Приближаясь к страху

После полудня мы снова встретились за чаем. Рам Дасс сказал:

– Когда я чего-то боюсь, я подхожу к этому явлению как можно ближе и обращаю внимание на свое противодействие. Я просто замечаю в себе это сопротивление, потому что оно усиливает страх – тут нет никаких сомнений. Подходите как можно ближе к страху, замечайте его границы, старайтесь просто быть с ним, видеть его таким, какой он есть. Не цепляйтесь, не отталкивайте, просто замечайте.

Я помню, как только моя мама бросила курить – а курила она лет пятьдесят, – у нее сразу обнаружили рак легких. Вскоре после этого она снова начала курить. Мама решила, что она все равно умирает – так почему бы не насладиться жизнью? Она скрывала это от близких, но мы, конечно, все знали – до нас доносился запах дыма. Я рассказала об этом Рам Дассу.

– Я была так расстроена, – добавила я. Как она могла так поступить? Поэтому я спросила Стивена [Левина], что мне делать. Он ответил: «Купи блок хороших сигарет и подари ей».

Рам Дасс засмеялся. Он сразу все понял.

– Для меня это было немыслимо. Я не могла последовать его совету. Это было слишком ужасно.

– Но Стивен был прав, – кивнул Рам Дасс.

– Да. Фактически, покупая сигареты, я приблизилась бы к своим страхам и увидела, что они собой представляют. Я понимала, что осуждаю маму, хочу контролировать ее и пытаюсь отрицать смерть. Кришна Дас говорит, что посмотреть в лицо страху ему помогло участие в ретритах с Берни Глассманом в Освенциме. Он находился там, в этой обители страдания и ужаса, просто как свидетель своего страха перед людьми и трудными жизненными ситуациями, и его оценочные суждения начали отступать. Будда тоже посылал своих монахов на кладбище, где повсюду лежали человеческие останки в разных стадиях распада: свежие трупы, полуразложившиеся тела, скелеты и просто тлеющие кости. Он хотел, чтобы ученики приблизились к своему страху смерти и посмотрели на него. Чтобы вплотную подойти к тому, чего боишься, нужна отвага.

Рам Дасс ответил:

– Да. Нужно прикоснуться к корню страха – а это отождествление с эго. Пока вы считаете себя уязвимыми, вы будете бояться. Мы часто думаем, что уязвимость – своего рода слабость; но есть и такая уязвимость, в которой на самом деле есть сила и присутствие.

– Когда Оуэн родился, это был крошечный, совершенно уязвимый ребенок, и всякий раз, когда он плакал, все взрослые прибегали узнать, в чем дело, и пытались помочь. Он был очень силен в своей уязвимости.

Дух-скиталец

Я спросила:

– Что еще помогает от страха?

Рам Дасс безмолвствовал – казалось, дремал. Затем он произнес:

– Индия. Костры на берегу Ганга.

Рам Дасс часто говорил, что время, проведенное в Индии, особенно в Варанаси, изменило его понимание смерти и помогло избавиться от страхов. Город Варанаси в древности носил название «Каши», а во время британского правления – «Бенарес». Это один из старейших постоянно населенных городов мира. В 1897 году Марк Твен, который тоже любил Индию, сказал о Варанаси: «Бенарес старше истории, старше традиции, даже старше легенды и выглядит вдвое старше их всех вместе взятых»^[2]. Варанаси – священный город Шивы, бога трансформации. Для индуистов это духовная столица Индии; они верят, что купание в Ганге очищает от грехов и что смерть в Варанаси гарантирует освобождение души человека от цикла перевоплощений: вы больше не переродитесь в этом мире непостоянства и страданий. Поэтому многие последователи индуизма приезжают туда умирать.

Рам Дасс сказал:

– Когда мы с Дэвидом Падуей впервые приехали в Индию, мы остановились в Бенаресе; я бродил по улицам и видел прокаженных, нищих с тяжелыми увечьями, истощенных людей, которые сидели на корточках вдоль дороги или лежали, укрывшись дырявыми тряпками. Это было потрясением.

Я испытывал чувство превосходства и западную жалость. «Почему у них нет больниц? Почему они не помогают этим людям?» Я не мог этого вынести. Это переполнило меня до краев. Возвращаясь в отель, я буквально прятался под кровать. Потом я встретил Махараджи и начал думать по-другому. Я снова приехал в Бенарес один и обнаружил, что я уже не тот перепуганный парень с Запада. Я понял, что индуисты желают умереть в Бенаресе, чтобы освободить душу. Находиться там было для них большим благословением. Я бродил по улицам, смотрел в глаза людям и видел, что это они меня жалеют! Они были в безопасности, в нужном месте и в нужное время, а я выглядел духом-скитальцем, который не ведает, куда идти.

