Глава 2. Холод памяти.

На столе, покрытом стерильной простынёй, лежал пожилой мужчина. Тело неподвижное, кожа восковая, с лёгким синеватым оттенком. Лицо, несмотря на следы смерти, всё ещё хранило черты человека, жившего когда-то своей жизнью – возможно, не простой, судя по рукам, узловатым и с мозолями.

Дмитрий подошёл ближе, глядя на лицо умершего. Что-то шевельнулось в памяти, будто знакомая мелодия, которую слышал в детстве, но не может вспомнить слова.

"Я видел его. Где-то. Когда-то. Может, в форме? Или на гражданке? Может, в участке, может, на митинге. Лицо родное… и чужое одновременно."

– Он был задушен, – тихо проговорил Павел Андреевич, аккуратно отодвигая простыню ниже. – Видите? Вот след от верёвки – или чего-то похожего. И вот…

На плече, ближе к ключице, кожа была вспорота. Глубоко и намеренно. На бледном фоне выделялся вырезанный ножом крест – чёткий, грубый, как будто сделанный в спешке, но с решимостью.

Денис отшатнулся на шаг.

– Это что, метка? – хрипло спросил он.

Павел Андреевич кивнул, поправляя очки.

– Возможно. Таких случаев я ещё не видел. Ни символов, ни особых знаков. Но это… не просто увечье. Это послание.

Денис Романович молчал, стоя чуть позади, но глаза его были прищурены, и рот сжат в тонкую линию. Он что-то обдумывал, точно взвешивал каждую деталь.

– Тело прибыло вчера из Мурманска, – продолжил патологоанатом, открывая папку с бумагами. – Его нашли там, в городском парке. Следов борьбы немного, но ясно – он был не в состоянии сопротивляться. Возможно, нападение сзади. Документы при нём были, проверили – оказался наш местный. Жил здесь, у нас. Ну, дальше вы знаете процедуру – по цепочке отправили сюда.

Дмитрий и Денис Романович всё ещё смотрел на лицо мужчины.

«Я… я его видел, – подумал он. – Когда жил в Мурманске»

Он чувствовал, как внутри поднимается беспокойство – не от ужаса, а от ощущения что-то важное ускользает. Память, как занавеска, дрожала на сквозняке, но не отодвигалась.

– Ладно, – сказал, наконец, Денис, нарушив молчание. – Нам нужно пробить его через базу. Адрес, связи, прошлое. И выяснить, зачем он был в Мурманске.

– Угу, – отозвался Дмитрий, отрывая взгляд от трупа. – И кто оставил ему крест.

Он сделал шаг назад. В зале всё так же пахло антисептиком, металлом и смертью. Но в воздухе теперь повисло ещё ощущение тайны – будто сам мёртвый просил: «Найдите».

Они, молча, смотрели на крест, вырезанный на плече мёртвого мужчины. Тишина в секционном зале стала особенно гулкой, как будто стены сами прислушивались. Белый свет резал глаза, а холод подступал не столько от кондиционирования, сколько изнутри.

И вдруг – как вспышка. Как короткий фильм, запущенный из глубин памяти.

Солнечный день. Лето. Густая крона деревьев пропускает сквозь себя золотистый свет, расплёскивая его на землю, как жидкий мёд. Парк тогда казался целым миром – просторным, зелёным, полным шорохов, голосов и беззаботного смеха.

Пятеро. Пятеро подростков, стоящих в кругу во дворе. Кто-то в футболке с оборванным рукавом, другой – в кепке, натянутой на глаза, третий всё ещё с куском мороженого в руке. Их лица – молодые, разогретые солнцем, порывами ветра, внутренним электричеством.

– Всё по-честному? – сказал один. Голос дрожал, но не от страха. От важности момента.

– По-честному, – подтвердил второй, и остальные кивнули, не отрывая взгляда друг от друга.

Их объединяло что-то большее, чем дружба. Больше, чем лето. Больше, чем беззаботность. Это был молчаливый договор – таинственный и, возможно, глупый, но наивно священный. Они верили в силу ритуала. В то, что их пятеро, и это значит вечно.

