее поверила бы, что ей изменили силы душевные.

– Не пойму, неужели меня ждет участь тетушки Марсии, – пробормотала она, и полное лицо ее исказил испуг.

Мисс Старк направилась к зеркалу, чтобы расстегнуть платье, но тотчас вспомнила о непонятном происшествии с брошкой и застыла как вкопанная. Однако она взяла себя в руки, решительно подошла к комоду и взглянула в зеркало. И там, в зеркальной глади, к кружевам у горла была приколота большая овальная брошь в витой золотой оправе, брошь с узлом из двух локонов. Мисс Старк дрожащими пальцами отколола брошь и посмотрела на нее. То была ее собственная брошь – жемчужные виноградинки на черном ониксе. Луиза Старк положила вещицу в шкатулочку с розовой подкладкой внутри и спрятала в ящик комода. Лишь смерти по силам было помешать ее привычной педантичности.

Оледенелыми, бесчувственными пальцами мисс Старк еле расстегнула платье и, сняв его через голову, пошатнулась. Она подошла к гардеробной, чтобы повесить платье, и отпрянула. В ноздри ей ударил резкий запах любистока; фиолетовое платье, висевшее у самой двери гардеробной, мягко коснулось ее лица, словно его шевельнул порыв ветра. И на всех вешалках здесь висела чужая одежда, по большей части совершенно черная, хотя было и несколько шелковых и атласных нарядов с необычайными узорами.

Внезапно к Луизе Старк вернулось присутствие духа. Она твердо сказала себе, что никакой мистики во всем этом нет. Кто-то здесь вольничал. Кто-то успел развесить в ее гардеробной чужие платья. Она поспешно облачилась в свое платье и зашагала прямиком в гостиную.

Там проводили вечер постояльцы и хозяева; вдова со священником играли в триктрак. Библиотекарша следила за игрой. Мисс Аманда Джилл что-то зашивала у большой лампы, стоявшей на столе посреди гостиной. Когда Луиза Старк возникла на пороге, все посмотрели на нее с изумлением. Очень уж необычное выражение было у нее на лице. Но она ни на кого не обратила внимания, кроме Аманды.

– Где ваша сестра? – строго спросила она.

– В кухне, замешивает хлеб, – пролепетала Аманда. – А что случи…?

Но учительницы уже не было.

София Джилл и впрямь стояла за кухонным столом и с большим достоинством месила тесто. Юная Флора как раз принесла из кладовки муку. Девушка застыла и уставилась на мисс Старк, на хорошеньком, нежном личике Флоры отразилась тревога.

Мисс Старк сразу перешла к делу.

– Мисс Джилл, – строго сказала она самым что ни на есть учительским тоном, – я бы хотела узнать, почему вы убрали мои вещи из гардеробной и развесили там чужие?

София Джилл замерла, погрузив руки в тесто и не сводя глаз с постоялицы. Лицо ее заметно побледнело, губы сжались.

– Что? Я не вполне понимаю, о чем вы, мисс Старк, – сказала она.

– Моих платьев в моей гардеробной нет, и вся она заполнена чьими-то чужими вещами, – повторила Луиза Старк.

– Подай сюда муку, – резко велела София девушке, и та повиновалась, смущенно и испуганно глядя на мисс Старк. София Джилл принялась вытирать руки от теста.

– Мне об этом решительно ничего не известно, – с трудом сдерживаясь, ответила она. – А тебе, Флора?

– О нет, я ничего об этом не знаю, тетя София, – робко ответила девушка.

София повернулась к мисс Старк.

– Я схожу с вами наверх, мисс Старк, – сказала она, – и погляжу, в чем там дело. Должно быть, произошла какая-то ошибка. – Тон у нее был сдержанный и вежливый, но в нем явственно сквозило раздражение.

– Превосходно, – с достоинством отозвалась мисс Старк.

И они с мисс Софией отправились наверх, а Флора так и стояла, глядя им вслед.

София и Луиза Старк вошли в юго-западную комнату. Дверь гардеробной была закрыта. София распахнула ее и обернулась к мисс Старк. На вешалках в обычном порядке висела одежда учительницы.

– Я не понимаю, что здесь не так, – недовольно объявила София.

