В казарме вспыхнул свет.
Бойцы вскакивали, стремительно одевались. Я от них не отставал.
В маленьком коридорчике, где был оборудован дежурный уголок, канительно задребезжал телефонный звонок. Чертыхнувшись, почти одетый сержант метнулся к аппарату.
– Да! Да, товарищ капитан. Личный состав по тревоге… Понял! Есть. Грищук с тремя бойцами… На четвертом посту. Есть!
Он вбежал обратно. Взгляд мгновенно окинул комнату.
– Так… Сергеев, Табачников, со мной! Остальные на месте в полной боевой готовности. Храмов за старшего!
– Что там, Ген? – пропыхтел Храмов, натягивая сапог.
– Проникновение на пост. Может, и ложная тревога, черт знает! Разберемся.
В оружейке я и Юра Табачников схватили свои автоматы, примкнули магазины.
– Быстрей, быстрей! – торопил Зинкевич. – Борька! Твой Гром обучен по следу идти?
– Да, – кратко ответил я, не зная этого, но не сомневаясь в талантах Грома. Умница.
– Пошли! Возьмешь его. И я Рекса своего. Юрок, ты с нами так, налегке. Как стрелок.
– А Джек?!
– От Джека твоего толку как от быка молока…
– Ну уж, скажешь тоже! Да он у меня…
– Все, отставить. Борис, скорей!
И мы понеслись к вольерам.
Где-то вдалеке слышался тревожный, хоть и явно затихающий лай. Псы в вольерах тоже взволновались, бегали, ворчали, подгавкивали. Гром был начеку, стоял, помахивая хвостом. Но – спокоен, выдержан. Говорю же, пес – золото! Собственно, второй Сент…
Я отбросил ненужные печали. Быстро облачил Грома в нужную снарягу:
– Рядом!
Сержант тоже был уже с Рексом:
– Вперед!
И мы побежали.
На службе вообще редко ходят просто так. Либо маршируют, либо бегают. Вот и сейчас мы бежали в среднем темпе.
Темная и прохладная сентябрьская ночь на территории части выглядела диковинным пейзажем из пятен света, теней, полутеней и тьмы. Прожектора, дежурное освещение – все это было достаточно продуманно, распределено так, чтобы оставалось как можно меньше неосвещенных мест. Понятно, что абсолютно это сделать невозможно, и какие-то зловещие темные провалы в системе были, и в целом ландшафт выглядел как в фильме жанра «дарк фэнтези».
Все это как-то сказочно пронеслось передо мной. Время то ли сжалось, то ли растворилось… не знаю, как это назвать и объяснить, но точно эффект был. Я и моргнуть не успел, как мы очутились «на грани цивилизации»: здания, сооружения, спящая техника – все это кончилось. Ряд уходящих влево от нас столбов с прожекторами – их мертвенный полусвет заливал скошенное поле, и это уже выглядело настоящим хоррором. За полосой полусвета не столько виднелась, сколько угадывалась стена леса, а несколько подальше, если опять же смотреть влево, виднелась караульная вышка.
– Ждем немного, – распорядился Зинкевич.
И верно, минуты не прошло, наверное, как я различил топот бегущих ног справа, со стороны казарм и штаба части. Показались четверо: младший сержант и трое рядовых.
– Здорово, Ген… – задыхаясь, проговорил старший группы.
– Привет, Сань, – обронил наш командир.
И они кратко переговорили. Из беседы я понял следующее.
На пятном посту – это дальше от нас, мы сейчас находимся на четвертом – замечено проникновение на территорию. Точнее, подозрение на это… Словом, ситуация такова.
Караульная собака, находящаяся на привязи, внезапно подняла лай, и часовой, молодой боец первого года службы, встревожился. И тут же ему почудилось, что некая тень скользнула к ограждению: сетке Рабица, растянутой меж деревянными столбами и закрепленной на них. Караульные вышки были оборудованы полевой телефонной связью, и конечно, солдат, слегка паникуя, вмиг отзвонился в караульное помещение. Ну и оттуда пошла писать губерния, то есть лавина принятия решений.
С одной стороны – черт его знает, почудилось-не почудилось, впечатление самое шаткое. А с другой – вдруг и правда, кто-то просочился на объект! Это вопиющее ЧП. И в данном случае куда лучше перестараться, чем недостараться. Поэтому «в ружье» подняли часть отдыхающей и бодрствующей караульной смены во главе с одним из разводящих, младшим сержантом Александром Грищуком. И добавили на подмогу троих из ВВКС с собаками.
Я ощутил, как напрягся Гром, но никаких пустых движений, рычаний, ворчаний… Рекс Зинкевича волновался сильнее, топтался, помахивал хвостом… Я видел, как Гена легонько хлопнул пса по холке: тихо!
