***

– Ну и кабинетишко, барсучий случай. Это же раньше вроде как кладовая была? – Нестеров вместе с начальником следственного отделения Иваном Трофимовичем Садких зашёл в тесное вытянутое помещение, которое теперь стало его рабочим местом. Бывшую кладовую, видимо, только недавно приспособили под служебный кабинет.

Нестеров всегда очень трепетно относится к виду из окна. Работать под энергичный шум проезжей части не одно и то же, что работать, наблюдая, к примеру, сонную опушку леса, считал он. В одном случае ты будто в бурном потоке жизни: зевать некогда, решения принимать нужно быстро, кто первый – того и тапки. В другом наоборот: ты будто сам деревянный, спокойно покачиваешь ветками на ветру, еле-еле что-нибудь исполняешь, а начальник дятлом нервно и бесполезно колотит по стволу, но от этого ничего не меняется.

В областном управлении МВД из кабинета Дмитрия на седьмом этаже открывалась шикарная панорама на главный собор и набережную. В ясные дни помещение заливало солнце, как на ладони приступал к дневной суете центр города. Знаменательный факт: летом к ним прибывали студенты-практиканты с юрфака, и почти каждый норовил сделать селфи в его кабинете. А в этой кладовой, сквозь созвездия погибших в паутине мушек, отлично просматривался угол прогулочного двора изолятора временного содержания и густая колючая проволока забора. Воняло собаками.

– Пришлось подвинуться из-за архива, – ответил Садких. Он лично не знал Нестерова, потому что раньше работал в другом районе, а в Нашинск пришёл уже после убытия Дмитрия в область. В целом начальник отделения был добродушным пенсионером советской закалки, не в меру упитанным, неплохим дипломатом (что касается отношений с судом и прокуратурой), а также любителем сахара во всех формах. И сейчас у него в руках красовалась коробка с эклерами. Но первое, что отметил Дмитрий при встрече с новым начальником – подтяжки. Да, Иван Трофимович носил брюки исключительно на подтяжках, которые двумя рельсами пересекали титаническое пузо старика.

– Атмосфера концлагеря, да? – не унимался Нестеров, кивнув на окно. Он открыл форточку, бахнул свою кожаную сумку в колониальном стиле на пыльный стол, добродушно и снисходительно посмотрел на Трофимыча. Тот подвигал туда-сюда дверцу сейфа и ответил, не реагируя на сарказм:

– Дима, ты человек большой, образованный в нужном смысле. Ситуацию я твою уяснил и мешать ничем не буду. Делай мне показатель средний, как все, и будет отлично, – с этими словами первый эклер покинул коробку, – точно не хочешь моим заместителем?

Поедание эклера не помешало попрошайническим глазам Трофимыча внимательно обследовать лицо Нестерова в поисках хоть капли сомнения, но тот отрезал:

– Нет, мне сейчас категорически не до карьеры. Где нынче пообедать можно у вас? «Жигули» ещё работают?

***

Первые дни работы на новом старом месте полетели стремительно. Нестерова уважали за опыт, интерес подогревала и история личного характера, из-за которой он оказался в Нашинске, и про которую толком никто ничего не знал. Кто-то шептал, что он изменил жене. Кто-то выдумал, что она ему. Кто-то приплёл, что он брал взятки в управлении. Кто-то, наоборот, что в нужный момент оказался слишком честным. Была даже версия, что всю эту чушь специально придумывают, чтобы отвлечь внимание от главного – Нестеров, мол, засланный казачок, и на самом деле приехал собрать реальную информацию о работе полиции в Нашинском районе по чьему-то поклёпу.

Трофимыч на обеденном совещании понедельника представил Нестерова коллективу, накидал «новичку» несколько каверзных уголовных дел, запущенных другими следователями. Например, мошенничество цыганской фирмы, которая заключила договоры подряда чуть ли не со всеми пенсионерами города, взяла предоплату и теперь отчаянно изображала финансовые трудности.

Местные следователи, услышав такой перечень из малодоказательных и сложных дел, не без злорадства предвкушали, как «звезда» уже к концу месяца начнёт захлёбываться в сроках. Но Дмитрий спокойно помечал что-то в ежедневнике, и уже со второй половины первого дня работы допрашивал пару каких-то свидетелей, а вечером обошёл все подразделения отдела, собрал новые и возобновил старые контакты.

