Баллада об Алле

Посвящается

моей маме

Алле Петровне Королёвой

 
Часть первая.
Шутки Келе.
 
 
О-о-я-я-о-о!
Э-э-я-я-э-э!
А-а-ие-ио-а-а!
Утро, открыв хамелеоновы глаза,
Выдувает острый ветер изо рта.
Олени встают, олени бегут,
Тундра дрожит, птицы поют.
Тяжёлое небо бороздят рога,
Вектор стада: «реки – в моря».
Финиш? – место, где ещё ждут.
Цель? – еда и солнышка луч.
Туда, где никогда,
Да просто так наверняка
Хохочет в амарантах свежая роса…
Ох, не ведал даже художник Вуквол,
С ночами прощаясь над этим клыком,
Как дух чукотский, многогранник в теле,
Бездонных прорубей хитрый житель Келе
Рассветом вторым с гравюры сошёл
И банкой сгущёнки укатился под стол.
1 и 4 и 4 и 0 минут —
Всего 1440 минут
Леденеют на бубнах дня. Келе тут.
1 и 4 и 4 и 0.
В очах плывёт буранный зной,
Снегопад свысока немой шлёт вой…
Тем временем Келе – в кухлянку и вжи-и-ик!
Мерзлота проглотила ярангу вмиг.
Э-э-ай-э-э-ай!
О-о-ае-о-о-ао!
И-и-р-р-эй!
В марсовую лужицу
Огнём на бетон,
Обрив лету голову,
Рушится он.
Обернувшись позёмкою,
Трансцендентный предрассудок
Асфальтовой улицы
Ласкает перекрёсток.
И, естественно, законом
Об античастицах,
Пренебрегая, по наклонной
Быстрее света
Ка!
Тит!
Ся!
Ай-ай-ай, Келе, за своё опять…
Может быть, читателя не стоит утомлять?
Нас было всего лишь двадцать пять
Разнокалиберных ребят.
Математики отвесные круги
Предрешено нам пройти, пробежать и проползти.
Сентябрь номер пять молчал у фонаря
Колоколами-листьями,
И только ветер упрямый манил в никуда
Лихими песнями,
Когда на школьном на крыльце
Под пение высоких стай
Застыли мы, как встарь…
Далёко впились взоры – съезжая с горизонта,
Подхваченное парою оленей быстрых, стройных,
Режет кочки железо лезвий звонких.
От саней – прыг! – зима, а в санях – она.
Аллы Петровны пришла пора!
Встали линейкой, втянули животы.
Учитель с нами сразу на «ты»:
«Так, ты почему легко одет?..
Надеюсь, это не пачка сигарет…»
И со сдержанной улыбкой:
«Здравствуйте».
Да, совершать ошибку
Блажь для страждущих,
В ту пору понимавших это
И потрясавших стены звуком радостным.
А-я-яли, а-я-яли, а-я-яли,
Ко-о-оняй, а-я-яли!
И уже факелы…
– Ой! – лампы горят,
Прилежно сели за парты —
Учёбе, в принципе, каждый рад.
Препод зачем-то стоит у доски.
А-а-а, ясно: «Натуральные числа», – читаем мы.
Треск звонка – начало урока,
Перед баталиями – игровая работа.
Заметалось по клеточкам тетрадей
Остриё блестящее стараний
Наших общих. Обратную сторону стены
Лениво подпирает Келе. «Проходи. —
– Зачем? – Учиться. —
– О, не стоит так глумиться.
Я гордый дух, не человек…
Ученья там, где меня нет! —
– Что ж, коль наука над тобою не властна,
Будет в пользу, и вовсе не опасно,
Не без помощи ребят
Разрешить шутливый ребус-ряд».
Тут, отведя чуть взгляд дозорный,
Задёрнул наш учитель штору.
Ухмыльнулся дух: «Отчего и нет!»,
С потолка водицей затекая в кабинет.
И вот рисунок перед ним: идущему во мраке
Путь указан хрупким огоньком свечи,
И юноша, что в зарукавье книгу прячет,
Ему вдруг молвит: «Ичу себлаб идис!»
Ужаснулась невежества дыра,
Узрев до боли явную разгадку:
Ученье свет, а неученье – тьма.
«Однако, эта схватка у меня последняя», —
– И Келе, всхлипнув, вылетел в трубу,
Дабы успокоения испить в том ледяном пруду,
Когда-то из которого в пустую пестроту
Превознёс себе… Любовь?.. Добро?..
Нет – всего лишь только суету.
Всё. Конец. Тьфу.
 
 
Часть вторая.
Улюлюкающие не запамятовали.
 