Сержанты совещались с полминуты. Собственно, решение одно: идти на пятый пост и действовать по обстановке.
– Вперед, – скомандовал Гена. Все же он был на одну лычку старше Грищука. И мы все, люди и собаки, двинулись вперед в призрачном свете прожектора.
Слева от нас была ограда, дополненная прожекторными столбами и караульными вышками, справа – собачьи посты. Это два столбика, надежно закрепленных в грунте, на расстоянии 30–40 метров друг от друга. Между ними на высоте примерно метра вывешен трос. На него надето кольцо цепи, другим концом сцепленное с ошейником. То бишь, соединенный с тросом, пес бегает вдоль него примерно как троллейбус вдоль провода. Разумеется, и трос и столбики – все это прочное и крепко связанное. В обязанности вожатых входит в том числе периодическая проверка данного оборудования.
На четвертом посту по проволоке бегал не очень крупный «восточник» – молодой, должно быть, или уж так, ростом не вышел. Рекс заворчал, на что последовал немедленный оклик Гены, Гром отреагировал спокойно.
Метрах в двадцати впереди из полутьмы возникла рослая солдатская фигура в ватнике. Автомат в руках. Хищно блеснуло лезвие штык-ножа.
– Стой! Кто идет?
– Разводящий и группа усиления! – крикнул Грищук.
– Пароль!
– Камчатка! Отзыв?
– Чукотка! Разводящий ко мне, остальные на месте!
Ритуал был соблюден полностью. В качестве паролей и отзывов незамысловато использовались географические названия, как правило, близкие в сознании советского человека. Могло быть что-то вроде «Ашхабад – Ташкент» или «Минск – Брест». Или «Кама – Волга».
Грищук, привычным движением поправив автомат зашагал, захрустел сапогами по гравию. А я, глядя на ватник часового, начал как-то особенно ощущать прохладу осенней ночи. Горячка бега и быстрой ходьбы остывала, и в х/б сделалось зябко.
Караульные, поднятые впопыхах, тоже были в «бумажках», хотя наверняка под гимнастерки у них было что-то поддето.
– Слышь, земеля! – вполголоса вдруг окликнул меня один из них. – Ты чо, новенький, чо ли? Чо-то я тя ране не видал!
Говорил он с грубоватым диалектом, не то уральским, не то сибирским.
– Да, – спокойно отозвался я. – Вчера прибыл.
– А-а!..
– Тебе какое дело? – полуобернулся к любопытному Зинкевич. – Много знать хочешь? Ученый, что ли? Копченый!
– Да ладно, Ген, чо ты? Просто из интересу!
– Не Гена, а товарищ сержант. А молчание – золото…
– Группа, ко мне! – крикнул Грищук.
Из разговора с часовым выяснилось, что на четвертом посту все обстояло спокойно, а на пятом вдруг пес разразился диким лаем, взбудоражилась и псина четвертого поста… и пошла цепная реакция.
– Ясно, – сказал Гена. – Идем дальше.
На пятом посту церемониал повторился: пароль, отзыв… разводящий ко мне… А дальше темп событий резко ускорился.
– Где ты видел нарушителя? – спросил Зинкевич.
– Ну… – неуверенно сказал часовой, – видел-не видел…
– Но собака же залаяла!
– Это да. Но, может, зверь какой…
– Тьфу! – сплюнул Грищук. – Часовой из тебя, как из говна пуля. Ладно! Где это было?
– Вон там, – показал рукой боец.
Пошли туда. Зинкевич включил ручной фонарик – тот был довольно мощный, светил неплохо. И тут мы увидали…
– Т-твою мать! – невольно вскричал Табачников.
В ограде зияла дыра. Сетка Рабица была явно распорота каким-то инструментом так, что мог, пригнувшись, пройти человек.
– Кучеренко! – окликнул часового Грищук. – А ты что, оглох, ослеп? Обоссался?! Здесь ведь возни минут двадцать, не меньше!
– Не!.. – испуганно вытаращился Кучеренко. – Не было возни!
– Заранее, – негромко сказал я. – Заранее эту дыру проделали…
– Точно, – кивнул Зинкевич. – Похоже на то. Но когда? И как?! По идее тут все перекрыто…
– Ну дак, – с философским вздохом произнес знакомый сибирский говорок. – Идея-то она идеей, а жизнь жизнью…
– Маркелов, не умничай, – велел Грищук. – А как они здесь друг у друга пост принимали?! Не видели, что ли, ротозеи?.. Кучеренко!
Тот подавленно молчал. Сказать было нечего.
