Лукуллу его центурионы советовали на время прекратить военные действия против Митридата, но он пренебрег этими советами и вторгся во владения царя. Сначала ему пришлось терпеть недостаток в съестных припасах, но вскоре положение с продовольствием наладилось. Местное население в достаточном количестве снабжало им римские войска. Думаю, что делалось это не без принуждения. Отступая от наседавших римских легионеров, Митридат видел воочию, как его служители заблаговременно вывозят свое имущество, не веря в военный талант своего повелителя, но другим этого делать, не позволяли. Военный лагерь понтийского царя был обречен. Надеяться на то, что царедворцы будут биться с римлянами, было напрасно. И действительно, возмущенные солдаты свое недовольство и гнев всем происходящим, вылили на своих командирах. Они стали бесчинствовать и грабить. Полководцу Дорилаю пришлось поплатиться жизнью только потому, что на нем было пурпурное платье на плечах. Жреца Гермея насмерть затоптали в воротах лагеря. Сам Митридат, всеми покинутый, смешался с толпой и насилу выбрался из лагеря. У него даже не было коня. Только позднее евнух Птолемей, заметив его в толпе бегущих по гигантскому росту, спрыгнул со своей лошади и уступил ее царю. Римляне тоже заметили огромную фигуру царя и стали преследовать Митридата, но тому удалось уйти от преследования. В руках Лукулла оказались огромные ценности, принадлежавшие лично царю. Но жены и сестра Митридата Нисса в руки римлян не попали. Они были убиты по приказу Евпатора. Путь Лукуллу был открыт. Митридату ничего не оставалось, как направиться в Армению, к своему зятю Тиграну Великому. Была зима. В Армении зимы суровы. И Митридату пришлось на себе это испытать

Упрекать зятя в том, что он не поддержал Митридата в самом начале похода, было уже поздно. Митридат почти ни на что не надеялся. И все же был удивлен тем, что Тигран собирается двинуть свои силы в ближайшее время в Ликаонию и Киликию, чтобы первым открыть военные действия, вторгнувшись в Азийскую провинцию. Хотя это было отрадным слышать, но, похоже, подняться Митридату, было не дано. Основная территория Понтийского царства была захвачена римскими войсками. Его приказ о пополнении войск за счет отпущенных на свободу рабов, был не по душе рабовладельцам, его подданным. Они встали на путь прямой измены. Цепь предательств продолжалась. В 70 году до н.э. римлянами была взята столица Синопа. Поражению Митридата способствовало наличие в понтийских городах, в том числе и в Синопе, значительной проримской партии. Серьезную поддержку Лукуллу оказал сын Митридата Махар, правивший Боспором в отсутствие отца. Махар изменил Митридату в самую трудную для него минуту. Он предоставил полководцу Лукуллу, осаждавшему Синопу, продовольствие, заготовленное для жителей столицы, и население оказалось под угрозой голодной блокады. Горожанам ничего не оставалось, как открыть римлянам ворота. Но и этого оказалось мало, Махар прислал Лукуллу венец ценой в тысячу золотых с просьбой признать его другом и союзником римского народа.

 
Противник знакомый – сам царь Митридат,
Всем в Риме знакомое имя.
В бою с ним погибло немало солдат,
Коварствами славен своими.
 
 
В сражениях многих Евпатор устал,
Иль старость его одолела,
Иль время пришло, срок расплаты настал…
Так часто не ладилось дело!
 
 
И там проиграл, и тут он – разбит…
Враги осадили столицу,
Лукулл наседает, Евпатор – бежит,
В Боспоре надеется скрыться!
 

Но, агония Митридата продолжалась. Лукулл счел, что прежняя война уже окончена и, оставив претора Сорнатия с шеститысячным отрядом стеречь Понтийскую область, сам с двенадцатью тысячами пехоты и тремя тысячами всадников отправился вести следующую войну. На этот раз с Тиграном Великим. Это вызвало недовольство в Риме. Там стали подумывать о замене полководца. Выбор пал на Помпея Великого.