Мисс Старк хотела что-то произнести, но не смогла выдавить ни слова. Она опустилась на ближайший стул. Она даже не попыталась оправдаться, увидев в гардеробной свои платья. За считаные минуты ни один человек не сумеет поснимать с вешалок чужие платья, которые, как ей казалось, она видела раньше, и развесить вместо них ее вещи. Невозможно, никак невозможно! Мисс Старк снова ужаснулась тому, что с ней происходит.

– Не иначе, вы что-то перепутали, – раздался у нее над ухом голос Софии.

Мисс Старк пробормотала, сама не понимая что. София удалилась из комнаты. Тогда учительница разделась и легла в постель. Утром она не вышла к завтраку и, когда София наведалась к ней, попросила, чтобы ей заказали дилижанс к полуденному поезду. Она извинилась, объявила, что больна и боится, как бы ей не стало хуже, и потому немедленно отправляется домой. Выглядела она нездоровой и даже не притронулась к тостам и чаю, приготовленным для нее Софией. Та даже пожалела учительницу, но жалость мешалась в душе хозяйки с негодованием. София чувствовала, что знает истинную причину болезни и внезапного отъезда мисс Старк, – оттого-то она и гневалась.

– Если постояльцы начнут так глупить, нам нипочем не удастся сохранить дом, – сказала София сестре, когда учительница отбыла; и Аманда отлично поняла, о чем речь.

Едва миссис Эльвира Симмонс, та самая вдова, прознала, что учительница уехала и юго-западная комната свободна, она принялась упрашивать хозяек, чтобы те переселили ее. София на минуту задумалась, пристально глядя на вдову. И что-то в широком, румяном, улыбчивом лице миссис Симмонс, выражающем полную решимость, успокоило ее.

– Я не против, миссис Симмонс, – сказала София, – если только…

– Если только что? – спросила вдова.

– Если у вас хватит здравого смысла не поднимать шумиху из-за того, что в этой самой комнате скончалась моя тетушка, – прямолинейно заявила София.

– Вздор! – воскликнула вдова.

В тот же день она перебралась в юго-западную комнату. Перенести вещи ей помогла юная Флора, хотя и крайне неохотно.

– Отнеси все платья миссис Симмонс в гардеробную и аккуратно развесь, и позаботься, чтобы у нее имелось все необходимое, – распорядилась София Джилл. – И перестели белье на постели. Что ты на меня так смотришь?

– Ах, тетя София, можно я лучше займусь чем-нибудь другим?

– Почему это?

– Мне страшно.

– Чего тебе страшно? Так я и думала, что ты впадешь в уныние. Нет! Ступай прямиком в юго-западную комнату и делай, что тебе велено.

Но вскоре Флора, бледная как смерть, вбежала в гостиную, где находилась София, в руке она сжимала странный старомодный ночной чепец с оборками.

– Что это еще такое? – спросила София.

– Он лежал под подушкой.

– Под какой подушкой?

– В юго-западной комнате.

София взяла чепец и внимательно осмотрела находку.

– Это тетушки Харриет, – пролепетала Флора.

– Ступай к бакалейщику, купи, что я тебе говорила, а я займусь комнатой, – с достоинством сказала София.

Чепец она отнесла на чердак и убрала в сундук, где, как полагала, он и лежал раньше вместе со всеми вещами покойницы. Затем София перестелила постель в юго-западной комнате и помогла миссис Симмонс переселиться туда; тем дело и кончилось.

Вдова торжествовала по поводу своей новой комнаты и за обедом говорила о ней.

– Это лучшая комната во всем доме, так что вы все наверняка мне завидуете, – заявила она.

– А вы в самом деле не боитесь привидений? – поинтересовалась библиотекарша.

– Привидений! – насмешливо ответила вдова. – Если меня посетит привидение, я уступлю ее вам. Ваша комната ведь как раз напротив.

– Не стоит, – с содроганием возразила Элиза Липпинкотт. – Я ни за что не соглашусь ночевать в юго-западной комнате после… – Она поймала взгляд священника и осеклась.

– После чего? – спросила вдова.

– Так, ничего, – смутилась Элиза Липпинкотт.