После работы они с Суходоловым наведались в излюбленное полицейскими кафе «Жигули». Заведение держало марку: в меру интимная полутьма, хиты шансона, обалденная солянка и скидки для сотрудников, которые владелец установил в обмен на оговорённые послабления со стороны органов. Несколько часов за крепкими напитками друзья обсуждали всё на свете. Старый опер, как ребёнок, только что вернувшийся из летнего лагеря, выкладывал товарищу все новости-старости, которые имели место за это время, а также несколько раз порывался позвонить жене Дмитрия, приговаривая: «Так не годится. У меня и похуже случаи бывали, но всё же обошлось».

На утро Суходолов с облегчением думал, что вчерашняя попойка означает возобновление дружбы в том долгожданном виде, в каком она была до отъезда Нестерова. А сам Дмитрий, несмотря на выпитое в «Жигулях» не потерявший способности к критике, за время застолья осознал, насколько же он всё-таки не здесь и головой, и сердцем. И не без горчинки отметил, что разговоры со старым опером тянут за собой скуку. Слава Богу, на столе не заканчивалось спиртное.

Следующим утром Нестеров занялся рабочим местом. Трофимыч с опасением и восхищением наблюдал, как тот разобрал корпус служебного компьютера, извлёк оттуда губку спрессованной бурой пыли, снабдив это комментарием: «Заварим какао, Иван Трофимыч!», потом выгреб оттуда же остатки чьей-то трапезы («Вот, смотрите, чем до революции питались!»), канцелярских изделий и пустой пожелтевший бланк осмотра места происшествия («Ещё походит!»). Аналогичную операцию по просьбе Садких Дмитрий провёл с компьютером начальника. Трофимыч после увиденного ещё пару дней находился под впечатлением, рассказывая всему отделу про магические, с его советско-стариковской точки зрения, способности Нестерова по части общения с техникой. «Оживил мертвечину!» – ликовал Садких, оценивая скорость работы оздоровлённого компьютера.

Третий день ушёл у Дмитрия на допросы цыган-мошенников, и осмотр их документов, которые он в паре с Суходоловым с обыском выгреб из их так называемого офиса на окраине города.

Профессиональный подход Нестерова внёс в работу отдела сначала тревогу малодушия, потом свежесть соперничества. Местные следователи отмечали, как Дмитрий электровеником носится в течение рабочего дня, невольно и сами активизировались. Садких, периодически прохаживаясь по отделу с кофе и пончиком, задерживался возле кабинета «новичка», и с упоением слушал, как тот строго допрашивает людей, колотит вслепую по клавиатуре. Начальник размышлял, чем бы ему заманить Нестерова в отдел на постоянную работу. «Голова! Отчёт по месяцу, наверное, за десять минут набросает…», – очень уж хотелось Трофимычу постоянного и надёжного заместителя, каким был он сам при предыдущем руководителе отделения. В его понимании, правильный начальник – это что-то вроде конституционного монарха. А заместитель – это трудяга премьер-министр. Правильный начальник приходит на работу, заслушивает доклады премьера, заваривает чаёк с ликёром, принимает высоких гостей, вдумчиво беседует по телефону. За пару часов до окончания рабочего дня садится за партию в шахматы, а после шести задержится, только если дома гостит тёща. Но реалии отечественного следствия беспощадно топтали ламповые мечты старика, раздирая его между прокурором, областными умниками, судьями и жалующимися гражданами. Эти стрессы Иван Трофимыч заедал кондитерскими изделиями.

Ни начальнику, ни следователям было невдомёк, что на самом деле гиперактивная работа, которую показал им в эти дни Нестеров – это лишь способ забыться от не утихавшей внутри драмы.

***

Белая красотка-Ауди, как акула сквозь толщу океана, летела по загородной дороге. Водитель, парень лет двадцати пяти, активно кривлялся под хлёсткие биты модного исполнителя, наслаждаясь плавной стремительностью немецкого качества. Щедрость родителей в обмен на шикарно закрытую сессию позволила приобрести эту остромордую немецкую даму, что называется, с нуля. В голове парня уже рисовались смачные картины беззаботных каникул в родной провинции. В них он победоносно подъезжает к местному ночному клубу, красиво паркуется между тонированными вёдрами отечественного производства, надменно проходит к барной стойке. Процедура соблазнения самочек при этом упрощается до минимально возможного уровня. Блеск этих изящных форм кузова – это блеск его успеха. Эти строгие фары – это его глаза, взгляд сверху вниз. Эти чёрные цепкие шины – это его подошвы, готовые идти вперёд.