 
Серторий повержен – вернулся Помпей,
И им заменили Лукулла.
Обижен сенатом, он пьет много дней.
На пир к нему смерть заглянула!
 

Лукулл вне дел. Талантливый полководец обижен, хотя вернулся в Рим с неисчислимыми богатствами, принадлежавшими Митридату Евпатору. Немалые средства достались и самому Лукуллу. Наконец-то, Луций Лициний Лукулл мог жить в свое удовольствие, предаваясь чревоугодию. Пиры, закатываемые им довольно часто, роскошью и разнообразием стола затмили все, что было ранее известно в этом отношении Риму. К нему мог в гости прийти любой. Если гости отсутствовали, сервировка стола все равно была превосходной.

 
Лукулл и есть Лукулл, —
Ценитель дорогих обедов.
Кто от пиршеств его хлебнул,
Тот видел свет, и видел небо.
 
 
Случилось, он пришел один,
И была скромною трапеза.
Воскликнул гневно господин,
А в голосе звучит железо:
 
 
«Что больше денег нет?
В карманы бедность заглянула?
Коль нет гостей на мой обед —
Лукулл пирует у Лукулла!»
 

После отъезда Лукулла в Рим, Гней Помпей Страбон, прозванный Помпеем Великим, разделив весь свой флот для охраны моря между Финикией и Боспором, сам выступил против Митридата. У Митридата к этому времени было тридцать тысяч пехотинцев и две тысячи конницы, но уверенность в успехе покинула царя, и он не решался дать сражение Помпею. Он расположился лагерем вначале на сильно укрепленной и неприступной горе, но вскоре покинул ее из-за недостатка воды. Возможно, перенос лагеря был роковой ошибкой Митридата Евпатора. Он не успел обустроить новый лагерь и укрепить его. Помпей со своими воинами окружил лагерь и стал обносить его валом. Тактика, избранная Помпеем, напоминала ту, которую избрал и Лукулл. Митридат выдерживал осаду в течение 45 дней, затем, перебив неспособных носить оружие и больных, бежал с частью воинов. Помпей в полночь настиг войско Митридата, расположившееся на ночлег. Сражение произошло ночью, при тусклом свете луны. Митридат был разбит и бежал. Только трое спутников сопровождали царя. Митридат опять отправился в Армению. Но на этот раз, Тигран отказал ему в убежище и даже объявил награду в сто талантов за его голову, Митридат, миновав истоки Евфрата, продолжал бегство через Колхиду. Оставалось еще одно убежище – Пантикапей…

Помпей не стал далее преследовать Митридата в малознакомой и болотистой Меотиде. Надо было вначале наказать соратника Митридата – Тиграна Великого, и он вторгся в пределы Армении. Туда его приглашал молодой Тигран, перед этим восставший против своего отца Тиграна Великого. Встреча произошла у реки Аракс. Молодой Тигран вместе с Помпеем захватывали один город за другим. Армяне не оказывали сопротивления. Так, без боя, Помпей приблизился к столице Армении. Был самый разгар армянского лета. Правда, высоко в горах удушающей жары не ощущалось.

Помпея вышел приветствовать сам Тигран Великий, со всеми знаками смирения и хотел, было опуститься перед ним на колени. Помпей не допустил этого, взял и привлек его к себе. Это не понравилось царевичу. Помпей объявил царю Тиграну Великому, что виновник всех прежних несчастий – Лукулл. И пусть Тигран владеет своими землями, уплатив только римлянам семь тысяч талантов за нанесенный ущерб. Обрадованный царь согласился.. Сын же, напротив, сильно досадовал и сказал, что он не нуждается в Помпее и может найти себе другого римлянина. Помпей велел наложить на него оковы и содержать в тюрьме для триумфа. Что может сделать зарвавшийся в гордыне царевич? Как он забылся, разговаривая с человеком, который одним движением брови может отправить его в подземелье, замуровать там, отправить на эшафот, или просто приказать заколоть мечом, когда власть его над телом беспредельна.

