– Думаешь, мой муж был лучше? До химчистки я ведь не работала. Была морячкой. Проводила я его как-то на судно (он плавал стармехом на «Грузии»), попрощалась и уехала на такси домой. А по дороге вспомнила, что оставила у него ключи от квартиры. Возвращаюсь на этой же машине в порт, влетаю на пароход (до отплытия оставалось минут двадцать), а он уже закрылся с бабой в каюте. Не мог, скотина, дождаться выхода в море. А я ведь за три часа до этого – подумать только: за три часа! – была с ним. Что, он был так голоден, что не мог потерпеть неделю? Или всё та же блядская мужская натура?! Было бы куда сунуть! Меня аж кипятком ошпарило!

Приёмщица выговорилась, обняла Шеллу за плечи и благодушно продолжила:

– И чего я добилась? Молодая была. Горячая. Едва двадцать шесть исполнилось. Сыну два года стукнуло. Как он потом ни уговаривал и ни молил о прощении – я сказала: «Нет, уходи». А сейчас жалею. У него другая семья, а я десять лет как одна с сыном. Конечно, мужики были – стоит хвостом вильнуть, табун под окнами бьёт копытами. А когда до женитьбы дело доходит, нет никого, вмиг разбегаются. Знаешь что, вот тебе, милочка, мой совет: сделай вид, что ничего не знаешь. Положи письмо в карман и отдай вместе с костюмом. А деньги себе забери.

Шелла удивлённо подняла на приёмщицу полные слёз глаза.

– Да, да, не удивляйся. Поверь, так будет лучше. Деньги тебе не помешают. А если появится шанс рассчитаться, око за око, – она пригрозила изменщикам кулачком, – ни минуты не сомневайся, дуй во все паруса. И посмотрим, кто за кем ещё будет бегать. Извини, у меня люди, – приёмщица кивнула на очередь, выстроившуюся, пока они разговаривали. Нехотя приподнялась. Дружелюбно улыбнулась. – Заходи, подруга, когда будет время. Посекретничаем, – и, покачивая телесами, не торопясь, поплыла на рабочее место.

Шелла вышла на улицу. Не замечая трагедии, город жил обыденной жизнью. Прохожие спешили по своим делам, не выказывая малейшего желания остановиться и выразить сострадание. Жить не хотелось. Но, как ни странно, не возникало и желание умереть. Шелла бесцельно дошла до угла, вернулась к химчистке, несколько минут постояла у входа, подумывая о мести: стоит ли подойти к приёмщице и поинтересоваться, есть ли у неё кто-нибудь на примете. Крамольная мысль властвовала недолго, и она приняла единственное разумное в данный момент решение: дать бой на вражеской территории. Цвет лица восстановился, она схватила такси и поехала к Изиной маме.

– У меня к вам серьёзный разговор, – войдя в комнату, твёрдо начала Шелла и, не выдержав, сорвалась на фальцет: – Ваш сын лишает вас внучки, а себя – дочери.

– Успокойся, доченька, – встревожилась Елена Ильинична. – Расскажи без нервов, что произошло. Я сама разберусь с ним.

– Полюбуйтесь! – с вызовом бросила Шелла на стол письмо. – Ваш сынуля!

Надев очки, Елена Ильинична взяла письмо и подошла с ним к окну.

– Нашёл себе хозэрыну! – не дав свекрови дочитать письмо, взорвалась Шелла, сквозь слёзы, дрожащим голосом выдавив из себя:

– Лучше бы Региночка была сиротой, чем заживо хоронила отца!

– Шелла, не смей так говорить!

– А он смеет! Бросить такого ребёнка ради этой гойки! Он смеет! Докатился до проститутки!

– Ты с ним уже говорила? – дочитав письмо, из последних сил сохраняя выдержку, спросила Елена Ильинична. – Как это письмо попало к тебе?

– О чём мне с ним говорить?! – вопила Шелла. – Это ваш сын – вы с ним и разбирайтесь! Эта блядь ждёт от него ребенка! Вы что, до сих пор ничего не поняли?!

– Шелла, как ты можешь так выражаться?

– Блядь! Стерва! Сволочь! – В истерике Шелла бросилась на диван и, дёргаясь всем телом, завыла в подушку.

В испуге Елена Ильинична кинулась к аптечке, чуть не силой заставила Шеллу выпить валерьянки, уговорила лечь и, впихнув ей в рот таблетку элениума, за компанию накапала и себе. Капель для себя не пожалела, вызвав бурное недовольство трёх вышитых на атласном коврике котят. Увидев, что Шелла притихла, Елена Ильинична решительно сняла телефонную трубку. После нескольких безуспешных попыток ей удалось дозвониться.

