Глава 2.

Я разрываю поцелуй и бешено хапаю ртом воздух. Отталкиваю от себя мужчину, но всё, что получается, это отстранить его от себя на несколько сантиметров. Я не целовалась со времён университета. И этот неожиданный и животный поцелуй стал для меня как гроза в сезон засухи. Но я даже сказать ничего не могу от шока пока что.

Мои ладошки упираются в его широкую, твёрдую высоко вздымающуюся грудь. Грудь, облачённую в белую футболку и распахнутую тёплую кофту. Быстро опускаю взгляд ниже и вижу на мужчине спортивные трико, а на ногах кроссовки. Я только сейчас понимаю, что пациент не в больничной одежде.

Всё это происходит за какие-то доли секунды, пока Каримов продолжает обжигать моё лицо своим дыханием и нахмурено следить за моим мыслительным процессом.

Поцелуй мигом выветривается из головы, хоть и губы всё ещё сильно жжёт, а я шепчу, приподняв брови.

– Почему вы так одеты?! Вы… вы…

– Тебя это сейчас беспокоит? – хрипло спрашивает мужчина, прижав к себе вдруг сильнее.

– Д-да… мне кажется, вы куда-то собрались. Но вам не положено!..

– Замолчи и послушай, – обрывает моё невнятное и нервное бормотание низкий приказ мужчины, огонь в его глазах меняет свою суть. – Мне нужно вернуться домой. Мою шестилетнюю дочь хотят увезти жить за границу, через несколько дней у них с моей бывшей женой рейс до Лондона. Там живёт её хахаль, который с какого-то хера решил, что может решать за меня и моего ребёнка, если имеет бабки. Так что тебе лучше забыть, что ты что-то видела.

На моём лице удивление, смешанное с муками совести. Своим решением он подведёт и себя, и весь персонал. Очевидно, что у него приказ. Он не может так просто уйти, потому что после выписки должен сразу возвращаться в горячую точку. Но в то же время я понимаю его. Он может потерять связь со своей маленькой дочкой…

– Я не могу… я должна доложить дежурному… – бочком выскальзываю из его рук и бегу к двери, но он каким-то образом с больной ногой меня догоняет у самого выхода из палаты.

Прижимает к стене у неё и, тяжело дыша, хрипло шепчет в моё лицо:

– Ты никуда не пойдёшь и никому ничего не скажешь… в противном случае мне придётся привязать тебя к кровати и заткнуть твой рот кляпом.

Из меня вырывается тихий испуганный писк. На мгновение наши с офицером взгляды встречаются… и снова происходит это, он целует меня. Накидывается на мои губы с глухим рычанием, держа мои щёки обеими ладонями. Сильнее вжимает в стену. От шока я приоткрываю рот, и его язык сразу проникает внутрь. Он сплетает его с моим, всасывает мой язык до боли в его корне и, обхватывая раз за разом губы, оттягивает их шумно.

Мне становится невыносимо жарко, и воздуха не хватает. Первое время я отталкиваю его тяжёлое тело от себя, упираясь ладонями в грудь, а потом у меня не остаётся на это сил, потому что лёгкие начинает жечь от нехватки воздуха, так страстно он мучает мой рот, вдавливается в моё лицо своим, не оставляя и сантиметра свободного пространства для кислорода.

В этот момент мелькает мысль, что с такой жадностью и желанием меня ещё не трогали. Грубо, но так, что это не кажется чем-то преступным по отношению к девушке. Ни за что я бы не подумала, что Каримов когда-то будет так целовать меня, в принципе целовать, мне казалось, он терпеть меня не может как человека, и как девушка я ему неинтересна.

Мужчина опускается жёсткими губами к шее, давая мне, наконец, жадно глотнуть воздух ртом. Его руки перемещаются вместе с поцелуями, теперь они на моих плечах, сжимают меня через ткань платья и больничного белого халата. Опускаются ниже, одна совсем наглая – резко оказывается на моём бедре и ползёт ещё выше, под подол платья. Я дёргаюсь, трепыхаюсь, когда чувствую грубые крупные пальцы на своей коже, а потом как патока растекаюсь в руках мужчины, ощутив странный прилив неги в теле и электрические покалывания внизу живота.

Я тихо ахаю, и Каримов снова странно рычит в мою истерзанную и уже влажную от слюны шею. Точно зверь какой-то. Всё это происходит как вспышками, ослепляющими мой разум.

Губы на другой стороне всасывают кожу. Его ладонь добирается до моей ягодицы и сильно сминает нежное место. Вторая – ложится на мою хрупкую шею под затылком и сжимает её, контролируя наклоны моей головы. Движения мужчины становятся всё более дикими, и он целует то мои скулы, то губы, то кусает за ушко. И всё это так громко в ночном покое госпиталя. А я всё отчётливей ощущаю горячую влагу, выделяющуюся между моих ног.