Пока эти дебаты шли, наш помкомвзвода водил туда-сюда лучом фонаря. И тут…
– Стой! – вскрикнул я, схватив сержанта за руку.
– Что? – почему-то шепотом спросил он.
А я сам толком еще не знал – что. Просто в луч попало нечто, лежащее на земле. Какая-то тряпка, что ли.
Без раздумий я бросился вперед. Гром тоже. Мне пришлось раздвинуть дыру, чтобы он смог пробраться в нее, а я проник следом, чуть не зацепившись ремнем АКМ. Но ничего, все обошлось. Услышал, как за мною запыхтели, закарабкались остальные.
Тряпка оказалась рабочей рукавицей. Наполовину брезентовой, наполовину тканевой. Я поднял ее, осмотрел в свете фонаря.
– Новая, – вынес вердикт. – Новее не бывает!
– Значит, его, – озвучил Гена то, о чем я успел влет подумать.
– Гром, – я поднес рукавицу к носу овчарки. – След! Ищи!
Гром навострил уши, смешно задвигал носом, внюхиваясь. А вообще он напрягся, во всем его облике проявился азарт. Обнюхав перчатку, он пригнул голову, поводил ею из стороны в сторону… Замер.
– След! – нетерпеливо повторил я.
Гром вроде бы как-то неуверенно шагнул вперед… но вот резко подался вперед и тут же оглянулся на меня.
– Ищи! – велел я.
И Гром рванул вперед.
Мы неслись по лесу, по его незнакомым тропкам, световое пятно хаотично прыгало – Зинкевич бежал сразу за мной, держа фонарь. И еще кто-то сзади подсвечивал. Кто-то споткнулся, упал или чуть не упал, матюкнулся. А Грома точно разобрал драйв охотника, некие древние, спящие волчьи гены вдруг проснулись, превратили служебного пса в хищника, он натянул поводок, мешавший бегу, зарычал… И по необъяснимому наитию я понял, что мы вышли на цель.
Я отстегнул поводок:
– Гром! Взять!
Освобожденный от узды, пес одним броском оторвался от нас. Я услыхал его грозный рык из тьмы. И сержант отпустил Рекса. Хищной тенью пес пронесся мимо меня, немного забирая влево.
Собаки в темноте видят нормально. Похуже кошек, но намного лучше нас. Так что для Грома и Рекса никаких проблем в движении не было. Но и мы их не потеряли. Я слышал рычание, старался выдерживать курс по нему, а следом за мной и все прочие – хотя, конечно, и ветви хлестали, и грунт неровный, каждый шаг в неизвестность, ведущая нога натыкалась то на какой-то выступ, то попадала в ямку… Но в целом – вперед, вперед, вперед!
Гром резко взлаял. Ничего дружественного в этом звуке не было, напротив – честная агрессия, «иду на вы». Секунда – он свирепо зарычал, и тут же шум, треск веток и отчаянный вопль:
– Все! Все! Сдаюсь! Уберите собак! Уберите!..
Свирепо загавкал Рекс.
Я чуть не упал, когда моя левая нога попала в невидимую колдобину, но сумел удержать равновесие.
– Гром! Оставь!
Пляшущий луч выхватил из темноты разъяренных Грома и Рекса над мужским телом, лежащим, обхватив голову.
Секунд через пять-десять мы были рядом.
– Гром, оставь! Молодец. Молодец!
Я поощрительно потрепал пса по шее. И слегка пнул лежащего в бедро:
– Подъем!
– Собак уберите, – плаксиво проныл лежащий.
– Вот сука… – запыхавшись проговорил кто-то из бойцов. – А я-то думал… Не, ну как вы его взяли! Лихо!
– Не вы, а мы, – с нажимом скорректировал Грищук.
– Мы, мы, – с юморком произнес Зинкевич.
– И сука – это собачья женщина. И девушка. Так что не надо, – сказал я. – Так! Здесь не плацкарт. И не купе. Вставай давай!
Лежащий зашевелился, обозначая движение вверх, но не встал. Я продублировал:
– Ты что, с первого раза не понимаешь? Мне повторить прикладом по горбу?.. Ну, живее, живее!..
Он осторожно, сутулясь, привстал. Псы заворчали. Задержанный вздрогнул.
Это был мужичонка неопределенных лет, самого обычного простецкого вида, в какой-то темной робе, что ли.
– Ты кто, жопа? – сердито рявкнул Грищук. – Имя?!
– Это… Это мое имя?
– Свое я сам знаю! Ну, быстро!
– Ни… Николай.
– Фамилия, мать твою!
– Шубин. Николай Шубин…
– Зачем проник в часть? Ну! – я обозначил недвусмысленное движение прикладом вниз, в область ширинки черных штанов.