Шелла пришла в себя и, поняв, что свекровь разговаривает с Изей, настороженно вслушивалась в разговор.

– После работы немедленно приезжай ко мне.

Десятисекундная пауза. По выражению лица свекрови Шелла старалась понять, что говорит ей сын.

– Это не телефонный разговор, – звучал твёрдый голос свекрови. – Приедешь – узнаёшь.

Пятисекундная пауза.

– Да, я здорова. Но я тебя жду.

Десятисекундная пауза.

– Никакого Левита. Все халтуры твои подождут.

Пятисекундная пауза.

– Мне наплевать на твоих студентов. Я два раза повторять не намерена. И учти, что я скорей откажусь от тебя, чем от Региночки.

По фразам, произносимым свекровью, Шелла догадывалась, что отвечали на том конце провода, но, услышав последнюю, она встрепенулась, благодарно посмотрела на Елену Ильиничну и возбуждённо зашептала.

– Скажите ему, что Региночка не желает его видеть.

– При том, при том, – не обращая внимания на реплику невестки, продолжала Елена Ильинична. И грозно добавила: – Учти, все твои шуры-муры мне известны. Если до шести часов ты не явишься – забудь, что у тебя есть мать.

Изя наконец-то понял, что дело принимает серьёзный оборот: мама такими словами зря бросаться не будет, а для Шеллы, когда прозвучала угроза, применяемая в исключительных случаях, наступил переломный момент. Она напряжённо вслушивалась в разговор, пробуя понять, что отвечают на втором конце линии, но Елена Ильинична, поворотившись к невестке спиной, отошла с телефонной трубкой к окну. Томительная пауза, во время которой, пребывая в неведении, Шелла едва не получила инфаркт, закончилась неожиданно:

– Да, я тебя накормлю.

Через секунду (можно было предположить, что прозвучал вопрос о меню) Елена Ильинична ответила:

– Как что? Котлеты с пюре, бульон, вишнёвый компот. Этого тебе мало?

Последние слова миролюбиво завершившегося разговора Шеллу насторожили и возмутили. «Конечно, она его простит! Любимый сыночек! Она уже думает, чем бы его накормить. Чёрта с два она на него повлияет».

Елена Ильинична положила трубку и повернулась лицом к невестке.

– Не волнуйся, – прочитав её мысли, сказала она, садясь на диван и приглашая Шеллу сесть рядом. – Лучшей невестки, чем ты, мне не надо. Я ему так скажу, когда он покушает: выбирай, я или твоя гойка. Он меня послушает. Я тебе обещаю.

Шелла преданно смотрела на свекровь.

– Мама, – впервые за время визита она назвала её мамой, – эта мерзавка шантажирует его ребёнком.

– Пусть шантажирует. Его ребёнок, или не его, или вообще эта стерва его придумала, меня это не интересует. Я от Региночки – это же такое солнышко! – она всплеснула руками, – никогда не откажусь. Ты с Региночкой для меня ближе, чем он. И если он хочет вдобавок потерять мать – пусть теряет. Иди спокойно домой, – ласково выпроваживала её Елена Ильинична, – я оставлю его сегодня ночевать у себя.

– Но после разговора с ним вы мне позвоните? – встрепенулась Шелла.

– Обязательно. Но так, чтобы он не слышал. А если он придёт домой, сделай вид, что ты ничего не знаешь.

– Как это я ничего не знаю?! – возмутилась Шелла. – Ещё как знаю!

– Прости, я не так выразилась. Не заводи с ним разговор под горячую руку. Хорошо? Если только он не начнёт его сам. В таких делах надо проявить выдержку.

Успокоив и проводив невестку, Елена Ильинична посмотрела на часы. Убедившись, что до Изиного прихода в запасе есть два ещё часа, она накапала себе тридцать капель корвалола и с мыслью: «Он хочет моей смерти», – в изнеможении легла на диван, предварительно заведя будильник на пять часов вечера.

* * *

Советский Союз лихорадило. Одессу «заносило». Отдел била мелкая дрожь. Человечество нехотя рассталось с мечтой о вечном двигателе. С желанием мгновенно разбогатеть оно не расставалось никогда.

Но если в государстве С.С., в дальнейшем именуемом Катало, организация азартных игр частными лицами каралась законом, те же действия, но производимые Каталой, являлись законным промыслом последнего. Катало, играющее против частного лица, выигрывало всегда: игра шла по его правилам. А за попытку уклониться Катало хватало провинившегося за ноги и вытряхивало всё, что находилось в его карманах.

