– Алена? – неподдельно удивился я. – Ты как здесь? Ты же в лагере…
– Приехала тебя повидать, узнала про то, как ты отличился. Нам про тебя заметку из газеты зачитали на заседании Совета дружины, и я приехала на денек, думала, ты весь израненный, беспомощный, но, смотрю, дела не так плохи, – хитро прищурилась старшая пионервожатая.
Но на лице её ещё лежала тень той тревоги, с которой она сюда ехала.
– Ладно, я пойду, – сказала Василина. – А вы бы хоть девушке тубаретку предложили.
– Заходите, – подскочил Нурик и изобразил казахский реверанс (может, это было что-то другое, но я про себя нарёк его так). – Пиво будете?
Василина зыркнула на Ахметова, и тот умерил пыл гостеприимства, убрал улыбку кота с довольного лица.
– Я бы хотела поговорить с Сашей наедине, – чуть отстранилась от ухаживаний Нурика девушка.
– Да не вопрос, всегда пожалуйста. Я… покурить. Ну вы тут это, – он хитро подмигнул мне. – Если что – закрывайтесь-на…
– Иди уже, – шикнула на него комендант и вытянула Нурлана за собой в коридор. – Без сопливых разберутся.
И дверь за ними закрылась.
– Ну рассказывай, – пытливо уставилась на меня Алёна, – как жизнь молодая?
– Чай будешь? – вопросом ответил я.
– Нет, спасибо.
– Да нормально, потихоньку, вот… на больничном пока, – я постучал по гипсу. – Там ничего страшного, там не открытый перелом, а закрытый. Ха-ха…
Шутку Алена не оценила, а посмотрела на меня серьезно и проговорила:
– Как ты с одной рукой по хозяйству управляешься? Бедненький… Стираешь, готовишь. Сосед, наверное, помогает?
– Хм-м… Нурик – отличный парень. Он даже оберег мне подарил от сглаза, – попытался я перевести тему. – Это такая штука, которая, согласно поверьям, обладает…
– Я знаю, что такое оберег, Саша, – перебила меня пионервожатая и уже глядела на меня так, будто мы на допросе.
Вот блин… Со мной так Виталий Владимирович не разговаривал, как она сейчас. Ей бы не в школе работать, а погоны носить.
– Да я, конечно, не верю в эти всякие сглазы, – продолжил я развивать левую тему. – Заговоры-приговоры, но…
И снова Алена не дала мне договорить, но в этот раз не перебила, а заткнула рот. В буквальном смысле этого слова. Заткнула поцелуем.
Я немного офигел. Со знаком плюс, конечно, но всё же. Обнял ее за талию одной рукой, вторую не знал куда девать и отвел ее за собственную спину.
– Хорошо целуешься, – как-то слишком спокойно и ровно для романтических разговоров проговорила девушка, когда долгий поцелуй закончился и она чуть отстранилась, чтобы посмотреть мне в глаза. – Много девушек перецеловал, наверное…
– Ну-у… не то чтобы много, – зачем-то стал оправдываться я. – Но, кхм, не вчера родился, да…
И я притянул ее снова к себе, чтобы повторить поцелуй. Алена приложила указательный палец к моим губам, поставив его поперек, как запрет говорить или что-то еще, и вдруг выдала:
– Вот когда Асю бросишь и съедешь от нее, тогда, может, и поцелуемся, Морозов. А пока – лечись. Поправляйся…
Любовные пассатижи! Я вытаращился на нее.
– Погоди… Так ты это… – я подбирал слова, и секунды убегали от меня.
Ситуация очень щепетильная, не каждый день попадаешь в такую – честно говоря, в первый раз так угодил.
– Ты, что ли… Э-э…
Больше ничего не придумывалось.
– Да все я знаю, Морозов, Ася поделилась, она ведь подруга. А подруги не предают.
Акцент был сделан на последнее слово, будто именно я – предатель. С другой стороны, официально у нас с Аленой ничего не было, даже на свидание не ходили, все недосуг было, столько навалилось за этот мой первый месяц пребывания в новом-старом времени. А тут такая скрытая претензия.
Алену понять можно, конечно, она девочка неглупая, все видит и все подмечает. Видит, что мне нравится, впрочем, я этого никогда и не скрывал, не школьник сопливый, чтобы издалека вздыхать. Сначала она нас с Марией Антиповной застукала, а теперь вот Ася… Но вышло, как вышло, по крайней мере, я никого не обманывал и не обманываю, просто Алена так неожиданно приехала, никак не ждал…
Мысленно-то я оправдал себя, но почему-то легче не становилось. А вслух оправдываться не стал, но, признаться, Алена выросла в моих глазах сразу, что называется, на несколько пунктиков. Сидит сейчас так ровно и свободно, смотрит на меня прямо. Хороша… Несмотря на мои грешки, не оступается. Подразнила сладким поцелуем и выставила что-то вроде ультиматума. Свои границы, свои вешки обозначает.
