Я пожал плечами и пошел вслед за своим наставником. Раздевалка нашего цеха была на втором этаже, пришлось спускаться по лестнице, проходить мимо душевых, из которых неприятно попахивало плесенью. Зато потом мы оказались непосредственно в корпусе. Работяги возвращались с уличных курилок, занимали рабочие места. Я с любопытством оглядывался, чувствуя, как приятно щемит в душе тоска. Вот так сказал бы мне кто, что в молодость вернусь, я никогда бы не поверил. Пусть не в свою, но всё же… Только бы не проснуться…

Палыч, решив не откладывать дело, начал проводить мне экскурсию, одновременно здороваясь с каждым встречным поперечным.

– Вот это, Егорка, пятый цех! Там за углом у нас термичка, там пескоструйка. А вот станок револьверный! Небось в вашем ПТУ такие вам никто не показывал? А? Гля, какой агрегат!

Я кивал и делал вид, что вижу такие станки впервые. Это все уже устаревшее, но добротное и надежное. А Палыч цвёл и радовался, как ребенок, хвастался. Не буду же говорить, что вот на подобном токарно-револьверном, модели 1385, я в начале восьмидесятых городские соревнования брал. Хотя интересно было бы посмотреть на его физиономию, скажи я это вслух.

Наш седьмой цех, к которому я был приписан, находился в другом конце корпуса, и от раздевалки надо было топать через все остальные. В целом корпус был спланирован немудрено и включал несколько цехов, формирующих одно большое механосборочное производство. Помнится, у нас на «Ростоборонмаше» все точно так же было организовано в советские годы.

Где-то без минуты семь начали включаться двигатели станков, народ окончательно уже занял свои рабочие места, а по проходам засновали ворчливые мастера и вездесущие диспетчеры.

Жизнь в цеху кипела. Оно и понятно, время такое – идейное, и люди стараются. Народ был увлечен выполнением плана. Даешь пятилетку за четыре года – в проходе между слесарным и фрезерным участком этому был посвящен целый плакат времен самой первой пятилетки.

Я продолжал осматриваться, увидел уже знакомую мне рожу остряка Андрея, который работал на вертикально-фрезерном станке, а прямо сейчас облокотился о свой стол и читал технологию. Завидев меня, он не упустил случая проводить меня взглядом с уже привычной насмешкой.

Я заметил курилку в конце слесарного ряда, а за ней, в этаком аппендиксе, стояли точила, шестиугольные галтовочные барабаны, а также шлифовальный станок с ленточной наждачной бумагой. Толстяк Жендос, тоже оказавшийся слесарем, уже притащил туда целый ящик с отфрезерованными деталями. Ясно, теперь будет над ними трудиться.

Работяги, у которых существовал свой привычный ежедневный уклад, с настороженностью принимали в коллектив новичков, поэтому большинство старожилов смотрело на меня исподлобья. Потому наставник по ходу дела шапочно перезнакомил меня с кучей народа. Я жал руку мужикам, кивал, выдавливал улыбку, но, понятно, тут же забывал имена. Вернее, не успевал запоминать. Слишком много новых лиц. Слишком неожиданно свалилась новая жизнь.

– Нам туда, – наставник указал на несколько рядов слесарных верстаков, тянущихся возле распахнутых окон. Всего четыре ряда, по четыре верстака каждый, установлены лицом друг к другу. На верстаках я обнаружил разметочные плиты, тиски, горы деталей, тумбы, а на перегородках между верстаками лежали сменные задания.

По левую руку тянулись сверлильные станки, самые разные, с системой подачи эмульсии. А сверху, поскрипывая, качались огромные лампы. Света хватало.

– Вот это будет твой личный верстак!

Мы прошли в самый конец слесарного ряда, там, немного на отшибе от остальных, стояли два верстака, за которыми уже шло рабочее пространство шлифовщиков. За плоскошлифовальным станком стояла пышная женщина весом за центнер, не меньше. Она с любопытством глазела на меня, поэтому Палыч решил сразу нас познакомить.