– Духом-скитальцем, Рам Дасс? Это нечто среднее между голодным духом и Агасфером?

Он рассмеялся:

– Точно! Ночами я сидел среди погребальных костров…

Рам Дасс описал берег Ганга, вдоль которого бесконечной чередой тянутся ступени из каменных плит, – священное место, где индусы кремируют тела умерших:

– Воздух наполнен молитвами, песнопениями, музыкой и дымом благовоний. Иногда в темноте вокруг меня горели трупы, освещенные пламенем. Я просто всю ночь наблюдал, как тела превращаются в дым. Я чувствовал запах обугленной плоти. Я смотрел, как старший сын умершего раскалывает его череп, прежде чем огонь поглотит тело. Казалось, будто я вижу Шиву – он протягивает руку и уводит человека в свои владения.

Тогда в Индии смерть не прятали от людей. И они, похоже, не боялись ее так, как боимся мы на Западе. В деревнях люди умирали дома, на глазах у многочисленной родни. Им не нужны были никакие специальные учреждения. Умершего заворачивали в широкое полотно. Семья вызывала рикшу, тело приматывали к длинным палкам, укладывали на повозку, и рикша вез его к берегу Ганга, прямо по улицам, повторяя имя Бога: Рам Нам Сатья Хай [Имя Рамы есть истина]. Все, включая детей, останавливались и смотрели. Смерть была прямо на ладони, как естественная часть жизни. Не ошибка, не сбой в программе, а часть жизни.

Пока мы сидели в тишине, он смотрел на океан. Вдали белело круизное судно. Смеясь, Рам Дасс произнес:

– Играют в азартные игры, пьянствуют и дурачатся.

– А нам пора ужинать. Будем дурачиться за столом.

Дыхание жизни

Вернувшись в свою комнату, я села на кровать. Готова ли я умереть? Боюсь ли я? Точно не знаю.

Помню, как в начале восьмидесятых я проглотила какую-то таблетку, отчего мое сердце загрохотало, как отбойный молоток. Я попыталась глубоко дышать. Стало только хуже. Меня охватила паника. Ум колотился в унисон с сердцем, и была лишь одна мысль: «Я умираю. Смерть здесь, вот она, стучится в мое сердце». Я, наверное, сотню раз ответила самой себе: «Нет, нет, нет, я не хочу уходить», – и потом, хотя сердце все еще сотрясалось, ум каким-то образом впустил в себя еще одну мысль: «Просто сосредоточься на своем естественном дыхании. Это может успокоить и стабилизировать тебя настолько, что ты выживешь. Или хотя бы умрешь спокойно». Начали возникать образы из моей жизни – муж Кришна, друзья, работа – и я прощалась с ними. Прощай, Кришна; прощайте, подруги Сунанда, Анасуйя и Мэгги; прощайте, сестры Джейн и Барбара; прощайте, пляжи и дом в Кембридже; прощайте, встречи Seva в вигвамах; прощайте, звезды и луна. Но потом возник образ моего восьмилетнего сына. Проститься с Оуэном было невозможно, и я начала думать: «Нужно выжить любой ценой».

Я оказалась не готова умереть. Я хотела еще побыть матерью. У каждого в жизни наступает такая минута, когда смерть стучится в дверь и сопротивляться ей столь же неправильно, сколь и бесполезно; однако я знала, что сейчас не тот случай. Я сосредоточилась на дыхании: вдох, выдох – больше ничего. Оно начало успокаиваться, прерывистое дыхание сменилось обычным, и я выжила.

Анаис Нин сказала, что мы отодвигаем смерть – живя, страдая, ошибаясь, рискуя, отдавая и теряя. Я отодвигала смерть, следя за дыханием. На следующий день я вернулась к полноценной жизни, но изменилась.

Как зарождается страх

На ужин была паста с овощами и свежая выпечка, а потом мы решили поделиться друг с другом первыми воспоминаниями о смерти, чтобы посмотреть, как зарождается страх. С нами за большим столом сидела верная подруга и мудрая советчица Дасси, а напротив нее – сильные парни Люциан и Лакшман. Все они заботятся о Рам Дассе, помогая ему жить полноценной жизнью. На столе лежали прищепки с нашими именами. По вечерам каждый из нас прикреплял свое имя к льняной салфетке, чтобы снова использовать ее за завтраком. За большими окнами шумел Тихий океан. Было уже темно, восходила полная луна.