Из Армении Помпей направился преследовать Митридата через земли, заселенные альбанами и иберами – кавказскими племенами. Помпей разгромил эти племена, пытавшиеся ему противостоять. Но продолжать преследование Евпатора в местностях Меотиды не стал. Это представляло большие затруднения и опасность, поэтому он ограничился блокадой Крыма.

Отдыхая от сражений и такого количества неудач, Митридат составил грандиозный план похода на Рим через придунайские земли и Альпы. В этом плане Боспор должен был играть роль продовольственной базы и поставщика людской силы. Большие надежды царь возлагал на местные племена, в частности на скифов и тавров. Но его идеи и план не находили поддержки у городского и сельского населения Боспора. Да и армия Митридата относилась без всякого энтузиазма к планам этого похода, не хотелось воинам идти в тяжелое и длительное путешествие, да еще в чужую землю.

Судьбу Митридата решило восстание. Началось оно в Фанагории, затем перешло на Нимфей и Феодосию. К восстанию присоединился и Херсонес. Сын Митридата Фарнак поднял мятеж против отца. Солдаты провозгласили его царем. Митридат покончил жизнь самоубийством. Вначале он пытался принять яд, но яд не подействовал на Митридата, поскольку, опасаясь за свою жизнь, он приучил себя к ядам. Этот же яд, принятый его двумя дочерями Митридатис и Ниссой, подействовал почти мгновенно. Видя, что яд на него не действует, Митридат бросился на меч. Правда, согласно описанию римского писателя Аппиана, Митридат сам сделать этого не мог и попросил заколоть себя Битоита, начальника стражи.

Аппиан приводит в своем описании смерти Митридата такие последние слова Евпатора:

«…Самого страшного и столь обычного в жизни царей яда – неверности войска, детей и друзей – я не предвидел…»

 
Нет мира на земле! Война. Война!
Он тридцать лет воюет с Римом,
А сколько бед уж принесла она,
И сколько жертв неисчислимых!
 
 
В последних битвах не везло,
Казалось, вот придёт победа,
Царя морщинами покрытое чело,
А в продвижении – ни следа.
 
 
Пантикапей – Боспорская столица,
Последняя надежда и оплот,
Он здесь ещё сумеет возродиться,
Он воинов на Рим отсюда поведёт.
 
 
Путь был сюда совсем не прост:
Через Колхиду шли, вдоль моря,
Лишений вынести пришлось,
И вдоволь нахлебаться горя.
 
 
«Сил нет. Казалось, что порой,
Должны бы опуститься руки,
Зять отказал ему – Тигран Второй,
Впредь будет для него наукой,
 
 
Как перед Римом пасть и лебезить,
Как долго унижать свою державу!
Позора личного водой не смыть,
И рабством не добиться права».
 
 
Понт не видал спокойных дней,
С кем только Митридат не бился,
Марк Красс, Лукулл, Помпей,
У каждого врага чему-то научился.
 
 
«Не избежать римлянам мести,
Так много в мире недовольных,
Примкнут ко мне, услышав вести,
Победа над врагами будет полной…
 
 
Нет, с юга я на Рим не нападу,
Войска мои преодолеют горы,
По римским площадям пройду,
На кончике меча я принесу им горе.
 
 
Тепла б дождаться, по весне,
Когда коням везде довольно корма;
Я соберу под своё знамя всех,
Отважных, лютых, непокорных»
 
 
Как много в своей жизни испытал,
Жизнь приключеньями богата,
Ещё никто из смертных не видал,
Печали на лице у Митридата.
 
 
Преследуемый, в юности скакал,
Не находя в родной степи спасения,
Бродил один средь серых скал,
Ища хотя б минутного забвения.
 
 
Его он только в битвах находил,
И редко на груди красавиц,
Гигантский рост. Избыток сил,
От матери и от отца достались.
 
 
Он мудрость грамотой постиг,
На книги денег, время, не жалея,
Будь проза то, иль бойкий стих,
Крупицы знаний в них не тлеют.
 
