Глава 3.

Первые два урока проходят вполне сносно, если не считать затёртых до дыр шуточек о моём лишнем весе. Но такие вещи я уже научилась переживать более или менее спокойно. Когда ты работаешь с пубертатными подростками, должен быть готов ко всему. Только вот я не была готова к тому, что среди них окажется тот, с кем у меня был секс. Офигенный секс, который я до этого дня мечтала повторить ещё и ещё, но…

Но теперь упавшие на меня факты, факты, грёбанные факты не дают мне думать о Достоевском и деепричастных оборотах, меня мучает тревога, из-за которой грудь сильно сдавливает, и я не могу дышать. В общем… хоть я и пыталась взять себя в руки, первые два урока прошли ужасно, и дело не в восьмиклассниках или десятиклассниках, которые стали моим боевым крещением. Знала, весь мой личный адский изюм ещё впереди.

Поэтому, когда все ученики отправляются на обед, я бегу на поиски кабинета тёти Инны. Она говорила, что ко второму уроку уже будет здесь.

Застаю её на месте, как всегда красивую, ухоженную, любимую.

– О, Агаточка, и как тебе первый день? Всё хорошо?

– Если честно… тётя Инна, – возбуждённо выдыхаю, осторожно присев на одно из шикарных кресел напротив женщины, – ты можешь сказать мне, что за человек этот… Азаров или Фомин, светловолосый такой, высокий…

Глаза тёти округляются, и мои ягодицы автоматически сжимаются.

– А что произошло можешь сказать, Агат?

– Я немного накричала на него, а Елизавета Аркадьевна предупреждала, что…

Приходится рассказать о той драке, и наплести об опасении, что парень может преподнести мою попытку её остановить как-то невыгодно для меня, из-за чего меня могут уволить. Хотя уволить меня могут из-за кардинально другого.

Тётя расслабленно выдыхает.

– Не переживай. Этот светленький – Родион Азаров, из 11 «а». И хоть он мальчик непростой, жаловаться из-за такой ерунды точно не станет…

Всё, что звенит в моих ушах, – «мальчик, мальчик, мальчик… Родион…».

Тётя хочет спросить меня ещё о чём-то, но я просто сбегаю от расспросов, потому что мне кажется, она может догадаться, что дело тут не в драке. О возрасте парня спросить у неё забываю из-за внутреннего шторма.

В столовой, больше похожей на прилично недешёвое кафе, я выпиваю кофе, который, что приятно, для меня здесь бесплатный, общаюсь с тем приятным физруком Константином и немного расслабляюсь. Парня не вижу, что даёт спокойно обдумать ситуацию. Во-первых, я его не соблазняла. Это всё он. Прижался ко мне в танце, начал целовать шею, мацать, в какой-то момент обезумел совсем и потащил в коридор. Ну, ладно, я совсем не была против всего этого, хоть и была шокирована таким поворотом событий. Но я не знала, что он ещё… да я даже имени его не знала.

Чёрт. Весь этот анализ помогает плохо, потому что в ушах звенят слова папы – бывшего полицейского, которые он любил повторять при каждом удобном моём косяке.

«Незнание не освобождает от ответственности, Агата!»

В «свой» кабинет я захожу уверенной походкой и стараюсь не вглядываться в лица подростков, шумных подростков, которые плевать хотели, что звонок прозвенел, и в класс вошёл учитель.

– О-о-о… – синхронно, после чего звучит смех и ожидаемые очень остроумные высказывания.

– Вот это курдюк!

– Кхм-кхм, можно вопрос? Вы новый континент?

– Ах-ахах!

– Пацаны, мне реально страшно. А вдруг она и нас сожрёт?!

– А где вы находите такую большую одежду? – спрашивает блондинка, накручивая на палец локон и невинно хлопая густыми ресницами. – Или на вас бывшие чехлы для диванов?

Очередная волна смеха.

Я снисходительно улыбаюсь, складываю книги и ноутбук на стол, вешаю сумку на стул и поворачиваюсь к классу. Но только открываю рот, чтобы спокойно расчертить границы, как меня учила тётя Инна, застываю, натыкаясь на взгляд белокурого парня, сидящего за одним столом с той Куклой Барби. Он сверлит меня им исподлобья, и кажется, тоже вспоминает… всё.

Все мысли разом путаются, сердце начинает колотиться бешено, руки – подрагивать. Это сложнее, чем я предполагала.