Впереди показался достаточно крутой изгиб основной дороги вправо с примыкающим слева поворотом на деревню Старая Роща. «Так-с, посмотрим, что у нас стабилизация может», – водитель приготовился пройти этот участок на скорости и проверить обещанные дилером преимущества электронных систем подвески. Дорога ровная и пустая, дело шло к ночи. Предвкушая приятное ощущение уверенного манёвра на скорости, которая вдавливает тело в удобное сиденье, парень небрежно положил руку сверху рулевого колеса, покидал взгляды на спидометр и вдруг над ухом раздался отвратительный мокрый хрип:

– ЗДЕСЬ ОПАСНЫЙ ПОВОРОТ, ДА?! – машинально повернув голову на звук, водитель увидел вытаращенный, безжизненный, как у сушёной рыбы, глаз на бледном окровавленном лице возникшего из ниоткуда трупа. От этого невероятного и уродливого зрелища, с ушедшим в пятки сердцем, парень подскочил на сиденье, насколько позволил ремень безопасности, интуитивно дёрнулся от мертвеца в сторону двери. КТО ЭТО?! ОТКУДА ОН ЗДЕСЬ?

Но дёрнувшийся руль уже замотал по проезжей части мчавшуюся с большой скоростью машину. В следующую секунду водитель ударился головой об элементы салона, ещё миг – и машина полетела в кювет об деревья. Кузов после пары нелепых полу прыжков левым боком ударился о крепкую пожилую сосну, парень ещё миг побыл в сознании, в котором мерцал всё тот же вопрос: ОТКУДА ОН ЗДЕСЬ?

***

Нестерова съедало гнетущее чувство вины. Жена по-прежнему не отвечала на телефонные звонки, а ему очень хотелось ещё раз поговорить с ней, попробовать показать свой взгляд на всё, что между ними случилось. Ещё он очень скучал по дочери. Маленький человечек, похожий на него, но в тысячу раз милее, с глазами мамы, не выходил из головы, стоило только минуту побездельничать. Не счесть, сколько раз им просмотрено видео с её первого утренника в саду, куда они с женой пришли уже разводящимися, стараясь не подавать виду.

А сейчас дочка, наверное, в садике. Как всегда, красиво одетая маленькая куколка – что-то делает, гуляет, играет, уже ждёт, когда заберут домой. И скучает по папе, это уж точно.

Наступал очередной будний вечер. Все расходились по домам. Устав ходить туда-сюда по кабинету в невесёлых мыслях, Нестеров прилёг на диван, подтянув к нему служебный телефон. В эту ночь он первый раз дежурил в следственно-оперативной группе и потому остался в отделении до утра. Местные следователи обычно в нарушение правил и в этом случае уезжали домой, дежурили на телефоне. Нестерову уезжать было некуда.

По прибытии в Нашинск он по предложению Суходолова снял комнату в общежитии бывшего совхоза, как говорится «поспать и помыться», на окраине города в десяти минутах на машине. На большее это жилье не годилось. Он провёл там всего три ночи, но уже успел познакомиться – не добровольно, естественно – с несколькими аборигенами. Один раз разнял пьяную драку около двери своей комнаты, а ещё раз даже вызвонил участкового, чтобы тот прекратил низкочастотный шум во дворе по случаю дня рождения коротко стриженого авторитета в спортивной одежде. Рассохшиеся деревянные рамы комнаты Нестерова беспощадно сифонили, а запах подгоревшей пищи в коридорах здания был куда стабильнее, чем подача в него горячей воды. Так что теперь, ночуя в отделении, Дмитрий приходил к неизбежному выводу, что оно более пригодно для проживания. Можно было снять и нормальную квартиру, но Нестеров сохранял веру, что он тут ненадолго. Что он обязательно найдёт путь к сердцам любимых двух девчонок, вернётся домой и все наладится.

Кабинет, где прилёг Дмитрий, следователи называли «лаунж»⁵