Издалека сарай сараем.
Неправильно сколочены все доски.
Зато щелей не видно. И крыша непонятная.
То ли прямая, то ли доски пирамидою стояли.
Труба виднелась. Видимо, и печка там была.
 
 
Старушка небольшого роста из себя.
Горбатая немного. А может быть, и нет.
Просто, может, разогнуться не могла.
Приветливая очень.
 
 
Под вязаным платком седые волосы виднелись.
Большие брови, а под ними глаза такие голубые,
Что было ощущение, будто в озеро ты
смотришь.
Носик маленький. И губы пухлые.
Лицо в морщинах. И руки тоже.
Видимо, в земле копалась.
Какой-то инструмент держала, похожий на
лопату.
«Внученька, ты заходи, – сказала ей старуха. —
С тобой покушаем мы вместе.
С дороги отдохни, а если хочешь, можешь и
поспать».
 
 
Теперь давайте тот сарай мы домом назовём.
Так вот зашла София в дом.
Снаружи неприятен, а внутри всё чисто и
ухоженно.
Две комнаты и кухня небольшая.
В каждой комнате – кровать и небольшой
диван.
Одеяло и подушки сложены красиво.
Столик, стул и зеркало на стойке.
На всех столах стояли вазы.
А в них – цветы. И видно, свежие ещё.
(Наверно, часто их меняли.)
И аромат от тех цветов.
 
 
А в главной спальне – печка.
И на кухне печка небольшая.
Ещё на кухне – полки, а на них – кастрюли и
тарелки,
Глиняные ложки, деревянные. И даже пара
вилок.
На печке в маленькой кастрюле кипело что-то.
Видимо, бабуля суп варила.
По запаху был чечевичный.
 
 
Накрыла быстро скатерть свежую,
Поставила тарелки. Достала свежий хлеб.
(Он был ещё горячий.)
Из комнаты стул принесла другой.
И свой придвинула к столу.
«Внученька, садись», – старуха ей сказала.
Сама пошла на кухню за кастрюлей.
Разлила по тарелкам и назад кастрюлю унесла.
Нарезала немного хлеба, и сели они кушать.
 

 
Суп ещё горячий был.
Старушка попросила немного подождать:
«Пускай остынет, а ты в том рукомойнике
Помой сначала руки – давно не мыты уж они.
Возьми там рядом на тарелке зелёные листочки.
Ты ими руки разотри. И смой потом.
А я пока согрею воду.
С хорошею попьём травой, и станет тебе легче».
 
 
Всё сделала София, как ей старуха повелела.
Висела рядом тряпка. Руки вытерла она.
А в это время другую уж поставила кастрюлю.
Воды туда налила и пошла к столу.
Старушка ей подвинула тарелку с хлебом
И сказала, чтоб та брала побольше, не
стеснялась.
«Ешь и не торопись. Бежать тебе уже не надо».
 
 
София выросла в семье приличной,
Поэтому себя вести умела за столом,
Хоть и была голодной сильно.
И всё культурно делала она.
Старушка ей подлила ещё немного супа.
Он постный был, совсем без мяса.
 
 
Вода тут закипела. Разлила по стаканам,
Травы той положила.
(Какой приятный вкус был у воды!)
И стала потихоньку пить.
Сидели молча, как будто договорились.
Наверно, нужно было так.
Решили слов не тратить – потом поговорят.
 
 
София пила воду. В сундук полезла бабка,
Вещички там какие-то достала,
Сказала ей, чтоб надевала:
«Пока, внученька, ты будешь спать,
Я приготовлю баню».
 
 
Трава, наверно, та была хмельна немного.
Софии стало хорошо, спокойно как-то.
Старушка положила на кровать, накрыла
одеялом.
И больше ничего уже не помнила София.
Уснула крепким сном.
 

 
Вы знаете, читатели мои,
Решил я всё-таки старухе имя дать,
Что первое попало на язык.
Назвал Сиеста, не знаю, почему так вышло.
 
 
Теперь продолжим.
Прошло часов немало, пока спала София.
Сиеста затопила баню,
Которая стояла в стороне за домом —
Не видно было сразу.
Согрела воду.
В одной из комнат бани тепло создала.
 