– Ирина Борисовна, это вот Егор, мой ученик. Егор, это Ирина Борисовна, наша фея шлифовки! Вот…

– Хи-хи… Фея… – женщина чуть зарделась и расплылась в улыбке. – Можно просто Ира!

– Приятно, – заверил я.

– Ладно, Ирочка, не будем тебя от важного дела отвлекать, а то мастер с меня три шкуры спустит.

Ира захихикала, а наставник мигом поставил металлический щит между моим верстаком и шлифовальным станком.

– На Ирку надейся, а сам не плошай! – важно сказал Палыч, поднимая указательный палец. – Знаешь, какое погоняло у Ирки?

– Откуда ж мне знать?

– Биатлонистка, – захрюкал от смеха Палыч.

Я заметил, что перегородка между верстками побита, будто снайперскими «выстрелами» – детали вылетали из-под шлифовального станка. Ну понятно, вполне себе к месту прозвище. Учтём.

Собственно, на верстаке, который наставник обозначил моим, было хоть шаром покати. Ни тисков, ни креплений для них, ни разметочной плиты. Дверцы тумб тоже нараспашку, никаких деталей, инструмента и технологий.

Не успел я разузнать, где всем разжиться, как услышал новый вопрос.

– Ну, как проходит внедрение в производственные процессы юных талантов? – послышался голос мужичка возраста, что называется, в расцвете сил.

Это был мастер. Он приволок деревянную решетку, размером где-то полтора на полтора, и теперь бросил на пол у моего верстака.

– Палыч, вот здесь заколотите гвозди, и еще послужит.

На досках решетки виделся налет из застывшего масла и стружки, использовалась она явно не первый год и перешла мне, как часто бывает, по «наследству».

– Егор? – уточнил мастер, отвлекая меня от созерцания качалок. – Меня Сергей зовут, я мастер производственного участка номер семь, – продолжил он. – Думаю, Палыч уже более или менее ввел тебя в курс дела. Осваивайся, обустраивайте рабочее место, а я позже подойду. На сейчас вопросы есть?

– Нет, но если появятся, обязательно задам, – заверил я.

– Ты, Сережа, спокойно своими делами занимайся, а мы с пацаном сами разберемся! – начал выпроваживать Палыч мастера.

– Сами – это хорошо… Вы же сегодня пятьдесят восьмые проработаете?

– Проработаем, только развертки найди!

– Уже ищу!

Мастер удалился, как раз к Андрею, которому передал детали. Они начали о чем-то разговаривать, обильно жестикулируя.

– Мастер-фломастер, блин, – раздраженно буркнул Палыч. – У меня свой начальник есть, а этот без году неделя работает, и уже поперек батьки в пекло лезет, на другой участок. Говорю, разверток нет, я тебе че, хером разверну?

Выдав исповедь, он только отмахнулся. Упер руки в боки и критично оглядел мой верстак.

– Все сделаем, все обустроим, небось не так представлял работу на заводе? – со вздохом спросил он. – Ничего, Егор, за квартал я тебя так натаскаю, что со свистом пройдешь комиссию на разряд!

Я слушал вполуха, никак не мог вспомнить…

– 286–6439–58? – выдал я номер качалок, который мастер держал в руках.

– О-па! Ядрёна Матрена, ничего себе у тебя память! – опешил наставник.

А я попытался вспомнить, откуда знаю номер, сам всплывший в голове, да не вышло.

– Так ведь у меня есть разряд, Палыч? – я припомнил диплом училища, в нем черным по белому было прописано наличие у Кузнецова третьего слесарного.

– А, брось! – отмахнулся наставник, как от чего-то незначительного. – Ты свое училище в каком году заканчивал, кажись, в семьдесят четвертом? А щас какой? Вот то-то ж, два года прошло, да и сам говорил, что все забыл за время службы. В общем, Егор, забудь все то, чему тебя учили. За партой протирать жопу – это одно дело, другое – настоящая практика. Всех мы вас переучиваем. Еще ни один ПТУ-шник не удивил.

Я внимательно выслушал лекцию от наставника, коротко пожал плечами.