 
Он вечно время с истиной сверял,
Ценил всегда философов советы,
Но никогда и никому не доверял,
Благодаря судьбу не раз за это.
 
 
Как часто поджидала его смерть!
Под видом праздности и лени,
Сумел пройти, осмыслить, одолеть,
Не став пред смертью на колени.
 
 
Он помнил, в чашу доброго вина,
Добавив яду, льстиво подавали,
Приникнув к ней, он пил до дна,
С улыбкой на устах. Враги не знали,
 
 
Что Митридат решил уже давно,
Чтобы по нём не лили слёзы,
Яд добавлять велел к себе в вино,
Всё время повышая его дозы.
 
 
Настолько приучился к ядам,
Что приглашал врага на пир.
Тот пил, с царем усевшись рядом, —
И отправлялся в «лучший мир».
 
 
Поскольку пил вино без опасения, —
Из амфоры одной всем наливалось, —
От угощенья не было спасения…
С гостями это часто повторялось.
 
 
В его державе двадцать два народа,
(Он эти языки прекрасно знал)
Со всеми говорил без переводов,
Евпатор никому бесед не доверял.
* * *
Сейчас в Пантикапее тишина…
От моря легкий ветер веет,
О берег хлюпает игривая волна,
На горизонте паруса белеют.
 
 
Легко по небу мчатся облака,
То скроют солнце, то закроют,
Течёт внизу ленивая река,
Давно в Пантикапее нет покоя.
 
 
На лицах горожан тревога,
Лежит на сердце тяжкий ком,
Надежды тают, – их немного, —
Беда ворвётся в каждый дом.
 
 
Не уберечь жены, детей,
Имущество своё, богатство,
Когда падёт Пантикапей,
Всех ожидают плен и рабство.
 
 
Беда перешагнёт родной порог,
Ворвётся в царские чертоги,
А Митридат старик уже, не бог,
С трудом передвигает ноги.
 
 
И на душе царя великая тоска, —
Такого прежде не бывало,
Он раньше сам водил в поход войска,
Теперь сидит под опахалом
 
 
И ждёт известий. Ждёт гонца
От Фарнака, родного сына,
Победы ль славной, тяжкого конца,
Безвестность так невыносима.
 
 
Тишь, полутьма царят в покоях,
Ничто от дум не отвлекает,
А вестей нет, так неспокойно,
Надежды постепенно тают!
 
 
Вдруг шум и стук в передней, —
Всем ожиданиям конец, —
И царь велит: «Ко мне, немедля,
Пропущен должен быть гонец!»
 
 
Поднялся с трона в полный рост,
Гонца испепеляет взором:
«Какую весть ты мне принёс,
Победа ли, иль знак позора?»
 
 
«Прости, о, государь, дурная весть,
Мы не сошлись с врагом на поле,
Ваш сын утратил доблесть, честь,
С врагом не состоялось боя.
 
 
Фарнак римлян ведет сюда
Вступивши с ними в сговор,
Ты предан, государь, пришла беда,
Ты сам увидишь это скоро»
 
 
«Гонец судьбы, печали вестник,
Я не казню, хоть сделать это, волен,
Врагам моим неси известие,
Что я не раб, а царь и воин!»
 
 
Гонец ушёл. Уселся Митридат
Обдумать и принять решение,
Его печален, но спокоен взгляд,
Нет на челе следов волнений.
 
 
«Служил я полумесяцу, звезде, —
Изменчива, как женщина, судьба, —
Я думал о величии везде,
Не для меня роль жалкого раба!
 
 
Судьба моя, уж лучше вечный мрак,
Чем я взглянуть посмею,
Как торжествует и ликует враг,
Влача меня с веревкою на шее!
 
 
Меня, царя, ведут в цепях по Риму,
За консульскою колесницей,
Копьём подталкивая в спину,
И будут надо мной глумиться!
 
 
Жизнь прожита, что впереди?
Довериться изволил сыну,
Взрастив змею на собственной груди.
Удар предательски нанесен в спину!»
 