Но как-то получается взять себя в руки, улыбнуться снова и произнести хоть что-то. Самое главное – не дать увидеть слабость, это всего лишь дети. С парнем разберёмся потом…

– Меня зовут Лазарева Агата Елизаровна. Я ваш новый учитель литературы и русского языка. Впереди у нас насыщенная программа, подготовка к экзаменам, и я советую вам не растрачивать свои ресурсы на мою фигуру. Ваши, несомненно, остроумные шутки, увы, не зачтутся в ваши итоговые результаты.

– А если мы с вами потрахаемся, это как-то повлияет на мои результаты? – насмешливо выкрикивает тот Фомин, с которым у Азарова была драка, и у которого из ноздри торчит окровавленная ватка, а на скуле цветёт синяк.

Я внутренне дёргаюсь от его слов, но только поднимается насмешливая волна реакции на его слова остальных, как в кабинете раздаётся презрительный и низкий голос Родиона.

– Заткнись, уёбок! И продолжай дрочить в правую, – осматривает остальных, пока Фомин тихо и с ненавистью что-то выплёвывает себе под нос, и на удивление большинство под его взглядом и правда замолкают. – Все заткнитесь, башка и так трещит.

Он смотрит на меня, я быстро киваю благодарно и отворачиваюсь. В этот момент появляется надежда на то, что всю эту ситуацию с сексом, возможно, получится замять…

Дальше урок протекает почти спокойно. Не без маленьких эксцессов, естественно. Если в мою сторону и почти перестали прилетать шпильки, то между собой ученики продолжают говорить никого не стесняясь. Из-за чего мне приходится пару раз прикрикнуть. Это на удивление имеет эффект, не такой идеальный, но, по крайней мере, я на время перестаю быть незаметной.

Вся моя решительность поговорить с парнем обрушается, когда звенит звонок. Ученики собирают вещи и быстро выходят, кто-то, проходя мимо меня, снова смеётся или что-то говорит, но я смотрю только на одного парня и ни на что не обращаю больше внимания. Он никуда не торопится. Как раз то, что мне нужно.

Но почему-то, когда Азаров проходит мимо моего стола, окликнуть его, задержать для разговора смелости у меня не хватает. Я просто немею всем телом, пока сердце разрывается грудную клетку, и беспомощно смотрю как парень идёт к двери.

Он хватается за косяк, выглядывает за пределы кабинета, как будто проверяя что-то, и… захлопывает дверь, запирает на замок с внутренней стороны, после чего оборачивается ко мне. Я вздрагиваю и быстро поднимаюсь с места в панике. В лопатки впивается стойкое ощущение, что не справлюсь.

– Ну привет. Булочка, – улыбается он хищно, медленно приближаясь ко мне.

Глава 4.

– Родион…

– Ты уже и имя моё узнала? Приятно.

Его расслабленность напрягает. Словно он владеет ситуацией, а я нет. Хотя, наверное, так оно и есть.

Глубоко вдыхаю и выдыхаю носом.

– Родион, то, что произошло неделю назад…

– Да, такое не забудешь, Булочка, – скашивает один уголок губ в усмешке и подходит совсем близко, что вся моя дыхательная гимнастика пошла на хрен. – А вот ты кое-что у меня забыла. Чтобы вернуться? Или чтобы одинокими вечерами я вспоминал о тебе?

– Во-первых, Агата Елизаровна, а не Булочка. Я твоя учительница, Родион, и это неуместно, – стараюсь говорить твёрдо, в панике наблюдая за тем, как парень придвигается ещё ближе ко мне и нависает теперь надо мной, упираясь руками в стол. Выдыхаю почти в его ключицу: – А во-вторых… что забыла?

Парень приближается к моему уху и хрипло тихо говорит:

– Красные такие. Стринги, Булочка. Твои. В них ты была неотразима.

Если ещё в первые секунды я чувствовала себя старше, мудрее и более или менее непоколебимой, то в этот момент я сдуваюсь как воздушный шарик и падаю на дно самоконтроля.

Задохнувшись, я отталкиваю парня от себя, чуть ли не залезая на стол, лишь бы быть дальше.

– Родион, послушай… ты не можешь ко мне так приближаться. Мы должны забыть о той ночи… я совершила ошибку. Только я виновата, согласна. Я должна была быть более внимательной и… прошу тебя, давай забудем обо всём, мне очень нужна эта работа!..