Невозможно работать здесь, смотреть на всех этих мужественных военных и оставаться равнодушной, не ощущать неожиданное желание, неминуемого и смущающего. Вот и я не исключение.

И сейчас мужчина словно выпускает всё это наружу из меня. Это похоже на сильное опьянение. Я не чувствую себя собой, мной управляет что-то изнутри. Мне уже не так хочется вырваться. Я забываю о том, что пациент хотел сбежать. И вообще мы с этим мужчиной не переносим друг друга.

Особенно забывается это, когда пальцы Каримова касаются моего нижнего белья. Я сильно сжимаюсь от испуга в первую секунду, а потом снова отдаюсь мужчине, колени начинают расслабленно подрагивать, мне всё это невыносимо кружит голову, пока он невесомо гладит меня сквозь стыдно намокшую ткань.

Но он вдруг грязно и тихо выругивается, отстраняясь, надавливает в последний раз на чувствительный бугорок прямо там, резко разворачивает к себе спиной и вжимается пахом в мою поясницу.

– Ах!

– К чёртовой матери прелюдию… Мне кажется, ты и сама уже умолять готова, чтобы я оттрахал тебя.

Глава 3.

Сейчас мне его слова кажутся правдой, хотя в другой ситуации я бы наверняка заорала и назвала его извращенцем.

Мужчина задирает платье с халатом, открывая на мне самые простые хлопковые трусы, стягивает вниз их тоже. Внутри меня в этот момент верещат две моих стороны существа. Одна не понимает, что здесь вообще происходит и как я могу продолжать стоять и ждать чего-то, хочет сбежать и забиться в истерике, а другую топит лавиной чувств от чего-то настолько запретного, нового, дико неправильного, и этим невыносимо манящего. У него столько времени из-за службы и ранения не было девушки, но хочется верить, что это необузданное желание он испытывает конкретно ко мне.

Каримов тем временем, обхватив ладонью моё горло, опускает резинку и своих штанов вниз позади меня. Всего лишь через мгновение я чувствую касание чего-то очень твёрдого и немного влажного на своих ягодицах. Задыхаюсь ещё больше, зажмуриваюсь.

Я только успеваю хватать воздух ртом, всё происходит очень быстро, словно он боится не успеть, сейчас умрёт. Каримов второй рукой оттягивает мою правую ягодицу в сторону и гладит меня своим органом по половым губам и выше, где анус. Размазывает то, что вышло из лона. А потом одним резким толчком входит в меня, что искры из глаз, и самый настоящий немой крик застревает в моём горле.

Он сразу начинает ударяться в мои бёдра своими с бешеной скоростью ещё и ещё, не поняв сразу в этом безумном голоде, что за преграда была в начале, и почему настолько узко. Меня словно режут ножом, пока я жмурюсь и держу в горле вопль.

Но всё резко и быстро прекращается. Мужчина останавливается и так же резко выдыхает, врезавшись рукой в стену возле моей головы. Я начинаю сипло всхлипывать, словно отходя от шока. Моё влагалище пульсирует болью от такого проникновения и бешеного ритма мужчины, что даже ноги от этой боли сводит. Но при этом непривычное ощущение наполненности вселяет странное желание почувствовать эту гуляющую боль распирания снова. Я чувствую себя иначе, в один миг я будто стала другой Василисой.

–– Дьявол… ты девственница! – злой и хриплый вздох раздаётся около моего уха. Нет, его рык, смешанный с диким сожалением. Сокрушением. А потом тише, ласковей. – Почему… не сказала? Не остановила? Я ведь думал… блядь!

Каримов снова врезает руку в стену и опускает голову лбом на моё плечо, всё ещё находясь во мне. Как будто ему сложно оторваться от меня, и это максимум на который он пока способен.

А я не знаю, что сказать. Что он за какой-то один поцелуй вскружил мне голову? Что я захотела вдруг лишиться девственности? Я сама себя и своих действий не понимаю. Тут же внутренне истерю от непонимания себя же и происходящего. Это правда происходит со мной? С Каримовым? И в то же время я буквально дрожу от его близости, хочу чувствовать жар его тела и твёрдость, силу.

Часто дыша, я оборачиваюсь к Ринату, и он поднимает голову, тоже смотрит на меня. Мой взгляд наверняка отражает мою внутреннюю растерянность, борьбу, и Каримов словно за секунду принимает сложное решение, отчего его брови сильно хмурятся, а глаза заполняются темной нежностью. Мы снова не говорим друг с другом, общаемся глазами и прикосновениями. Это дикость какая-то, он мой пациент, тот, кого ещё недавно мне хотелось придушить, и я должна доложить о его намерении сбежать, а он собирается бежать, чтобы решить свои проблемы, и после у него их будет достаточно, но… мы не собираемся останавливаться сейчас. Именно об этом говорят наши взгляды и прикосновения. Громкое дыхание и жидкий огонь, горящий в венах.