 
Решение царя созрело и пришло:
«Нет сил сражаться, да и нечем,
Непоправимое уже произошло,
Мгновенна смерть, а след позора вечен!»
 
 
Рабы под царским взглядом сникли.
Владыка жив ещё и не сражен…
Повсюду слышны вопли, крики,
Детей там убивают, царских жён.
 
 
Таков приказ царя, не хочет он,
Чтобы врагу достались жены, дети,
Весь путь земной им завершён.
Что может удержать на этом свете?
 
 
Всё кончено. Уже слышны шаги,
И звон оружия… Почти что рядом,
Вот-вот пред ним появятся враги;
Царь поднимает кубок с ядом.
 
 
Смерть не идёт и не тускнеет взгляд,
И Митридат обеспокоен,
Хоть доза велика, убить не может яд,
Но, царь не женщина, а воин.
 
 
«Клинок надёжный меня не подведёт,
И хватит ещё сил его извлечь»…
Враг открывает дверь, идёт…
И Митридат бросается на меч.
 
 
Фарнак вошел. Отцовский труп,
Залитый еще свежей кровью…
«Сыновний выполняет труд,
Отмеченный «особенной любовью».
 
 
Труп в римский лагерь волокли
За ноги, привязавши к колеснице,
И долго бился Митридат в пыли…
Ликуют в стане вражеские лица!
 
 
Забальзамированный труп
С почётом на корабль доставлен.
В Рим морем Митридата повезут,
Как будто он – в зените славы.
 
 
Такого в Риме, право, не бывало:
Триумф настал, а пленных нет.
Толпа на шествие внимательно взирала,
Проносят мимо символы побед…
 
 
Шагают чётко воинов когорты,
Сидит на колеснице триумфатор,
За ним, непокоренный, гордый
Под знаменем своим сам Митридат Евпатор.
 
 
На форуме сооружён помост,
На нём останки Митридата,
Он мёртвый здесь – желанный гость!
Толпятся женщины, патриции, солдаты.
 
 
Объявлен праздник. Десять дней
Столы от яств будут ломиться, —
Поить, кормить и развлекать людей
За счёт казны, – так решено в столице.
 
 
Всяк должен хоть глазком взглянуть.
Он потрясал весь Рим когда-то.
Потом ладьей отправят в путь,
В Синопу, бывшую столицу Митридата.
 

Фарнак овладел всем, что принадлежало его отцу, и написал Помпею, что он сделал это ради него и римского народа. После смерти Митридата (63 год н.э.) Фарнак получил свою власть из рук римлян вместе с почетным титулом их «друга и союзника». Однако, Фарнак, стремившийся восстановить под своей властью все прежнее царство Митридата, вступил за него в борьбу с Римом. В это время Гай Юлий Цезарь находился в Сирии. Там он узнает, что претор Домиций разбит сыном Митридата Фарнаком и с немногочисленной свитой бежал из Понта, а Фарнак, с жадностью используя свой успех, занял Вифинию и Каппадокию, напал на так называемую Малую Армению и подстрекает к восстанию всех тамошних царей и тетрархов. Цезарь тотчас же выступил против Фарнака с тремя легионами. В большой битве при городе Зеле он совершенно уничтожил Фарнака. Когда мятежного «друга и союзника Рима» представили закованного в железо пред очи римского полководца, тот презрительно сказал:

«Отпустите жалкое подобие Великого отца!»

Фарнак был изгнан из Понта и погиб. Сообщая об этом в Рим, Цезарь выразил внезапность и быстроту этой битвы тремя словами: «Vine, vide, vice!». По-русски это звучит: «Пришел, увидел, победил!»

 
Что получил Фарнак взамен?
Его назвали «другом Рима».
Кто раз ступил на путь измен,
Судьба того обходит мимо…
 
 
Надежды лопнули на трон;
Фарнак на царство не помазан,
Повиноваться должен он
Наместника приказу…
 
 
Восстал. В сражении разбит.
Всем показавши спину.
За жизнь ничтожную дрожит,
Рабом готов стать господину.
 
 
В цепях, униженный и жалкий,