Кто-то рассмеялся, нервно. Кто-то оглянулся – казалось, что за кустами кто-то прячется. Лишь птичьи крики. Детский мяч прокатился мимо по дорожке.

И всё снова погрузилось в молчание.

Пыль, поднятая ветром, щекотала нос. Чуть в стороне играл пес, громко лаял на ворон. А они стояли – ровным кругом, глядя друг на друга. И в этом взгляде было всё: решимость, волнение, исподволь растущее предчувствие чего-то необратимого.

– Ну что, ищем клад? – с прищуром спросил худощавый парень, хищно улыбаясь. Его прозвали Лисом не просто так – в глазах его всегда было что-то лукавое, настороженное, как будто он знал чуть больше остальных. Он держал палку, как будто это была сабля, и чуть покачивался с пятки на носок, будто готов сорваться с места в любую секунду.

– Конечно, – уверенно отозвался Фил, подтягивая очки на носу. Линзы были такие огромные, что отражали небо, деревья и лица друзей, делая его глаза похожими на совиные – именно поэтому и звали его Филлин. Он был самым рассудительным в компании, вечно что-то читал и даже карту нарисовал на старом клочке бумаги.

– Я… я тоже, – промямлил пухлый мальчик, топчась на месте и сжимая в руках рюкзак с бутербродами. Его звали Медведем. Или Мишей – хотя это было не его настоящее имя. Для друзей он был надёжный, немного медлительный, но сильный и добрый.

– Ну тогда… побежали! – крикнула Белка, и её рыжие волосы вспыхнули в лучах солнца, будто пламя. Она носилась быстрее всех, прыгала по корням, лазила по деревьям, и когда смеялась – казалось, будто весь лес смеётся вместе с ней. Рыжий хвост её колыхался за спиной, словно настоящий.

– Подожди нас! – Лис сорвался с места, палка-кладоискатель в руке превратилась в копьё, готовое указать путь.

– Тень, не отставай! – бросил он, обернувшись.

Позади, у самой опушки, стоял пятый – мальчик, чьё имя никто из них не называл вслух. Они просто называли его Тенью. Он всегда держался немного в стороне, говорил мало, а смотрел – много. Он словно слышал больше, чем остальные. И знал. Гораздо больше.

Тень, молча, кивнул и двинулся за ними.

В тот момент всё казалось простым – жара, щебет птиц, тропинка, уходящая в чащу, и тайна, которую они вот-вот раскроют. Где-то под землёй их якобы ждал «клад». Может, старая банка с фантиками, может, записка от других детей. А может… что-то большее.

Но пока никто из них не знал, что именно этот день останется с ними навсегда. Как тень за спиной.

Они побежали – сперва шумно, сбивчиво, толкая друг друга локтями, с криками и смехом, которые эхом разносились по парку. Гравий поскрипывал под ногами, листья взлетали от порывов ветра и мелькали мимо, как крошечные паруса. Солнце пробивалось сквозь листву, оставляя на земле пятна света, будто кто-то разбросал золотые монеты – и вот они, охотники за кладом, ринулись собирать их.

Лис бежал первым, легко, будто у него были крылья. Он оглянулся через плечо, его волосы взъерошены, глаза горят азартом.

– Кто последний – тот полено! – выкрикнул он и резко свернул с тропинки в сторону старой беседки, окутанной зеленью и таинственностью.

Фил пытался не отставать, но его очки всё время сползали с носа. Он прижимал к груди сложенную карту, выведенную карандашом на листке в клеточку.

– Осторожно! Там корень! – крикнул он Белке, но она уже перепрыгнула через него, как будто знала путь наизусть.

– Быстрее! – завизжала она, мчась вперёд, её голос звенел от восторга. – Клад ждёт! Я чувствую!

Медведь плёлся сзади, пыхтя, но не сдавался. Его рюкзак подпрыгивал на спине, бутерброды внутри тихо хлопали друг о друга.

– Вы… вы чего как угорелые… – бормотал он, но в глазах его светился тот же огонёк.