– Пока, Морозов, – проговорила Алена сладким голосом и засобиралась. – Выздоравливай.
Обращение ко мне по фамилии, очевидно, должно было подчеркнуть её строгость и холодок в наших отношениях. В отношениях, которых еще толком не было, но ведь на самом деле они есть… Как известно, у женщины две основные функции пред мужчиной: успокоить, когда он нервный, и нервировать, когда он спокоен.
– Серому привет, – одарил я на прощание лучезарной, насколько это было возможно, улыбкой нежданную гостью. – Он у тебя молодец.
– Я знаю, – в этот раз Алена улыбнулась.
Может, не из-за меня, а вспомнила брата, а может, все-таки растаяла немного, потому что в ее красивых глазах за холодным блеском я все же разглядел теплоту. Где-то очень глубоко. И чтобы вытащить ее на поверхность, много усилий придется приложить…
Алена ушла, а минут через пятнадцать нарисовался Нурик. Деликатно постучал, а только потом просунул голову.
– Ты один? – удивился он, и только после этого за головой в комнату вошла его тушка. – Задолбался курить, блин… А это кто был?
Глаза соседа светились любопытством, восторгом и чем-то еще. Алена ему явно понравилась.
– Слышь, Мороз, так у тебя оказывается, деваха есть?
– Куда ж без них, – улыбнулся я и вздохнул. – Только не эта… Встречаюсь на работе с одной. Тоже хорошая…
Решил уже не лукавить перед другом, а то так и будет причислять меня к девственникам или к монашескому ордену.
– Ого! – восхищенно протянул Нурик. – В милиции? Красивая?
– Угу, – кивнул я, вспомнив, что Марию природа этим точно не обделила.
– Молодая? – продолжал допытываться любопытный Нурик.
– Конечно, – чуть замешкавшись, выдал я.
– Ну скока ей лет? Двадцать?
– Не это важно… – отмахнулся я.
– Ну двадцать с чем?
– Двадцать с пятнадцатью.
– Ха, Мороз! Брат! Оказывается, не я один люблю женщин возраста не комсомольского, – с каким-то облегчением и восторгом выдохнул сосед. – У меня Василине знаешь сколько лет?
Через неделю жизнь вошла в спокойное русло, если не считать мои мысли об Алене, которая, поразив меня своим появлением, снова укатила в пионерский лагерь дорабатывать смену. Я старался пока не думать о том скором времени, когда она вернется. Мы договорились оставаться с ней, вроде как, друзьями. Ага, конечно… знаем мы такие дружбы.
А пока я по-прежнему жил у Аси.
Однажды среди ночи раздался звонок. Телефон в квартире был далеко не у каждого, но, как я понял, Ася была не из простой семьи, раз имела отдельную жилплощадь и телефонную точку в квартире.
На дребезжащий звонок девушка даже не проснулась, а я, резко подняв голову, продрал глаза. На непривычные звуки среди ночи я реагирую мгновенно, привычка выработалась. Все-таки на зоне всякое бывало, и приходилось быть начеку.
Мысленно ругая неизвестного абонента, глянул на часы – время три ночи. Какого рожна и кому там надо? Щас возьму трубку и отбрею хулигана.
– Алло! – недовольно пробурчал я, щурясь от включенного ночника.
– Алло! Саныч?
– Ну? – соображал я, чей это такой знакомый голос.
– Это самое… Выручай.
По фирменному бурчанию я, наконец, понял, что звонит Баночкин, ему я номер оставил на всякий случай, ведь у меня там Мухтар живет, и связь должна быть всегда со мной на всякий пожарный. Неужели с псом что-то приключилось?
– Что случилось? – насторожился я.
– У нас убийство, Кулебякин сказал тебе звонить, машина за тобой уже поехала.
Я с некоторым облегчением выдохнул – всего лишь убийство, а пёс в порядке.
– Вообще-то я на больничном, – в доказательство я махнул перед телефонной трубкой гипсом, будто Баночкин мог видеть через телефонный провод.
– Я знаю, но Мухтарку нужно срочно задействовать, это самое… Сам понимаешь, без тебя он не работает.
– Конечно, не работает, – с некоторой важностью подчеркнул я. – Это только мой напарник. Меня и Серого лишь слушается. А чего такого грандиозного произошло?