 
Золотые на осеннем не торопясь плывут,
С разноцветным и пышным шагаем по серому.
Пузырчатые, журча, бегут,
Оранжевые закручивая весело.
И гомонят вовсю серебряно
Летящие, сидящие и плавающие,
И играет звенящий степенно
На колыхающихся.
Тук-тук, тук-тук:
Мятежно вспыхнет.
Сокровенные к простой ведут,
Кажется, сейчас и скрипнет…
Озорные искрятся на розовых,
Взъерошено-причёсанные,
Волнительно отстукивают новые
Скрипяще-лакированные.
Настал желанный – входим уверенно.
Просторные. Чистый блестит, ещё не затёрт.
Вздымает торжественно к белому
Ворвавшийся в раскрытую и глухо орёт.
Поднимаемся в праздничный,
Встречаемся с новым:
Чуткая, приветливая,
С интригующим и скромным.
Сидя, спокойно бегаем,
Шумно послушно глядим,
Смешно наперебой серьёзничаем.
Ждём. Дышим. Молчим…
Пролетело. Отпраздновали. Учимся.
Листопадило скучно, заснегопадило бодро.
Изгибать кукарекать замучились,
Но шнуровать наковырялись неплохо.
Необратимо течёт. В никогда не тающую,
Протоптавшись, зароняем.
СПАСИБО! – когда-нибудь сверху на бесцветном начертаем,
Освежив румяное сияющей.
 

август-декабрь 2010 года

Весенние косы

Посвящается моей бабушке

Лидии Васильевне Королёвой

 
Ты помнишь?..
Тихий вагон,
Зелёная сталь,
Забрал он тебя
В туманную даль.
Поймав ветра,
Поклонившись грозам,
Ты забыла себя
В грёзах о розе…
На озере Ханка
Не было льда,
Лишь шёпот проталин:
«Куда ты, куда?»
Как будто не знали,
Но понимали,
Что потеряли,
Не обретя.
И волны Амура
Несли твою шаль
Туда, где угрюмый
С сумой ожидал…
Первый дом.
В Наталино – май.
Услышанный стон,
Прошу, сохраняй.
Так стонали колосья
От тяжести рос —
Благословляли
Каждый раз
На покос.
Но грызёт кисея,
Словно змея,
Вагона окно.
Всё решено.
Всё решено…
Дом номер два.
Мосты через пруд
Приглашали туда,
Где, возможно, не ждут.
Бледные пальцы
Освобождались.
Из колкого стука
Числа рождались.
Но вот кисея
Вприсядку пошла —
Эх, Ленинград!
Ухожу в никуда…
Гром —
Твоя сокровенная воля.
Третий дом —
Крайний Север и море.
Руки твои
Реки несли,
За штормом
Скрывали остров нужды.
Вечное лето
Оказалось невечным —
Убил его призрак
Вагонный, беспечный.
Рельсы трещали.
Холод? Отнюдь.
Это пески
Обозначали твой путь.
Магадана пески,
Вы не видны,
То злы, то добры,
Но всегда – только вы.
Как наяву:
В барханах проспект.
Я иду и иду,
И плач – за мной вслед.
Только спрячется, бедный,
За колючки кустов,
Как срывается с воем,
Раненый вновь…
Молю, пусть оставят
Сердце морозы.
Пусть смоются ливнем
Прошлые слёзы:
«Не ругайте меня, не браните,
Что обрезала я косы».
 

август-октябрь 2012 года

Край

 
Край ты мой, родимый край!
Здесь всё обилием природы дышит,
Ветер вольную траву колышет,
Льются реки чище серебра.
Чист и тих, и ясен свод небес.
Средь гор по тундре – стада пасущихся оленей.
Утром, когда роса отбрасывает тени,
Звонко льётся птичьих стай распев,
И колокольный звон, и херувимы
В божий дом зовут всех с миром.
Край ты мой, родимый край!
Помнишь, как одет был в тёмные одежды?
И много, где пролито крови, где потеряны надежды…
Вставай скорей! Вставай! Вставай!
Будь твёрдым как камень, что не сточит вода,
Будь богатым и щедрым людскими сердцами.
Известная с детства родная стезя,
Прошу, проведи нас в те самые дали.
 