Задержанный вздрогнул, руками невольно прикрыл пах.
Конечно, я не собирался его трогать. Не по-мужски это, не по-солдатски измываться над беззащитным. Но припугнуть для пользы дела бывает необходимо.
– Да я так… ребята! Я случайно… – запричитал он, – ну, поддал, заплутал, хрен знает, лес какой-то! Потом слышу, собаки бегут, лают. Ну, здесь я струхнул, конечно… А тут вы…
– Так, – прервал я бессвязную речь. – Ты хочешь, чтобы тебе всю твою подвесную систему отшиб?
И я вновь указал взглядом на эту самую систему.
– Стой, стой, Сергеев, – довольно официально перебил Зинкевич. – Давай его в дежурку… Что-то он п*здит. Случайно. Ага, как же… На режимный объект. Саня, пошли кого-нибудь на пятый пост, пусть звонят в караулку, мол, нарушитель задержан. Ты, чучело! Ты один?
– Я?.. Один, один, да!
– Точно? Смотри, если соврал, потом пеняй на себя!
– Да говорю, один! Нечаянно, ребята, ну поддатый был, ну чо…
– Перегаром не пахнет, – заметил я.
– Маркелов! – распорядился Грищук. – Давай на пост, скажи Кучеренке, пусть в караулку звонит! Вот, держи фонарь. Пусть еще скажет, что заграждение нарушено на пятом посту. Не забудь!
– Ага! – сибиряк схватил фонарь, попер через лес, причудливо маяча световым пятном по еловым кронам.
– Не ага, а есть!.. Э, чалдонский валенок!
– Ну, пошел, – приказал Зинкевич задержанному. – Шаг влево, шаг вправо считается побегом. Стреляем без предупреждения!
– Ребят… Да отпустите, я уйду, и все! Я что, шпион какой, что ли? Мне ваши военные тайны на хер не надо…
– Ты что, дурак? – резко прервал я. – Это ты будешь военной прокуратуре объяснять, шпион ты, или нет. Пошел без разговоров!
Он уныло заткнулся, и мы какое-то время пробирались сквозь заросли. Впрочем, заросли в хвойном лесу – понятие условное, здесь ведь нет подлеска, то есть кустов, травы, отчего двигаться по такому лесу гораздо легче, нежели по лиственному. Конечно, если деревья растут не слишком плотно, и нет завалов валежника. Здесь этого не было.
Выбрались на дорогу. Это была не просека, а самая настоящая дорога, хоть и грунтовка – для проезда грузовых автомобилей. И она была не прямая, а овальная; грубо говоря, вроде стадиона, она окружала огромные резервуары. Вот теперь-то я увидел их!
Ночь была с переменной облачностью, более-менее лунная, да и освещение присутствовало. Правда, не прожектора, а просто фонари на столбах. Резервуары – гигантские цилиндры диаметром метров двадцать и высотой где-то в четыре этажа. Три таких исполина стояли в ряд, производя внушительное впечатление.
Справа горели яркие огни и доносился неумолчный шум железной дороги. Ночной холодок вновь ощутимо полез под гимнастерку.
– Грузовой с севера по первой!.. – раскатился над окрестностями мегафонный голос.
– Ого, – сказал я, кивая на резервуары. – Солидно!
– А то, – довольно подтвердил Зинкевич. – Весь округ снабжаем! И не только…
Тут он осекся, сообразив, что болтать на такие темы вообще не стоит, а при задержанном тем более.
– Топай, топай, – повелительно сказал он. – Руки за спину!
Без происшествий мы миновали огромные баки, пошли мимо складских строений, насосных станций… Здесь тоже были посты, и повторились все уставные правила типа пароля-отзыва… Разводящего часовой мог допускать на пост, поэтому весь наш конвойный отряд прошествовал мимо часовых, дорога повернула влево, справа потянулась бетонная стена с колючей проволокой поверху, и я понял, что мы приближаемся к знакомому мне КПП. Освещение тут было как на Невском проспекте!
Да, вон ворота, вон здание КПП. Рядом с ним возникли две фигуры в офицерской форме. Одна невысокая, коренастая, другая – рослая и стройная.
– Ух ты, – приглушенно пробормотал Зинкевич. – Командир!
Теперь и я в электрическом свете различил три больших звезды и два просвета на погонах высокого.
Зинкевич вырвался вперед, метров за семь-восемь до командира перешел на четкий строевой шаг, за два метра до него замер, вскинув руку к виску. Мы тоже встали.
– Товарищ полковник! На территории задержан нарушитель! Доставлен по назначению. Докладывает помощник командира взвода сержант Зинкевич.
– Вольно, – кратко велел командир.
О проекте
О подписке