 
Пока всё согревалось,
Из погреба достала мясо кабана.
На части разделила.
Один кусок сварила, другой поджарила немного
С двух сторон. На жире собственном от мяса.
 
 
Спала София долго. Часов, наверно, пять.
Проснулась от запаха из кухни.
Всем телом потянулась, сползла с кровати
И пошла на кухню. Не было там никого.
Увидела, как на посуде на железной
Мясо жарилось и в кастрюле что-то там кипело.
 
 
Вдруг дверь открылась. Вошла Сиеста.
Улыбнулась и спросила: «Как спалось?
Готова уже баня. Возьми одежду новую.
Тебя мы искупаем, потом и поедим.
И если хочешь, затем поговорим».
И тряпку подала, чтоб после бани вытираться.
 
 
Зашли в сарай, что называли баней.
Она была из комнатушек двух.
В одной чтоб раздеваться, высыхать.
И тут же печка, что грела комнату вторую.
«Снимай-ка ты одежду всю, – сказала ей
Сиеста. —
Её я замочу и постираю позже.
А ты в ту комнату иди.
Сейчас и я зайду, тебя чтоб искупать».
 
 
Зашла София в комнату другую.
Честно скажем, комнатой её не назовёшь.
Так, комнатушка. Но удобная она.
Квадратная такая. И аромат знакомый был уже.
Стояли два ведра с водой холодной
И бочка из железа с кипятком.
И как бы ванночка, где воду разводить.
Стакан большой. Как ковш. Скамеечка стояла.
 
 
София удивлена была всему убранству.
И сразу в комнату зашла.
Сиеста была уже в ночной рубашке.
Стала она воду разбавлять
И на Софию поливать.
В тарелочке лежало похожее на жижу что-то.
Взяла её Сиеста и всю Софию стала натирать —
От пят до головы до самой.
 
 
Волосы натёрла и расчесала гребешком.
Потом всё стала ковшиком смывать.
И раза два, наверное, проделала всё это.
«Иди в ту комнату и тряпкой тело осуши.
Затем оденься и платком свою ты голову
повяжи, —
Сиеста ей сказала. – И в дом беги.
Я тоже сполоснусь немного и догоню тебя».
 

 
Из бани вышла в комнату другую.
Тепло там тоже было.
Немного посидела. Ей стало хорошо.
Не было давно такого ощущения.
Так просидела несколько минут
И не заметила, как Сиеста стала выходить.
Та журить её не стала за то,
Что она сидела без одежды. Всё понимала.
 
 
София стала одеваться.
Платок на голову надела.
Подождала Сиесту. Пошли они домой.
И друг за другом вбежали в дом,
А там вода уже кипела.
С другой травой теперь Сиеста заварила.
 
 
У бедной старушки ни кофе, ни чая
Не было вообще.
И не знала она, что есть напитки дивные.
«Давай-ка выпьем после бани воды горячей.
А потом налью тебе отвар мясной.
И кабанины дам, что пожарила немного».
 
 
После бани приятен был напиток этот,
Хотя вода была с травой.
Косынку сняла София
И распустила волосы свои, чтобы обсохли.
Сиеста была удивлена красотой её волос.
Вроде бы не стриглась,
Причёска всё ж была. Строгой и прямой.
И гребешком водить не надо долго.
 
 
Сиеста налила немножечко отвара.
Наваристый он получился.
Достала хлеб, а также и жаровню с мясом
Поставила на стол. Стали они кушать.
И снова все молчали. Вы верите?
Ведь целый день прошёл, а имени они друг
друга не узнали.
Сиеста потому что доброю была.
Не стала спрашивать, а сразу стала действовать.
 
 
Когда поели и напились все,
Сиеста со стола убрала.
Сказала ей: «Ты отдохни немного,
Пока посуду я помою.
Приду и поговорим с тобой».
 
 
София села на диван, расслабилась немного.
Ей было очень хорошо.
Такое было ощущение, что в дом родной она
попала,
Где так заботливо о ней печётся мама.
А на самом деле – чужая женщина, скажем,
назнакомка.
И вспомнила она, что даже мать её родная
Так не заботилась о ней.
 
