Трясись, вибрируй, катайся…
Дрожи, дергайся и сотрясайся

Дрожь, которую я испытывал, лежа на земле и в машине «Скорой помощи», – основное проявление врожденного процесса, который перезагрузил мою нервную систему и помог восстановить целостность психики. Без этого я, несомненно, очень страдал бы от последствий. Если бы я не понимал, в чем состоит жизненно важная цель моих странных и сильных ощущений, а также движений тела, я мог бы испугаться этих мощных реакций и воспротивиться им. К счастью, я знал лучше.

Однажды я описал Эндрю Бванали, биологу парка Экологического центра Мзузу в Малави, Центральная Африка, спонтанную дрожь и учащенное дыхание, которые сам и тысячи моих клиентов демонстрировали на сеансах, оправляясь от травмы. Он взволнованно кивнул, а затем выпалил: «Да… да… да! Это правда. Прежде чем выпустить пойманных животных обратно в дикую природу, мы стараемся увериться, что они сделали все то, что вы описали». Затем посмотрел вниз, на землю, и тихо добавил: «Если они не дрожат и не дышат таким образом [глубокие спонтанные вдохи], прежде чем их выпустят, они, скорее всего, не выживут в дикой природе… умрут». Его комментарий подчеркивает важность того, о чем говорила фельдшер в машине «Скорой помощи», поставив под сомнение повсеместное подавление данных реакций в медицинских учреждениях.

Мы часто дрожим, когда нам холодно или страшно, когда мы в гневе или в страхе. Мы можем дрожать, когда влюблены или достигаем кульминации оргазма. Пациенты иногда неконтролируемо дрожат, просыпаясь после наркоза. Дикие животные нередко дрожат, находясь в стрессе или в заточении. Реакции случаются во время сеансов традиционного целительства и при восточных духовных практиках. Так, например, в цигун и Кундалини-йоге адепты, практикующие медленные или едва уловимые техники движения, дыхания и медитации, могут испытывать экстатические и блаженные состояния, сопровождающиеся дрожью.

Все эти «дрожания», испытываемые в различных обстоятельствах и несущие множество различных функций, содержат потенциал катализировать подлинную трансформацию, глубокое исцеление и благоговейный трепет. Хотя дрожь, порожденная страхом, сама по себе не обеспечивает перезагрузку организма и возвращение к равновесию, она, если направлять и переживать ее «правильно», может содержать некое собственное решение. Выдающийся юнгианский аналитик Мария-Луиза фон Франц отмечает: «Божественное психическое ядро души, самость, активируется в моменты крайней опасности». В Библии же сказано: «Бог там, где вы испытали трепет».

Что общего у всех этих непроизвольных содроганий? Почему мы дрожим, когда напуганы или в гневе? Почему тело сотрясается в момент сексуального оргазма? И какова физиологическая функция дрожи в переживании духовного благоговения? В чем общность всех этих мурашек и трепетаний, дрожи и содроганий? И какое отношение они имеют к трансформации травмы, регулированию стресса и полноценному проживанию жизни?

Все эти колебательные движения есть не что иное, как способы, с помощью которых нервная система «стряхивает» последние возбуждающие переживания и «готовит» нас к следующей встрече с опасностью, вожделением и жизнью. Это механизм, позволяющий восстановить равновесие после того, как мы подверглись угрозе или испытали сильное возбуждение. Он, так сказать, возвращает нас на землю. Подобные физиологические реакции лежат в основе саморегуляции и жизнестойкости. Жизнестойкость, возникающая в ходе пережитого опыта, дает нам сокровище, ценность которого познать до конца невозможно. Говоря словами древнего китайского текста «И Цзин»:

Страх и трепет, порожденные шоком, сначала охватывают человека так, что он видит себя в невыгодном положении… Но это временно. Когда испытание заканчивается, он испытывает облегчение, и, таким образом, тот самый ужас, что ему пришлось пережить в самом начале, в конечном счете приносит удачу.

Умение переживать состояния сильного возбуждения (независимо от источника) позволяет сохранять равновесие и здравомыслие, дает возможность проживать жизнь во всем ее разнообразии и богатстве – от агонии до экстаза. Внутренняя взаимосвязь этих спонтанных автономных реакций с многоохватным феноменом жизнестойкости, потока и трансформации – центральная тема книги.

Когда, с другой стороны, подобная «разрядка» подавляется или встречает иное сопротивление, не позволяющее проявиться полностью и завершиться, наши естественные способности к восстановлению «застревают». Это может означать, что после реальной или предполагаемой угрозы человек, скорее всего, получит психологическую травму или, по крайней мере, обнаружит, что его жизнестойкость и чувство связи с миром уменьшились. И вновь цитируя пророческие слова «И-Цзин»:

Ситуация, в которой шок подвергает человека опасности, и он несет большие потери. Сопротивление противоречит ходу времени и по этой причине является безуспешным.

В то солнечное зимнее утро, когда со мной произошел несчастный случай, я смог – с помощью доброго педиатра – позволить физиологическим процессам завершаться момент за моментом, двигаясь во времени и высвобождая предельно активированную «энергию выживания», спрятанную в моем теле и ищущую выражения. Эта немедленная эмоциональная и «физическая» первая помощь не позволила мне «застрять», а, соответственно, впоследствии замкнуться в порочном круге страданий и беспомощности. Откуда я знал, что делать и чего избегать в этой чрезвычайно стрессовой и дезориентирующей ситуации? Если кратко: я научился не бояться и подавлять, а приветствовать и принимать примитивную дрожь и спонтанные телодвижения. Более подробный ответ возвращает меня к началу сорокалетней профессиональной деятельности в качестве ученого, терапевта и целителя.