А Тень? Он бежал последним, но совсем не потому, что был слабее. Он просто смотрел. Замечал, как ветка качнулась от пробегающего Лиса, как на тропинке осталась примятая трава от лёгких шагов Белки, как на спине Медведя поблёскивает капля пота. Всё впитывал как губка. Но не говорил ни слова.

Они добежали до беседки, старой, заросшей, будто забытой самим временем. Здесь пахло мхом, прелой древесиной и чем-то… древним. Лис остановился первым, обернулся к остальным, раскинул руки.

– Вот! Здесь! Под полом! Я видел, как старик что-то прятал! – прошептал он с заговорщическим блеском в глазах.

– Какой старик? – запыхавшись, выдавил из себя Фил.

– Не важно, – ответил Лис. – Главное – мы здесь. Впереди – тайна.

Они столпились в круг. Пятеро. Лица раскраснелись от бега, волосы растрепаны, сердца стучат в унисон. Мир будто сжался до этой точки в парке, до этой секунды – когда всё ещё можно было повернуть назад. Но никто не хотел. Потому что в детстве ты веришь: если нашёл приключение – иди до конца.

– Так… – Филлин приостановился и, тяжело дыша после бега, вытащил из рюкзака сложенный вчетверо лист бумаги.

– Карта! – с оттенком гордости в голосе сказал он, аккуратно расправляя её.

Лист был потрёпан временем, по краям немного надорван, но цвета всё ещё были яркими: зелёные холмы, синие ручейки, коричневые тропинки и, конечно же, красный крест – в самом центре.

– Ух, ты… – выдохнула Белка, присев на корточки. – Прямо как в пиратских книгах. Только у нас не остров, а парк.

– Ну, это пока, – вставил Лис с хитрой улыбкой. – Всё дело в воображении. Для настоящего искателя клада – весь мир как карта сокровищ.

– Вот это путь, – Фил провёл пальцем по витиеватой линии, словно рисуя ею в воздухе. – От беседки к сухому дереву, потом вдоль ручья, через мостик, и вот здесь… – он ткнул пальцем в крест. – Здесь и есть клад.

– Надеюсь, это не чей-то зарытый мусор, – пробормотал Медведь, почесывая затылок.

– Ты что, – Фил даже оскорбился. – Я лично проверял – это место идеально! Оно спрятано, туда не каждый дойдёт. Всё по правилам!

– Лис, ты что думаешь? – спросила Белка, не отрывая взгляда от карты.

Лис молчал с секунду, глядя куда-то вдаль, словно уже представлял, как откапывает старую, проржавевшую шкатулку, а внутри – монеты, записки, может быть, что-то древнее и запретное.

– Думаю, мы уже теряем время, – сказал он и встал. – Пора идти.

– Ну, всё понятно, – отозвался Фил, аккуратно свернув карту и спрятав её обратно. – Пошли искать.

Они снова построились цепочкой, как когда-то играли в «поезд», только теперь были серьёзнее, старше, и миссия у них была настоящая – не игрушечная. Пятеро, и каждый верил, что сегодня найдёт нечто большее, чем просто клад.

Тень последним скользнул взглядом по кресту на карте. В его глазах мелькнула странная мысль – словно он уже знал, что они найдут. Или, может быть, знал, что лучше бы не находили.

Их шаги затихли в листве, и только карта, бережно прижатая к груди Филлина, напоминала, что началась новая глава детского приключения. Или чего-то большего.

– Вот документы, – голос Павла Андреевича внезапно прорезал тишину, будто нож, возвращая всех в реальность. Он протянул увесистую папку, края которой были немного замяты, а уголки листов – заломлены. Бумаги пахли типографской краской, медицинским архивом и чем-то трудноуловимо тревожным.

– Ах, да, – опомнился Денис Романович, сделав шаг вперёд. Он быстро оглядел содержимое папки поверх очков, слегка нахмурился и потянулся за ручкой. Его пальцы автоматически начали листать бумаги, хотя внимание было рассеянным. Видимо, мысли были ещё у стола с телом.

Дмитрий взял документы чуть медленнее, словно проверяя вес и важность каждой страницы.