– Убежден, что мисс Липпинкотт достанет рассудительности и веры, чтобы воображать нечто подобное, – сказал священник.

– Так и есть, – поспешно подтвердила Элиза.

– Вы и впрямь что-то видели или слышали? В таком случае что именно, желала бы я знать? – спросила вдова тем же вечером, когда они с библиотекаршей остались в гостиной вдвоем, а священник ушел с визитом.

Элиза помедлила.

– Так что же это было? – настаивала миссис Симмонс.

– Что ж… – нерешительно начала Элиза. – Если вы обещаете никому не рассказывать…

– Да, обещаю; так что вы видели и слышали?

– Так вот, на прошлой неделе, как раз перед приездом учительницы, я зашла в ту комнату – посмотреть в окно, не облачно ли. Я, видите ли, хотела в тот день надеть серое платье и опасалась, как бы не было дождя, вот и решила посмотреть на небо по всем сторонам света и заглянула в ту комнату, а там…

– Что – там?

– Вы, должно быть, знаете, какой там ситец на креслах, изголовье кровати, балдахине; какой, по-вашему, на ткани узор?

– Ну как же, павлины на синем фоне. Помилуйте, кто раз видел эту обивку, тот ее не забудет.

– Павлины на синем фоне, вы уверены?

– Разумеется. А в чем дело?

– В том, что, когда я заглянула туда, это были вовсе не павлины на синем фоне! А крупные алые розы на желтом.

– Что вы такое говорите?

– Ровно то, что вы слышали.

– Разве мисс София велела сменить обивку?

– Нет. Час спустя я снова зашла в юго-западную комнату, и павлины были на месте.

– Наверное, в первый раз вам изменило зрение.

– Я так и думала, что вы скажете именно это.

– Но сейчас павлины на месте; я их только что видела.

– Полагаю, да. Не иначе, как прилетели обратно.

– Но они не могли исчезнуть, а потом вернуться.

– Да вот похоже, что так оно и было.

– Но как это возможно? Такого не бывает.

– Я знаю лишь, что в тот день павлины исчезли из комнаты на целый час и вместо них появились алые розы на желтом фоне.

Вдова уставилась на Элизу, а затем разразилась истерическим смехом.

– Ну, – сказала она, – я не откажусь от такой превосходной комнаты из-за подобной чепухи. Думаю, меня бы устроили алые розы на желтом фоне, как и павлины на синем; да что тут толковать – вам просто примерещилось это, и все. Разве такое возможно?

– Этого я не знаю, – ответила Элиза Липпинкотт, – но твердо знаю, что не согласилась бы переночевать в той комнате и за тысячу долларов.

– Ну а я бы переночевала, – возразила вдова, – и переночую.

Тем вечером, войдя в юго-западную комнату, миссис Симмонс первым делом окинула взглядом балдахин и обивку на кресле. На синем фоне красовались павлины. Вдова с презрением вспомнила Элизу Липпинкотт.

«Я не верю в эту чепуху, а у нее сдают нервы, – подумала миссис Симмонс. – Может статься, у нее в роду были сумасшедшие».

Однако прежде чем лечь в кровать, вдова еще раз окинула взглядом балдахин и кресло, и что же – крупные розы алели на желтом фоне, а павлинов на синем как не бывало. Миссис Симмонс напрягла зрение. Потом крепко зажмурилась, вновь открыла глаза и вновь огляделась. Розы на желтом никуда не подевались. Тогда она подошла к южному окну и, стоя спиной к кровати, посмотрела на ночное небо. Ночь выдалась ясная, ярко светила полная луна. Миссис Симмонс минуту-другую созерцала, как луна сияет на темной синеве неба, окруженная золотым ореолом. Потом обернулась к балдахину. И по-прежнему увидела алые розы на желтом фоне.

Миссис Симмонс испытала потрясение. Случившееся было столь очевидно и столь противоречило здравому смыслу и явило себя в таком будничном предмете, как мебельная обивка, что потрясло эту не склонную к фантазиям даму, как не потряс бы ни один призрак. Эти алые розы на желтом фоне для миссис Симмонс были куда более сверхъестественными, чем любая призрачная фигура в развевающемся белом саване, явись такая в комнату.