Верный путь к целостности состоит из судьбоносных окольных путей и неправильных поворотов.

К. Юнг

2
Прикосновение открытия

Прикосновение любви или откровения научного открытия – одно из величайших и чудеснейших благословений в жизни. Неудачный для романтики 1969 год оказался для меня временем захватывающего научного озарения. В тот год произошло важное техническое событие в космическом пространстве, а для меня ход жизни изменило осознание, случившееся в пространстве внутреннем.

В начале лета мы с друзьями сидели, приклеившись к экрану телевизора, с отвисшими от благоговения челюстями. Лунный модуль Eagle приземлился в море Спокойствия, и Нил Армстронг уверенно ступил на лунную поверхность. Как завороженные мы слушали ставшую бессмертной (хотя и грамматически небезупречную) фразу: «Один маленький шаг для человека, один гигантский скачок для человечества». Люди не только побывали на Луне, они совершили скачок в мир технологического процветания! Изображения Земли были переданы с нашего ближайшего небесного соседа, служа визуальным свидетельством, что мы отнюдь не центр Вселенной.

Несмотря на историческое значение этого дня, я сомневаюсь, что многие помнят месяц или даже год высадки «Аполлона-11» на Луну. Однако эта дата, 20 июля 1969 года, наряду с трепетом внутреннего откровения неизгладимо запечатлелись в моей памяти. Примерно в то же время в моих практических изысканиях в сфере взаимоотношений «разум/тело» произошло «случайное», но весьма значимое событие. Исключительное, первый шаг в моей новой профессиональной судьбе, оно дало мне возможность по-новому взглянуть на состояние человека, а также поставило меня лицом к лицу с собственными тараканами в голове и внутренними демонами, порожденными травмой.

Поводом к последующему инциденту стало то, что некий психиатр, зная о моем живом интересе к лечению стресса в свете взаимодействия разума и тела, направил ко мне молодую женщину. Нэнси (имя изменено) страдала от частых мигреней, гипертиреоза и переутомления, а также хронических болей и изнурительного предменструального синдрома. Сегодня подобные симптомы, вероятно, диагностировали бы как фибромиалгию и синдром хронической усталости. Ее жизнь еще больше осложнялась из-за сильных приступов паники и агорафобии, привязывавших ее к дому. В то время я разрабатывал процедуры релаксации и снятия стресса, основанные на осознанности тела, которые, по мнению моего знакомого, могли быть полезны для нее.

Нэнси вошла в кабинет, нервно вцепившись в руки мужа. Он явно тяготился ее полной зависимостью. Я заметил, как напряжена ее шея, которую она втянула в плечи, словно раненая черепаха, в то время как глаза были широко раскрыты, как у испуганного оленя в свете фар. Она сутулилась. Вся осанка передавала всепоглощающее чувство страха и поражения. Частота сердечных сокращений Нэнси в состоянии покоя была высокой – почти 100 ударов в минуту (о чем я мог судить по пульсации сонной артерии на шее). Дыхание было настолько поверхностным, что, казалось, едва могло поддерживать в ней жизнь.

Сначала я научил Нэнси осознавать, а затем расслаблять хронически напряженные мышцы шеи и плеч. Казалось, она вошла в состояние глубокого расслабления. Ее сердцебиение снизилось до уровня, близкого к норме, дыхание стало глубже. Однако несколько мгновений спустя она внезапно пришла в сильное возбуждение. Сердце бешено заколотилось, ЧСС подскочила почти до 130 ударов в минуту. Дыхание стало частым и неглубоким. Затем, пока я беспомощно наблюдал за трансформацией, она внезапно застыла в ужасе. Лицо стало мертвенно-бледным. Она казалась парализованной и едва могла дышать. Сердце, казалось, почти остановилось, ЧСС резко упала примерно до 50 ударов в минуту (о работе сердца расскажу в главе 6). Борясь с собственной надвигающейся паникой, я был в растерянности, не зная, что делать.

«Я умираю. Не дайте мне умереть, – умоляла она тихим напряженным голосом. – Помогите, помогите мне! Пожалуйста, не дайте мне умереть». Ее состояние и моя беспомощность вдруг вызвали в подсознании архетипическое решение. Перед мысленным взором вдруг возник сказочный образ: из дальней стены комнаты материализовался тигр, пригнувшийся перед нападением.

«Беги, Нэнси! – скомандовал я не задумываясь. – За тобой гонится тигр. Забирайся на те скалы и спасайся». Сбитый с толку собственной вспышкой, я с изумлением наблюдал, как ноги Нэнси начали дрожать, а затем двигаться вверх и вниз, что казалось спонтанной имитацией бега. Все тело затряслось – сначала конвульсивно, затем все более мягко. По мере того как дрожь постепенно утихала (что заняло почти час), на нее накатывало чувство умиротворения, которое, по ее собственным словам, «окутывало теплыми покалывающими волнами». (См. рис. 2.1a и 2.1b.)

Рис. 2.1а показывает порочный круг, в котором страх и неподвижность подпитывают друг друга. Это то, что засасывает нас в «черную дыру» травмы и удерживает там.