июль 2015 года

Сон на Пасху

 
В тихую воду – тихие вёсла.
Кругом изумруды листвы.
Отражают глаза несвятые
Лазури святой огоньки.
Полноводный ручей обнимает,
Холодит, согревает, поёт…
Куда же он увлекает?
Домой, где невеста живёт.
Пасхи настала ночь первая.
Над домом, где купол с крестом,
Мерцала звёздочка чудная,
Когда я с поклоном вошёл.
Хозяйка встретила радостно,
Обняла, всем сердцем любя.
Мудра, чиста, добродетельна
Невестушка Вера моя.
На высоком престоле сияющем
Архангел сидел, и рука
На меч опиралась пылающий.
И верба произросла
Там, где было начало клинка.
Тотчас упал на колени я,
Но Он меня поднял, сказав:
«Восстал из праха Сын Божий,
Смертию смерть поправ!»
Трёхсвечник под звонкие трели
Бережно Он передал,
Чтоб крестным знамением двери
Открытые я осенял.
И гром раздался вскоре!
Вход освятился крестом
Трижды. В то же мгновение
Ночь сменилась днём.
Ангелы света трубили.
Хлынул в церковь народ.
Христос воскресе из мёртвых! —
Слышу, как сердце поёт.
 

2015 год

Золотое золото

 
ород Охотского моря, Г
бманчивый юнец: О
тарой сединою С
окрыт его венец. П
н бредёт обычно О
орогою морской, Д
, как-то повстречавшись, мы И
ели на прибой. С
омолчали. Побурчали. П
 потом дед говорит: А
кажи-ка своё имя. С
 пристально глядит. И
 когда ему ответил, И
ерьёзным сразу стал С
н: «Хочешь золотишко?», – О
рипло прошептал. Х
азум померк на мгновение, Р
 сверху – раскаты. Вода А
ас окроплять начинала, – Н
«дёт, золотая моя…» И
 

июль 2015 года

Серпантинка

 
Опять, трудяга железный,
Всё гремишь, неспокойный, звенишь?
Тарахтишь, ревёшь, завываешь,
То ли захлёбываешься, то ли хрипишь.
Не пойму я тебя, бедолага:
Чего не спишь по ночам?
И во тьме, и в пургу, и в морозы
Поёшь своё тра-та-та-там…
Наши детки сегодня устали,
Прикорнуть не мешало бы им.
А ты рычишь всё, зараза,
Никто до сих пор не прибил.
Ну и чёрт с тобой, малохольный!
Пойду-ка снег похрущу
В торбасах да по тропиночке дальней.
Погуляю – и спать захочу…
Кто это? А-а, снова плетутся.
Целый ворох приплыл, говорят.
Так, поглядим: конвоиров штук двадцать,
С ними – свора продрогших щенят.
Как жалко собачек, ей-богу!
Они же не виновны ни в чём.
Обречены на сопровожденье бездомных
В свежевырубленный дом.
Бредут зека к воротам.
Там надпись: про геройство и труд.
Вдруг – автомата рокот,
Убитых – в канаву. Дальше бредут.
– Так вам, ребятки, и надо! —
Мой сосед из окошка кричит. —
Языками трепать как попало
Отучат вас быстро! Хи-хи-хи-хи…
Промолчали зеки устало.
Да и можно ли говорить?
Ведь тех сейчас пристрелили,
Что снега просили – попить.
Колышется воздух в ущелье,
Будет ветреной ночь.
Большие ворота открыли.
И тут я увидел дочь.
Серая, заледенелая, рваная,
В самом последнем ряду.
На две ручки жёлтая варежка
И бантик, вмёрзший в косу.
Не моё дитя, не подумайте,
Наверное, той, что рядом идёт.
Ещё минута – за ними захлопнется
Дымящийся лагерный рот.
Один я на дороге остался.
И вновь железный вой
Как по заказу поднялся,
Развернув к себе спиной…
Не дождавшись лучей солнца,
С постели я вскочил,
Накинув шинель деда,
К тем воротам поспешил.
На полпути остановил меня шорох,
Будто кто-то скребётся в снегу.
Я огляделся. Воры?
Тишина. Но лишь снова шагну,
Как звук продолжает игру.
Откуда он? – уже нервничаю,
Ускоряя и ускоряя себя.
Впереди замаячил лагерь,
Неизменно тарахтя.
Добежал и, забыв отдышаться,
Громко в ворота стучу.
– Кто? – в ответ грубый голос.
– Извините, узнать я хочу,
Куда подевался ребёнок?
– Какой ребёнок, дурак!
– Девочка, малютка, лет восемь. —
Двери открылись. – Итак,
Не поняла, кто вам нужен?
И пропуск покажите-ка свой.
– А что, у нас и женщины служат?
– Я следователь, товарищ слепой.
Надо чего, я спросила?
– Девочку видел вчера…
Ухмыльнувшись, та перебила:
– Не переживай, больше не увидишь. Пока!
Двери поспешно закрыли.
Но успели заметить глаза
Трактор, за ним конвоиров,
Нацеливших ружья Туда…
…Не помню, как шёл на работу,
Не помню, как вернулся домой.
Помню омерзительный грохот