– Как скажешь, Палыч, но я как в цех зашел, многое вспомнил. Так что могу подтвердить разряд хоть сейчас.

Наставник аж вздрогнул от такой самонадеянности с моей стороны. Огляделся, взял с тумбы шлифовщицы чертеж, вытащенный из паки технологии, и положил на мой верстак. Надел очки, уперся в стол кулаками и склонился над чертежом.

– Ходь сюды, ну-ка! Чертежи умеешь читать, умник? Тут у нас не хухры-мухры, а серьезное производство!

Я подошел, а Палыч ткнул пальцем на шероховатость.

– Эт че?

– Шероховатость.

Наставник бровь приподнял, покосился на меня удивленно. Хмыкнул, но никак не прокомментировал. Следом я безошибочно назвал обозначения внутреннего и внешнего диаметра. Расшифровал обозначение стали 35ХГСА…

– А в какой системе производство работает?

Я с трудом улыбку сдержал. От души старался Палыч. Это был каверзный вопрос для любого новичка, когда-то по прошлой жизни мне его тоже задавали, и тогда я ответить не смог. Вот точно так стоял с наставником сразу после училища – но знаниями тогда не блеснул.

– Система отверстия, – ответил я.

На этот раз Палыч аж в кулак кашлянул и замешкался.

– Блин, ты на него посмотри, какой грамотный ученичок попался… сразу врубаешься! Слышь, а как же ты в ученики попал? И почему на экзаменах мычал?

Как ему объяснишь, что это ещё был не я.

– Да как-то из головы все вылетело, – я не стал вдаваться в подробности.

Наставник озадаченно поскреб макушку. Вернул на место чертеж.

– Ну в любом случае, раньше чем через квартал мы новую квалификационную комиссию не соберем. Такой порядок. Нет, я, конечно, могу тебя к начальнику сводить, внеочередную собрать, но, сам понимаешь, тогда комиссия дюже строгая будет… – Палыч посмотрел на меня с какой-то надеждой во взгляде.

– Ладно уже, учеником так учеником, – сказал я. – Не навсегда ведь…

Было видно, как с лица Палыча спало напряжение. Понятно почему, кухню наставник-ученик я хорошо знал. У ученика плана своего по нормочасам нет, ему голый оклад платят, без премии. А вот наставнику помимо наставничества надо выполнить норму. Хреновый тебе попадается ученик – и нормы не будет, всё время с ним провозишься, но на то и доплата за него. А вот если толковый ученик попадается, то песня совсем другая. Тогда наставник и доплату получит, и норму с помощью ученика перевыполнит и премию еще получит. Так что толковый ученик – это не жизнь, а сказка.

Мне же пока не резон права качать. Завод – это сам по себе мир. Здесь выскочек отродясь не любили, а тех, кто начинал умничать в первый же день, записывали на плохой счет. Ну и наставник мне, судя по всему, достался толковый. И мужик неплохой…

Поэтому, хоть при проверке сейчас знаний я и не смолчал, но революцию устраивать передумал – а то и третий разряд не подтвердят. Похожу в учениках пару месяцев, от меня не убудет.

– Дуй в материальную кладовую, Егор, – выдал новую инструкцию Палыч, – там спецовку получишь, а потом в инструментальную шагай, я пока тебе инструмент у бабки Люськи выбью. Идти куда, знаешь?

– Найду.

Наставник отрывисто кивнул и пошагал в инструменталку, но, спохватившись, обернулся.

– Ты ж только Любке не ляпни, что я ее бабкой называю! Мне сегодня на ту территорию ехать, детальки в тридцать первом прямо на машине припиливать, а она нормального инструмента не даст!

– Могила, шеф, – заверил я.

Я провел вдоль рта пальцами, изображая закрытый замок-молнию. Наставник скрылся за поворотом, а на меня окончательно рухнула реальность происходящего. Я снова обвёл огромное помещение взглядом, веря себе и не веря.

Седьмой цех «Ростоборонмаша», а на дворе лето семьдесят шестого…