Убийства, на самом деле, в любом советском городке – не такая уж и редкость. Конечно, уровень преступности пониже, чем в двадцать первом веке, но всё же преступления никто не отменял. В том числе особо тяжкие. В нашем городке это были, по большей части, так называемые бытовые убийства. Где-то что-то не поделили по пьянке, слово за слово – и за нож. Случались и кухонные убийства, когда муж жену или жена мужа пырнули. Такие преступления заведомо, как принято назвать, были «светлые». Все фигуранты известны, никого ловить и искать не надо, да и раскрывать тоже. Преступление считалось раскрытым, как только виновника доставляли в ГОВД. Но, судя по взволнованному голосу дежурного, сейчас совсем не тот случай.
А тем более, раз Кулебякин на работе – подняли начальника, получается, а по пустякам Петр Петрович ночью в отдел не поедет. Я медленно трезвел ото сна и готовился вникать.
– Ларионова знаешь? – спросил тем временем Баночкин.
– Это который в КПЗ постовой? – напряг я брови, помогая мозгам.
– Нет, это который Макар Ефимович, наша местная знаменитость.
– Не знаю, – честно ответил я. – И что же он натворил?
– Дак не он. Убили его. Преступление темное, труп криминальный. Прокурора я поднял, в область отзвонился, сейчас еще ответственный от главка приедет, – Баночкин тяжко вздохнул: – В общем, все шишки собираются на место происшествия выезжать, и ты с Мухтаром готовься. Ты ведь одной рукой сможешь поводок держать? Да?
А что тут спрашивать – вопросы уже явно превратились в риторические.
– Могу вообще без рук, зубами, – хмыкнул я. – Ладно… всё, иду.
За открытым окном послышалось характерное урчание двигателя УАЗа и скрип тормозов. Оперативно за мной приехали, прямо на всех парах мчались, что ли – со сна даже это казалось мне не заслугой ребят, а будто бы виной. Ладно. Съезжу. Надо так надо… Да и Мухтарчик засиделся. Давненько не работал, поеду обрадую его.
Быстренько натянул штаны и футболку – одеваться с одной рукой я уже приноровился, и даже ботинки шнуровал, хоть это и сложнее.
Написал Асе записку, что на работу вызвали, прицепил листочек на холодильник кусочком изоленты и покинул квартиру, заперев дверь.
В машине уже собралась дежурная оперативная группа: сонный Загоруйко, преувеличенно бодрый инспектор уголовного розыска Гужевой и молоденькая судмедэксперт Леночка. Видимо, отпуск ее кончился, и теперь заведующая больше не будет выезжать на места преступлений.
– Привет труженикам невидимого фронта, – позевывая, я уселся на заднее сиденье и подпихнул чемодан криминалиста.
Леночке уступили переднее сиденье – самое козырное место в УАЗике, не так трясет и на кочках не надо упираться руками в потолок (только там есть ручка специальная на панели) или обжиматься с криминалистическим чемоданом и милиционерами.
Присутствующие вяло поздоровались. Всех их выдернули из теплых постелей. В это время в небольших отделах и отделениях, ввиду малочисленности милицейских кадров и не столь большого числа ночных преступлений, допускалось дежурить, что называется, на дому. Если нет происшествий – можно идти и спать, разве что быть на связи. Ночевали на работе следаки и оперативники, потому что для них всегда находились даже ночью дела, а вот кинолог и криминалист – те далеко не на каждое преступление выезжали. Обслуживали только те, где действительно могли пригодиться их специальные знания. Оно и понятно, оперативников и следаков – хоть жуй, а эксперт и кинолог, в лучшем случае, по одному на отдел. А то и вовсе нет таких должностей в штате, и случись что – надо вызывать помощь из области или соседнего района.
– Ну чего там приключилось? – оживил я сонное царство. – Знает кто-нибудь?
– Потерпевший Макар Ефимович, – начал будто зачитывать сухую сводку Загоруйко. – Убит у себя на квартире. Другой информации нет.
Валя до сих пор считал меня внедренным агентом и относился ко мне с особым уважением. Хотя, если бы он считал меня простым кинологом, то, скорее всего, так же был бы вежлив и учтив. Я не стал развенчивать свою легенду, памятуя, как он мне пригодился, когда я искал Кукловода. Когда отдавал приказы и распоряжения эксперту чуть ли не на правах начальника ГОВД. Удобно и эффективно иметь своего прикормленного криминалиста. А вдруг он еще пригодится, вдруг снова в бега ударюсь? Тьфу-тьфу…
– Макар Ефимович – это который Ларионов? – хмыкнул я, еще не понимая, почему его все знают, а я нет.