 
В раздумьях прошло не много времени.
Уже помыла всю посуду,
Немного налила напитка Софии и себе.
Вернулась в комнату Сиеста.
На стульчик села и почему-то первая повела
рассказ.
Просто начала о бане той, где они купались.
 

 
«Вот эту баньку муж мой сам придумал.
Вместе с сыном он построил.
Железный чан специально заказал.
Давно уж не топила я её.
Так, иногда, когда совсем уже запахну.
Мне просто скучно купаться там одной.
Когда жив был муж, ходили вместе.
Смотритель этих мест он был.
Ещё когда животные водились здесь в лесах.
 
 
Ты не смотри, что старо выгляжу.
Всё оттого, что я одна.
Мне только вот на днях как было шестьдесят,
Хотя и выгляжу лет на девяносто.
 
 
Когда зачали всё-таки ребёнка,
Я подходила к сорока годам.
И, знаешь, сыночек здоровеньким родился.
Жили счастливо, и места нам хватало.
Сама заметила: две комнаты,
Сараев много разных, банька есть.
 
 
Да вот пришла война, которая нас разлучила.
Пошёл сын наш как-то в город и попал на
вечеринку.
А там с танцулек на войну всех звали.
Молодых, здоровых, кто умел оружие
Держать в руках.
Вот и ангелочек мой воевать пошёл.
 
 
Долго слуху не было о нём.
Тогда и муж собрался мой.
Пойду, он говорит, искать его.
Быть может, хоть каким-нибудь найду.
 
 
Нашёл его. Но сын уже был мёртвым.
Успел до захоронения его забрать.
“Похороню я возле дома”, – сказал он
командиру.
И тело сына сам забрал. Привёз домой.
(Не день он ехал.)
 
 
Вон там, чуть дальше за оградкой, похоронен
И муж потом недолго прожил —
Не выдержало сердце.
Теперь лежат там оба рядом:
Один солдат и его отец.
 
 
А я же поклялась:
Не сдвинусь с места я отсюда.
И если я почувствую, что мне пора,
То яму приготовила себе я рядом с ними.
Записку я оставлю. Надеюсь, кто-нибудь
найдёт.
 
 
Хожу к ним каждый день.
Сижу, о чём-то говорю им.
И знаю, что слышат они там.
И так как это место никому не нужно —
Не испанцам и не каталонцам,
Поэтому живу я здесь себе одна.
 
 
Часа так три отсюда есть деревенька.
Хожу, меняю то, что добуду на охоте.
Муку и соль, сахар и крупу какую
И что-нибудь съестное я покажу потом.
Хозяйство, куры есть.
Раз в пять дней охочусь я.
И всегда удачно пока что было.
Кабанчика всегда я принесу, а иногда и зайца».
 

 
«Тебя увидев, – Сиеста продолжала, —
Знакомое почувствовала я что-то,
Как будто знаю я тебя немало лет.
Но нет, конечно.
Живых людей давно здесь не бывало.
И мне уже приходится скучать по людям.
Ты на слова мои не обижайся».
 
 
София ей ответила,
Что ничего плохого не услышала пока.
Тогда Сиеста продолжала:
«В твоих глазах увидела я страх.
Не то что кого-то ты боишься.
Ты хоть и девочка, но, видно, боевая.
И если хочешь, можешь всё мне рассказать.
Останется всё в тайне, хотя я многое уже
увидела».
 
 
Тогда София не стала долго мучиться,
Всё рассказала ей.
Сначала про семью, где родилась:
«Не сильно мать меня любила, скажу вам
честно.
Ещё ребёнком я была, она мне заявила,
Что рожать и не хотела, отец заставил.
Сказал: “А вдруг родится сын”.
Уж больно поведение живота таким ему
почудилось.
Но тут я родилась. А после уж пошли
мальчишки.
 
 
Любовь моих родителей ко мне так и не
привилась.
С детских лет росла я как служанка. Умела всё.
Дрова рубить я научилась в десять лет.
Когда мне стало восемнадцать,
Случайно встретила я парня, красивого такого.
Тайком встречаться стали.