Весь день Изя пребывал в состоянии эйфории. Вчера по Женькиной просьбе он два часа провёл в заводской библиотеке, выписывая выигравшие номера «Спортлото». Наколов с утра на доску лист ватмана и аккуратно расчертив его, Изя вписывал счастливые шесть чисел, пытаясь установить математическую закономерность закона фортуны.

Наблюдая за ним, Мишка Винер, председатель артели «Честный выигрыш», нервничал. Пошёл третий месяц, как ему удалось уговорить около тридцати сотрудников КБ скидываться по шесть рублей. Закупив несколько сот билетов и заполнив их всевозможными вариантами, Мишка терпеливо ждал выигрыша. Но на этот раз Левит шесть рублей не дал. Заподозрив неладное, Мишка напрямую спросил: «Ты дашь деньги или нет?» – Женька помялся и честно ответил: «Нет». – «Почему?» – настойчиво переспросил Винер, и Женька признался, что Изя изобрёл выигрышную систему и он-де теперь регулярно играет с ним и выигрывает.

Вначале Винер не поверил, решив, что Левит из скупости вышел из игры, но, увидев таблицу и шушуканья приятелей, понял: система есть!

Он подошёл к Женьке и, смущаясь, попросил взять его третьим. Женька отказался, ответив, что хозяин системы – Изя. Мишка подошёл к Изе, но тот вдруг начал отказываться, мямлить, мол, системы нет, есть лишь намерение её создать… Звучало неубедительно. Чем упорнее Изя отказывался, тем больше Винер верил: его обманывают! Он предложил Изе продать систему. Тот наотрез отказался. Мишка предъявил ультиматум. Если до двенадцати часов дня секрет системы не будет раскрыт, Изю ждут огромные неприятности. Изя ликовал. Каждые полчаса Винер подходил к нему и грозно спрашивал: «Ну, ты надумал?» Изя глубокомысленно глядел в таблицу и вяло повторял: «Женька пошутил. Системы нет».

Розыгрыш обещал стать великолепным. И уже не жалко было потерянного в библиотеке времени, как вдруг… мамин звонок. А ведь после работы он собирался ехать к Левиту заканчивать чертёж приспособления и начинать план цеха. Изя попытался объяснить маме, насколько он занят, но фраза: «Я скорее откажусь от тебя, чем от Региночки», – его насторожила.

Что она знает? Недвусмысленный намёк на шуры-муры подтвердил догадку: маме что-то известно. Оксана виделась с ней? Исключено. Женька кому-то проболтался? Нет, нет, чушь какая-то. Шелла? Утром он с ней расстался – всё было в порядке. Она завернула ему завтрак. Он сказал, что заедет после работы к Левиту и будет дома не раньше одиннадцати.

«Письмо!» – резко ударила в голову чудовищная догадка.

Возвращаясь на прошлой неделе из командировки, по дороге домой он зашёл на почту и, получив письмо Оксаны, положил его во внутренний карман пиджака.

– А, чёрт! Дурак безмозглый! – тихо выругался он. – Такой прокол! – Когда он уже подготовил Шеллу к тому, что на следующей неделе выезжает в срочную командировку в Вильнюс, и позвонил Оксане, чтобы та приезжала к Левиту на Восьмую станцию…

– Чёрт! – застонал он и с мольбой посмотрел на погрузившегося в чертёж Женьку. – Что делать?

Женька не реагировал.

– Старик, есть дело! – после некоторых колебаний Изя подошёл к Левиту. – Пойдем, выйдем, надо посоветоваться.

В отличие от Изи, впервые ступившего на тропу внебрачной любви, гены Казановы, по наследству переданные Левиту, играли в его жизни главную роль. Женскую грудь Левит впервые увидел в родильном доме и никогда с ней больше не расставался. Оксану он подарил Изе, не уточняя, что однажды последний эпюр по начерталке они завершили в его постели. Повторяться он не любил и «выставил» Оксану элементарно: наврал, что Изя, в прошлом советский разведчик, чуть ли не единолично предотвратил фашистский путч в Венгрии. После ранения он вынужден был оставить службу, вернулся в Одессу и по требованию командования, настаивавшего на том, чтобы Изя создал семью, женился. А сейчас, вылечившись, он ждёт приказа отправиться в длительную зарубежную командировку.

Оксана с восторгом смотрела на героя-разведчика и, когда они остались вдвоём (Женька специально пораньше уехал домой), как бы случайно завела разговор о Венгрии. Изя, заранее подготовленный Женькой, о службе в советской разведке ничего не рассказывал, но чем больше он скрытничал, тем с большим восторгом Оксана смотрела ему в рот, пока, осмелев, не расстегнула одна за другой пуговицы рубашки.