Кто же он такой? Но спрашивать об этом пока не стал, всё-таки это может выглядеть странно. Ведь в какой-то степени я и есть агент, только из другого времени, и не чаю узнать, кто меня внедрил. Будем надеяться, что дотошный и скрупулезный Валентин сейчас выложит кусок его биографии. Но Загоруйко лишь кивнул.
– Он самый… Человек-эпоха… Я, можно сказать, вырос на его трудах.
Яснее не стало, но ничего, на месте разберемся. УАЗик покачивался и полз по двору, выруливая на асфальт. Мы заехали в ГОВД, и я взял Мухтара.
– Р-работа, Р-абота! – проговорил я, когда подошел к вольеру.
Думал разбудить его этим, сюрприз устроить, так сказать, но тот уже выскочил из будки, лишь только услышал мои шаги. Заблаговременно узнал по походке и радостно залаял. Бросился на сетку и даванул на нее лапами. А потом еще. Такой финт он всегда проделывал, показывая, как рад меня видеть. Я прицепил поводок и ошейник и отвел его в кандей бобика.
Когда добрались до места происшествия, там уже сгрудились машины, милицейские и без окраса. «Волга» канареечного цвета, очевидно, привезла ответственного от руководства из главка. Черная «Волга» – доставила прокурора и следователя прокуратуры. Еще какие-то машины были, принадлежность которых я не определил. Похоже, что убили как минимум директора мясокомбината или председателя горисполкома. Типун мне на язык, пускай Эрик Робертович живет и здравствует…
Мы остановились, и к нашему УАЗику подскочил Кулебякин. Он был в форме, но милицейский галстук нацепил на скорую руку, задом наперед.
– Ну что так долго? Ядрёна сивуха! – изображая кипучую деятельность перед высокими «гостями», Петр Петрович махал руками, показывая, что личный состав у него «вот где сидит!» со своими опозданиями.
– Пробки, – пожал я плечами.
– Какие пробки? Вышибло? – опешил шеф.
Такого слова в Зарыбинске не знали, я позволил себе лишнего с недосыпу. Ну а чего он на нас руками машет?
– Давайте быстрей шуруйте в квартиру, – Кулебякин ткнул на нужный подъезд, возле которого стояла скорая, а потом тихо добавил: – пока эти прокуроры и ответственные следы там не затоптали.
А потом взял меня за локоток и тихо проговорил:
– Ту уж постарайся, Саныч, след возьми как надо, знаю, что на больничном, но дело громкое. Сам знаешь, что Ларионов – это не хухры-мухры. Всем мало не покажется, если по горячим не раскроем. Не посрами службу, ага?
– Все сделаем, Петр Петрович, если там только следы не затоптали.
– А вы вот долго добираетесь! – снова взмахнул руками начальник и ускакал куда-то мячиком в погонах.
Мы поднялись в квартиру, продрались через толпу каких-то созерцателей в форме и в костюмах и очутились в прихожей. Хвала Марксу, дальше коридорчика из всей присутствующей высокой братии никто не прошел. Хватило ума ждать Мухтара и криминалиста.
Это гуд, значит, есть надежда, что следы живы, как дактилоскопические, так и трасологические (следы обуви, то бишь), ну и запаховые, конечно. Последние вообще особо чувствительные и долго не держатся. Любой дождь-ветер легко их уничтожит. Хорошо, что в квартире дождей не бывает, но чем больше народу тут дышит – тем нам же хуже.
Я пошел с Мухтаром первым. Загоруйко – сразу за мной вплотную, почти параллельно. Я попутно осматривал обстановку и подмечал детали, старался идти с псом по краешку коридора, на тот случай если там есть слабо видимые следы.
Валентин опытным глазом тоже изучал обстановку. Вперился очками в пол, пригнувшись и подсвечивая линолеум карманным фонариком. При этом свет основной приглушил.
Оказывается, если включить люстру, то следы не так просто разглядеть будет. Тут эффективнее фонарик и его косо падающий свет. В нём любой пылевой или грязевой след вычерчивается, так как имеет, хоть и незначительный, но осязаемый рельеф. Бывает даже так, что и следы рук можно увидеть еще до обработки их дактилоскопическим порошком.
Все эти тонкости я усвоил, плотно работая с Загоруйко на местах происшествий. Иногда даже подумывал, что, случись с ним чего, смогу и эксперта заменить на месте происшествия.
Да и сам оглядывался внимательно. Вот квартирка, на мое удивление, оказалась вовсе не шикарной и по-номенклатурному богатой. Какие-то затертые обои, старый палас и местами прокуренный диван. Вот как, значит, живет местная знаменитость. Кто он такой, черт возьми?
Я вошел в зал и увидел, наконец, труп.
О проекте
О подписке
Другие проекты