Мой эмоциональный шёпот обрывает лёгкий поцелуй парня очень мягкими и тёплыми губами, он как будто лизнул меня им, смотря на меня из-под полуприкрытых век. От которого я замираю с широко раскрытыми глазами. Замечаю ранку у него на переносице, оставшуюся после драки. И ещё одну ощутила на его нижней губе.

– Хочу тебя. Снова. Сегодня ты такая сексуальная училка. Такая серьёзная, что я даже на миг задумался, точно ли это та развратная Булочка. Но это ты… – его низкий и бархатный голос пробирается под кожу марашками. Парень целует меня снова, уже чуть продолжительней, с мягким касанием языка, скользя ладонью по моему бедру, обтянутому брюками.

От него так же умопомрачительно пахнет, у него то же твёрдое шикарное тело молодого мужчины. Мне не так много раз представлялась возможность потрогать такое. Вернее, вообще только с ним. Именно в этот момент я совсем не чувствую, что есть какая-то разница между нами. И именно это отрезвляет. Я вспоминаю, где мы находимся, кто он такой… кто он такой, твою мать!

– Нет!.. Родион, ты же ещё ребёнок, чёрт возьми! Перестань!..

Парень резко отстраняется, в его синих глазах чёртовы смешинки.

– Именно так ты считала, когда по-взрослому заглатывала мой маленький член?

Я задыхаюсь ещё больше. Он издевается. В ушах стоят звуки того, как я давилась его «маленьким» членом, пока он трахал меня им в горло.

– Сколько теб лет, Родион? – шепчу онемевшими губами.

– Угадай, – чуть улыбается он, склонив голову вбок.

Не хочу играть в эти дурацкие игры. Мы в лицее, и время идёт, а я стою посреди кабинета прижатая учеником…

– Семнадцать?..– оглядываюсь нервно, смотрю на закрытую дверь.

– Пятнадцать, – выдыхает он мне на ухо, а потом снова отстраняется и наблюдает за моими в панике бегающими глазами. Смеётся вдруг тихо, и я на мгновение замираю, смотря на него. От смеха у него очень красиво щурятся глаза, и красивые ровные зубы, и губы…

Так, чёрт…

– Ты издеваешься?!

– Ты сама над собой издеваешься.

– Так тебе есть восемнадцать или нет?!

– А если я скажу, что есть, ты встанешь на колени передо мной ещё разок?

Не контролируя себя, я ладонью несколько раз пихаю его в грудь, и сама же пугаюсь проявления таких эмоций у себя, пока он снова веселится. Насильно стягиваю с себя действие его очарования, возвращаю в голову трезвость. Мы здесь не в игрушки играем. Я могу лишиться работы и карьеры.

– Родион, я хотела поговорить с тобой. Разрешить всё мирно. Нам двоим нужно просто забыть обо всём, если ты никому ничего не скажешь, я буду тебе очень благодарна. Даже если ты совершеннолетний, то это не отменяет того, что я твоя учительница, и подобная связь между нами запрещена. Ты действительно ещё слишком мал, а мне 32!

– А если я не хочу забывать? – низко цедит он, непозволительно приблизившись ко мне своим лицом. Тот милый парень пропадает без следа, на его месте будто вырастает исчадие Ада с опасным огнём в глазах. Он снова хватается за моё бедро и сильно сжимает его пятернёй. – И хочу снова трахнуть тебя? Что ты будешь с этим делать, а, Агата Елизаровна? Встанешь на колени или нажалуешься директору?

– Я не знаю, что тебе ответить, – хриплю с ощущением полного провала. – Я надеялась на взаимно адекватный разговор. Но передо мной действительно ещё ребёнок. Избалованный и обиженный ребёнок.

– О, да, я очень избалованный и очень обиженный. А ты по-прежнему ничего не можешь с этим сделать, – ухмыляется он, а потом под мой судорожный вздох он впивается в мой рот грубым голодным поцелуем, совсем как в некоторые моменты той ночью. Задирает блузку на мне вверх и пролазит ладонью под пояс брюк. С лёгкостью при том, что я пытаюсь его отталкивать и бороться.

В какой-то момент парень рычит мне в рот, отрывается от губ, собирает в своей одной крупной ладонью мои далеко не тонкие запястья за моей спиной, а второй снова пробирается под брюки. Вгрызается в мою верхнюю губу и проникает в трусики. Я пытаюсь сжать ноги сильнее, дёргаюсь, но он всё равно погружается пальцами во влажную мягкую плоть половых губ. От чего я шиплю как лужа на солнцепёке. От стыда, от этих ощущений, от которых меня бьёт настоящим током изнутри.