Неожиданно для себя Изя «приплыл» быстро. А когда, надев халатик, она вышла на кухню и вскоре принесла на подносе кофе в постель, Изя обомлел. Впервые в жизни он, как барин, лежал на диване и молодая красивая женщина преданно и покорно ухаживала за ним.

Она присела у его ног, и, к Изиному удивлению, у него открылось второе дыхание. О! Это была фиеста! Никогда ранее он не совершал таких подвигов. Окрылённый триумфом, Изя начал ворошить память, вспомнил почему-то рассказ Шейнина «Динары с дырками», и… «Остапа понесло».

– Я пил пиво в Баден-Бадене, в кафе, куда заходил обычно по средам с четырнадцати до четырнадцати двадцати, когда ко мне подошёл долгожданный связник из Центра и передал приказ: через день, приняв облик саудовского дипломата, я должен быть в Будапеште. В тот день мятежники захватили столицу и повесили городское руководство компартии. А дочь первого секретаря горкома, – Изя на мгновение запнулся и перешёл на новую орбиту, – имя её никакого значения не имеет, была нашим резидентом. Но о том, что она была моей любовницей, знал только мой шеф из Центра. Мы должны были пожениться. Поэтому именно мне было поручено найти Яноша Кадара, прятавшегося от мятежников, и передать текст письма, с которым тот должен обратиться в Москву за военной помощью. Когда я прибыл в Будапешт, моя невеста была мертва. Я нашёл Яноша Кадара в бункере под Дунаем и передал ему письмо. Он был растерян, не без оснований опасался за свою жизнь и моё появление воспринял как знак свыше. Я обещал ему пост главы государства. Он беспрекословно выполнял мои указания. Все дни, пока мятеж не был подавлен, я находился возле него, подбадривая и помогая советами. В последний день мятежа мы попали под минометный обстрел. Я сбил Яноша с ног и накрыл его своим телом. Вторая мина аккурат разорвалась возле меня. То, что я плохо слышу на левое ухо, следствие той контузии.

– А твоя женитьба? Это правда, что ты выполнял приказ? – восторженно спросила Оксана, нежно целуя шрам, оставшийся после удаления аппендикса.

– Ты и это знаешь? Вот Женька болтун! – притворно возмутился Изя, играя её золотистыми волосами. – Ладно, только никому не говори.

– Да, да, никому, – зачарованно повторила Оксана, прижимаясь к его груди.

– По правилам, советский разведчик должен иметь семью. Ты понимаешь, насколько важно, чтобы он постоянно ощущал духовную связь с Родиной?

– Я люблю тебя, – прошептала Оксана от имени Родины.

Даже если бы Изя узнал о присвоении ему звания Героя Советского Союза, он не был бы так счастлив, как в эти минуты, когда волшебно недоступная женщина, купаясь в лучах его славы, восторженно шептала ему на ухо: «Изенька, какое у тебя редкое имя».

– Ты чудо, – восторженно повторял Изя, впервые в жизни гордясь своим ближневосточным клеймом.

На другой день ему было стыдно, и на расспросы Женьки, с утра потащившего его в курилку: «Ну, как? Удалось уболтать девушку?» – он кратко ответил: «Да. Она чудо». – Помялся и, стесняясь того, что произошло, спросил: «Может, признаться, что я инженер?»

– Ты что, с ума сошёл! Хочешь всё испортить? Я ж для тебя старался! – возмутился Женька. – Пойми, женщинам нужен кумир, звезда! Они влюбляются в артистов и футболистов, поэтов и дипломатов, им нужен человек редкой профессии, необычной судьбы, возле которого, точнее в лучах славы которого, они будет блистать. Вспомни, что сказал Джон Кеннеди, когда впервые прибыл в Париж: «Вы, конечно, меня знаете… как мужа Жаклин Кеннеди». Каждая женщина мечтает, чтобы о ней так сказали. Не лишай себя, старик, маленького счастья и не глупи. Ей нужно, чтобы ты был разведчиком. Так будь им! Какая тебе разница! Знаешь, кем только я в своей жизни не был, – и Женька увлечённо принялся перелистывать страницы своих мемуаров: моряк дальнего плавания, следователь прокуратуры и даже незаконнорожденный внук опального Никиты Сергеевича Хрущёва. – Так что не дрейфь, – подбодрил он Изю. – И приобретай, пока я жив, бесценный опыт, если и впредь хочешь голыми руками брать в оборот порядочных женщин.