Вдова шагнула было к двери, но затем решительно развернулась.

– Нет уж, никакие алые розы вместо павлинов не заставят меня пойти вниз и признаться, что я напугалась, и позволить этой девчонке Липпинкотт одержать надо мной верх. Полагаю, розы меня не укусят, а поскольку мы обе видели их, то вряд ли мы обе спятили, – рассудила вдова.

Миссис Эльвира Симмонс потушила свет, улеглась в постель под ситцевый балдахин и долго разглядывала залитую лунным светом комнату. Как всегда, она помолилась на сон грядущий в постели, – так оно было удобнее и вполне допустимо для доброй христианки с тучным телосложением. Помолившись, она вскоре уснула; миссис Симмонс была слишком практичной натурой, чтобы томиться бессонницей из-за того, что никак не влияет на нее физически. И никаким душевным потрясениям не случалось потревожить ее крепкий сон. А потому она уснула то ли среди алых роз, то ли среди павлинов – не зная в точности, какие именно узоры ее окружают.

Однако около полуночи миссис Симмонс проснулась от непонятного ощущения в горле. Ей приснилось, будто ее душат чьи-то длинные белые пальцы, и привиделось, будто над ней склоняется какая-то старуха в белом ночном чепце. Миссис Симмонс открыла глаза, но никакой старухи не было, а яркий свет полной луны озарял комнату, как днем, и вид она имела самый мирный; однако ощущение удушья не отпускало миссис Симмонс, а кроме того, ей показалось, что лицо и уши у нее чем-то словно спеленуты. Миссис Симмонс ощупала свою голову и поняла, что на ней чепец с оборками, завязанный под подбородком слишком туго. Ее охватил ужас. Отчаянным движением она сорвала с себя чепец и яростно отшвырнула, будто паука. При этом миссис Симмонс коротко, но пронзительно вскрикнула. Она вскочила с кровати и направилась было к двери, но замерла на полпути.

А вдруг это проделки Элизы Липпинкотт? Вдруг та прокралась ночью, пока миссис Симмонс крепко почивала, и надела на нее чепец, туго затянув завязки? Ведь Эльвира Симмонс не запирала дверь на ночь. Вдова заглянула под кровать и в гардеробную: никого. Тогда она хотела было открыть дверь, но, к своему изумлению, обнаружила, что дверь заперта – на засов изнутри.

«Не иначе как я все же закрыла ее», – подумала миссис Симмонс удивленно, поскольку никогда дверей не запирала. Теперь ей уже приходилось признать, что происходит нечто необычное. Разумеется, никому не удалось бы войти в комнату, а затем выйти, заперев ее изнутри. От ужаса миссис Симмонс пробрала дрожь, но все равно вдова сохраняла присутствие духа. И она решила выбросить чепец в окно.

– Вот я дознаюсь, кто выделывает со мной такие трюки, и мне все равно, кто бы это ни был, – громко заявила она вслух.

Миссис Симмонс все еще никак не могла поверить в то, что тут замешаны потусторонние силы. Ей по-прежнему казалось, будто виной всему чья-то недобрая воля, и потому в ней разгорался гнев.

Миссис Симмонс пошла туда, куда отшвырнула чепец: на пути к двери она перешагнула это место, но чепца на полу не было. Вдова зажгла лампу, обыскала всю комнату, но чепец так и не нашелся. В конце концов она сдалась, вновь потушила лампу и улеглась в постель. Снова уснула и спустя некоторое время опять пробудилась от удушья и скверного сна. На сей раз миссис Симмонс сорвала чепец, но не швырнула на пол, а крепко стиснула в руках. Кровь у нее кипела от гнева.

Сжимая белую ткань, вдова вскочила с кровати, подбежала к открытому окну, отогнула сетку и выбросила чепец вон; но внезапный порыв ветра, неведомо откуда взявшийся в тихой ночи, подхватил чепец и швырнул ей в лицо. Миссис Симмонс отмахнулась от него, точно от паутины, и в ярости хотела схватить, но чепец как-то выскользнул из ее цепких пальцев. А потом и вовсе исчез. Она снова зажгла лампу, обследовала весь пол в комнате: искала, искала, но чепец пропал бесследно.