Первой заговорила Дасси. Она рассказала историю о том, как один семиклассник сжег дом своих родственников, когда она училась в третьем классе католической школы в Филадельфии. Дасси не могла забыть сильный запах гладиолусов в церкви и свой страх при виде открытых гробов, в которых лежали три забальзамированных детских трупа. Она вспомнила еще один случай, когда ей было страшно: как-то раз монахиня по имени Рита Майкл привела школьников в монастырь и заставила каждого из них заглянуть в лоток для стирки – дескать, он ведет прямо в чистилище.

Мы все смеялись, но понимали, что тогда детям было не до смеха.

Разговор порхал, как мотылек. Лакшман вспомнил, что, когда ему было около пяти лет, его тетя умерла от рака, но ему этого никто не объяснил. «Не говорите об этом в присутствии детей». Из-за молчания событие сделалось таинственным и пугающим. Как может человек, которого мы любим, внезапно перестать быть, причем навсегда? Ответов не нашлось.

Затем я рассказала свою историю. Когда мне было девять или десять лет, у моего друга Уолтера погиб отец. Это случилось во время рыбалки. Отец Уолтера плыл на лодке вместе с друзьями, и в его металлическую удочку ударила молния. Она прошла через застежку на куртке мужчины и мгновенно убила его. Я всю жизнь не могу оправиться от этого шока. Смерть наступает без предупреждения. Познайте себя, прежде чем это случится.

Когда наступила очередь Рам Дасса, он не смог отыскать в своей памяти раннего воспоминания о смерти. В его семье тоже не говорили об этом в присутствии детей.

– О нас заботились, – пояснил он.

Однако в его памяти отпечатались события, связанные со смертью его мамы. Когда она умерла, Рам Дасс был в другом штате. Поспешно приехав домой, он вошел в комнату, где стоял гроб, но отец не разрешил ему взглянуть на тело.

– Он объяснил свой отказ просьбой мамы – она не желала, чтобы ее видели другие люди. Я сразу почувствовал себя чужим.

Много лет спустя умер и отец. Рам Дасс вспоминал, как приехали сотрудники морга. Они положили тело покойного в специальный мешок из черного полиэтилена.

– То, как они это сделали… вызвало жуткое чувство – будто все это было какой-то тайной, и я не должен был смотреть. Это усилило мой страх смерти. Когда я увидел, как живут семьи в Индии – бабушки и дедушки, родители, дети, тети, дяди, все вместе – мне показалось, что это намного лучше. Для них жизнь и смерть – естественная часть быта большой семьи.

Люциан сказал:

– Есть целое движение, участники которого требуют заменить катафалки минивэнами, чтобы горожане не волновались, когда такая машина проезжает мимо. Смерть пытаются спрятать, убрать с глаз долой.

Постмодерн, подумала я. Минивэны не пробуждают сакральных чувств.

– Меня, пожалуйста, не увозите в минивэне! – полушутя воскликнула я, прежде чем мы начали убирать со стола тарелки из-под десерта.

Нет разделения

На следующее утро мы снова сидели за столом. Рам Дасс любил в ожидании завтрака читать газету Maui News. В ней сообщается о состоянии океана и о местных праздниках; бывают и общенациональные новости. В тот день нам на глаза попалась статья о праве на смерть.

Джо Г. был болен раком простаты в четвертой стадии. Размышляя о том, как он будет умирать, Джо понял, что в последние дни или недели ему, весьма вероятно, придется страдать от истощения и неукротимой рвоты. Будучи ветеринаром на пенсии, Джо считал: если владельцам кошек и собак позволено усыплять своих подопечных, то и он имеет право спокойно умереть дома с помощью химических препаратов. Вместе с несколькими десятками активистов он выступил на слушаниях по законопроекту, который позволял бы совершеннолетним гавайцам с неизлечимыми болезнями получать рецепты на препараты для эвтаназии. «У меня была хорошая жизнь. Я не хочу тяжелой смерти», – сказал он.

Если мы все больше отождествляемся с душой, страх рассеивается, а уверенность растет – ведь душа не боится смерти.

– Все обсуждают нашу тему, – усмехается Рам Дасс. – Конечно, люди должны иметь те же права, что и кошки.

Он смотрит на Куша, своего кота, развалившегося на диване.

Рядом с этой статьей красовался отчет о президентской кампании Дональда Трампа: кандидат обещал построить стену между Соединенными Штатами и Мексикой.

Я сказала: