Лиса острит

Вань Фу, по прозванию Цзысян, житель Босина, в молодости занимался конфуцианской наукой. В доме были кое-какие достатки, но судьба его сильно захромала, и, прожив уже двадцать с лишком лет, он все еще, как говорится, не сумел подобрать траву цинь^[24].

В этой местности был скверный обычай часто объявлять повинности за богатыми домами^[25]. Люди солидные и честные доходили чуть не до полного разрушения своих хозяйств. Как раз Вань был объявлен подлежащим повинности. Он испугался и бежал в Цзинань, где снял помещение в гостинице.

Ночью появилась какая-то девица, чрезвычайно с лица красивая. Вань пришел от нее в восторг и, так сказать, усвоил ее. Попросил ее назваться. Дева сказала сама же, что она, прямо говоря, лиса.

– Только, – добавила она, – я не буду для вас, сударь, злым наваждением!

Вань был очень доволен и не стал относиться к ней с недоверием.

Дева не велела Ваню делиться помещением. А сама с этих пор стала появляться ежедневно, жила у него, лежала с ним. Вань же во всех ежедневных тратах жил всецело на ее счет.

Так они прожили некоторое время. У Ваня завелось двое-трое знакомых, заходивших к нему и постоянно остававшихся ночевать, не уходя к ночи. Вань тяготился этим, но не решался отказать. Делать нечего, пришлось сказать гостям, чту тут по-настоящему происходит. Гости выразили желание взглянуть хоть раз на святое лицо. Вань сообщил об этом лисе. Она тут же обратилась к гостям:

– Смотреть на меня? Зачем это? Я ведь как люди!

Гости слышали ее голос, мило-мило звучавший, слово за словом, перед самими, казалось, глазами, а куда ни обернись, хоть на все четыре стороны, – никого не видно.

Среди гостей Ваня был некто Сунь Дэянь, паяц и записной остряк. Он усердно просил Ваня дать ему свидеться с лисой.

– Вот удалось мне, – добавил он при этом, – слышать нежный ее (ваш) голос. Вся, знаете ли, душа моя, все мое существо так и полетело куда-то за все пределы. Зачем ей (вам) так скупиться на свою красоту? Зачем заставлять человека, услышавшего голос ее (ваш), только и делать, что думать о ней (вас)?

– Послушай, добродетельный внучок^[26], уж не хочешь ли ты своей прапрапрабабушке писать, как говорится, «портрет грядущей в радости»^[27]?

Все гости захохотали.

– Я лисица, – продолжала невидимка. – Да разрешат мне гости рассказать кое-что из истории лисиц. Очень желаете послушать или не очень?

– Мм… да, мм… да, – отозвались гости.

– В одной деревне, – начала лиса, – была гостиница, в которой давно уже водились лисицы. Они выходили и нападали на проезжих. Узнавая об этом, посетители предупреждали друг друга и не ночевали в ней. Через полгода в помещениях повеяло нежилым и страшным. Хозяин сильно затужил и более всего избегал говорить о лисе. Вдруг как-то появился проезжий издалека, говоривший о себе, что он иностранец. Увидел ворота гостиницы и решил заночевать. Хозяин очень обрадовался и пригласил его войти. Только что он хотел это сделать, как прохожие шепнули ему тихонько:

– В этом доме водится лиса!

Проезжий испугался и сказал хозяину, что он хочет переехать в другое место. Хозяин принялся уверять его, что это сущий вздор, и тот остался.

Только что он вошел к себе и прилег, как увидел массу мышей, выползших из-под кровати. Проезжий сильно перепугался, бросился бежать, крича, что было сил, что тут лисица. Хозяин стал расспрашивать.

– Лисица здесь устроила себе целое гнездо! – кричал гость сердито. – Зачем было обманывать меня, говоря, что лисы нет?

Тогда хозяин спросил, как выглядит то, что он видел.

– То, что я сейчас видел, – ответил гость, – тоненькое-тонюсенькое, маленькое, хорошенькое… Если это и не лисьи дети, то, конечно, лисьи внуки^[28].

На этом и кончила рассказывать. Гости на креслах так и осклабились.

– Раз вы не удостаиваете нас свиданья, – сказал тут Сунь, – то мы останемся ночевать и ни за что не сочтем нужным уйти. Мы помешаем вашему, так сказать, Янтаю^[29].

– Ну что ж, – смеялась лиса, – оставайтесь ночевать, ничего! Только если против вас будет что-либо предпринято, то уж, пожалуйста, не давайте этому застрять в душе!

Гости испугались, как бы она из злобы не выкинула с ними штуки, и все тут же разошлись.

Однако каждые несколько дней, обязательно приходили разок и требовали, чтобы лиса посмеялась и поязвила.

Лиса была остроумна до чрезвычайности. Что ни скажет, при каждом слове сейчас же укладывала гостей вверх ногами. Записные остряки не могли скрутить ее. И вот публика в шутку стала называть ее Барынька-Лиса.

Однажды она поставила вина и устроила, так сказать, «высокое» собрание. Вань занимал место хозяина пира. Сунь и еще два гостя уселись налево и направо от него. На последнее место, вниз^[30], поставили диванчик и просили пожаловать лису. Лиса отнекивалась, сказав, что не умеет пить вина. Тогда все стали просить ее сесть и беседовать. Она согласилась.

Вино обошло уже по нескольку раз. Публика решила бросать кости, играя под вина в так называемые «усы тыквы»^[31]. Один из гостей попал на тыкву и должен был, значит, пить. И вот он взял свою чарку, перенес на хозяйское место и сказал:

– Барынька-Лиса, вы такая чистая и трезвая… Возьмите-ка вместо меня пока эту чару и пейте!

Лиса засмеялась.

– Я ж не пью, – сказала она. – Но хотела бы изложить одну историю, чтобы помочь вам, моим почтенным гостям, пить!

Сунь заткнул уши: ему неприятно было слушать. Гости же предложили хором:

– Кто будет ругать человека, того штрафовать!

Лиса захохотала.

– Ну а если, положим, я буду ругать лису, – то это как?

– Можно, – сказала публика.

И стали слушать, склонив уши, а лиса рассказывала следующее:

– В былые дни некий сановник выехал послом в государство красноволосых^[32] и надел на себя шапку из лисьих грудок^[33]. Приехал и представился тамошнему царю.

Царь увидел эту шапку и удивился.

– Что это за шкура, – спросил он, – у нее такой нежный и густой волос?

Сановник ответил, что это лиса.

– Об этой твари, – сказал царь, – мне во всю жизнь не приходилось ничего слышать! Этот знак ху^[34] – в каком роде будет его начертание?

Посланник стал писать в воздухе^[35] и докладывать царю:

– Справа – большая тыква, слева – маленький пес^[36].

Гости и хозяин опять захохотали на весь дом.

Двое из гостей были братья Чэни. Одного звали Чэнь Соцзянь, а другого – Чэнь Совэнь^[37]. Видя, что Сунь сидит сильно сконфуженный, один из них сказал:

– Куда, скажите, девался самец-лис, что он позволяет своей самке-лисе источать подобный яд?

Лиса продолжала:

– Только что рассказанная история еще ведь не окончена, а меня уже сбил с толку этот ваш собачий лай… Позвольте ж кончить! Далее, значит, царь этой страны, видя, что посланник приехал на муле, тоже чрезвычайно изумился… Тогда посланник стал докладывать ему:

– Он рожден от лошади!

Царь удивился еще больше.

– В Срединном царстве, – продолжал посланник, – лошадь рождает мула, а мул рождает жеребенка.

Царь стал внимательно расспрашивать, как это бывает.

Посланник докладывал:

– Лошадь родила мула – это слуга вашего величества видел. Мул родил жеребенка – это слуга вашего величества слышал^[38].

На всех креслах опять громко захохотали. Публика, зная теперь, что лису не переговоришь, решила после этого, что тот, кто первый станет над кем издеваться, да будет оштрафован и станет, так сказать, «хозяином восточных путей»^[39].

Вскоре от вина стали хмелеть. Сунь шутя обратился к Ваню:

– Возьмем какую-нибудь двойную строку^[40], пожалуйста, подберите!

– Именно? – спросил Вань. Сунь сказал:

– Публичная дева выходит из ворот, спрашивает о возлюбленном человеке. Когда приходит: Миллион счастья!^[41] Когда уходит: Миллион счастья!

На всех креслах разом погрузились в думу, но подобрать не могли. Лиса засмеялась.

– А у меня есть! – сказала она.

Публика прислушалась. Лиса читала:

– Драконов князь^[42] издает указ, ища прямого (честного) советчика. Черепаха-бе – тоже может сказать. Черепаха-туй – тоже может сказать!^[43]

В креслах, со всех четырех сторон, не было человека, который бы не опрокинулся в изнеможении.

– Послушайте, – сказал рассерженный Сунь, – ведь только что мы заключили с вами условие… Как это вы опять не воздержались?

– Винб действительно за мной, – рассмеялась лиса. – Однако не будь этих слов, не удалось бы подобрать, как следует. Завтра утром устрою обед, чтобы искупить свой грех!

Посмеялись – на этом и кончили.

Всех таких мастерских шуток и острот лисы никогда и никому не передать.

Через несколько месяцев она вместе с Ванем поехала к нему на родину. Добрались до границы Босина.

– У меня в этих местах, – сказала она Ваню, есть кое-какая родня, с которой я давным-давно прервала отношения. Нельзя, однако, чтоб разок хоть к ним не зайти. Время сейчас, знаешь, позднее, так что мы с тобой вместе у них переночуем, а утром и в путь. Так и ладно будет!

Вань спросил, где же они живут. Она показала, прибавив, что это невдалеке. Ваню это показалось странным, ибо раньше здесь никакого жилья не было, но он решил: будь что будет – и пошел за ней. Ли через два действительно показалось село, в котором он отродясь никогда не бывал. Лиса подошла и постучала в ворота. К воротам вышел какой-то сероголовый^[44]. Они вошли – и увидели перед собой ряд дверей, друг за другом, и здания, громоздящиеся одно над другим. Красиво, замечательно – точь-в-точь как у именитых богачей!

Сейчас же их провели к хозяевам. Старик и старуха сделали Ваню приветственное движение и усадили его. Накрыли стол полным-полно всяческою роскошью и обращались с Ванем, как с зятем.

После обеда остались ночевать. Лиса явилась к Ваню рано и заявила:

– Если я сейчас же приду домой с тобою вместе, то боюсь, как бы не напугать людские толки. Иди-ка ты вперед, а я приду за тобой следом.

Вань поступил так, как она ему сказала, пришел первым и предупредил домашних. Вскоре пришла и лиса. Она говорила и смеялась с Ванем, но все только слышали, человека самого было не видно.

Прошел год, у Ваня опять были дела в Цзи^[45], и лиса опять пошла с ним вместе.

Вдруг появилось несколько человек, с которыми лиса вступила в беседу, с величайшим оживлением болтая с ними о холоде и тепле^[46]… Затем она обратилась к Ваню:

– Я, видишь ли ты, собственно-то говоря, живу в Шане^[47]. Так как у меня с тобой давнишняя связь судьбы, то я и была с тобой столько времени. А вот сегодня прибыли мои братья, и я хочу с ними поехать к себе, так что не могу уже тебе во всем угождать!

Вань удерживал ее. Не согласилась и тут же ушла.