Ее пропитанной влагой, меланхоличной натуре подходили люди, познавшие печаль. Город стал прибежищем для тех, кто не был уверен в законности своего происхождения или в своей истинной идентичности и, возможно, для тех, кто хотел вообще забыть о том или другом.