На звон кто-то уже бежал. Я юркнула под машину, под ближнюю. Несколько пар ног протопали мимо. Вся территория двора была огорожена забором железным типа фигурного такого частокола, но в плюще, не видать: лезет кто, не лезет… Они, видно, побежали к дальнему концу, а я выскочила и стремглав – к воротам. Выбегаю – у двери два охранника о чем-то базарят, меня не видят, вернее, внимания не обращают. А я… Два раза выдохнула, промчалась по затененной территории, затаилась и дальше пошла как на подиуме: плавно, спокойно, хоть и чуть пружинисто. Ни дать ни взять подгулявшая девка домой идет не спеша… Если они и срисовали меня, то среагировали не сразу; а я, как только дошла до угла первого же дома, рванула так, что ветер в ушах засвистел! В прямом смысле! Хорошо еще, сообразила сразу после показа туфли снять и кроссовки надеть… Хм…

Кроссовки-то у меня обыкновенные, румынские, на них никто не позарился… А рюкзачок – сплыл… И с чем-то таким сплыл, за что шею сворачивают даже не по делу, а показательно!

Знаешь, сдуреть можно, сколько я пробежала! Это дворами-то и переходами!

Потом… Словно ступор какой наступил: почувствовала, что задыхаюсь, упала на землю, и меня вывернуло… Таких судорог у меня в жизни никогда не быдо! Лежала где-то на траве и корчилась, как червяк! Наверное, еще и рыдала, не помню…

Одно знаю точно: не орала. Горло словно обручем схватило, и никак этот обруч не сглотнуть… Наверное, сколько-то лежала в полном оцепенении… Потом… Потом оклемалась, выбралась на дорогу… Уже ночь была… Или вечер совсем поздний…

Шла по улице, какие-то машины притормаживали, приглашали, а я такая, видно, отмороженная была, что они снова по газам – и уезжали: кому дура ненормальная нужна? Ты знаешь, я брела и все повторяла какую-то дурацкую детскую считалочку:

"Ехала машина темным лесом за каким-то интересом… Инте-инте-интерес, выходи на букву "С". Странно… У меня такое чувство, что это со мной уже было… В других обстоятельствах, в другое время, когда-то, но было… Или… Или я действительно ненормальная и схожу потихоньку с ума?..

Так я и добрела до Сашки, пешком. Побыла у него. А потом… Потом машина приехала. Наверное, ихняя. Часа в три ночи. Потом… Потом он меня выгнал.

Настька, а ведь я ему даже не говорила, что на самом деле произошло, сказала только, пьяные какие-то на машине привязались, а я им стекло выбила. В джипе. И все равно он меня выдал. Предал. Хуже всего, когда тебя предают…

Алена замолчала, перевела дыхание, закурила, спалив в одну затяжку полсигареты.

– Потом, когда домой пришла, напилась, как баобаб в тропический ливень. Залезла в ванну и там заснула. Как на кровать перебралась, не помню – автопилот. Потом снова прикладывалась, ночью.

Девушка опять замолчала.

– Может, тебе выпить налить? – тихо спросила Настя.

– Нет. Хватит; То просто я сдурела малость. От переживаний. Напьюсь – тут меня тепленькую и возьмут. Хватит. Я хочу жить, я это точно знаю. Это сначала плохо совсем было, из-за Сашки. Насть…

– Да?

– Ведь будет же у меня в жизни еще что-то хорошее? Ради чего стоит жить, правда?

– Обязательно. Иначе и быть не может.

– Вот и я верю.

Девушка помолчала, задумчиво поводила по полировке стола пальцем.

– А знаешь, что я себе думаю, Насть? Все было там жутко и страшно, но… Больше всего меня напугало… его лицо. Этого Сиплого. Словно… Словно я видела его уже, в каком-то давнем ночном кошмаре… Или в жизни?.. В той жизни? И еще – мне кажется, я знаю его имя: Карачун.

– Кто-кто?

– Что-то непонятное у меня в башке вертится… «Ехала машина темным лесом за каким-то интересом…» Карачун – это злой колдун, который хотел погубить девочку и плюшевого мишку Потапа… Насть, если бы знать, что же все-таки случилось в той жизни! Я ведь в интернат попала, как глухонемая была: ничего не говорила, ничего не слышала… Потом только на имя стала отзываться. Живут же люди: и имя есть, и фамилия, и дом… И вместо того, чтобы быть счастливыми… Ладно, это все лирика.

Длинный звонок разорвал установившуюся на миг тишину.

– Я же выключила телефон, – вскинулась Настя.

– Это не телефон, – разом посеревшими губами произнесла Аля. – Это дверной.

Спокойно встала, вынула пистолет из-под подушки, быстро оглядела, щелкнула предохранителем, взвела курок, произнесла тихо и абсолютно спокойно:

– Можно открывать.

– Можно открывать, – повторила Аля тем же лишенным всякого выражения голосом. И добавила:

– Но нужно ли?

– Алька, может быть… – Настя смотрела на подругу как-то по-новому: та подобралась и изменилась разом, словно превратившись из девочки, жалующейся старшей сестренке на детские обиды, во взрослую девушку, которую несчетно раз обижали на ее коротком веку и которая умеет давать сдачи.

– Не может. – Девушка свела губы резко и жестко. – Все просто: я застрелю любого, кто посмеет… Настя, это не люди. У них другие правила. Но пусть не думают, что я не смогу по ним сыграть. – Она подошла к двери, спросила резко:

– Кто?, – Аля была уверена: стрелять через дверь не будут. И еще металась мысль: почему они звонят? Конечно, эту дверь одним ударом не собьешь, дом сталинский, дверь и замки – тех же времен, а лишнего шума им не нужно, и все же…

– Елена Игоревна Глебова здесь живет? – спросили за дверью.

– Что надо?

– Пожалуйста, включите телефон. С вами хотят поговорить.

– И все?

– Все, – ответили из-за двери. Потом она услышала шаги человека, спускающегося по лестнице.

– И все, – повторила Аля обессиленно. Вернулась в комнату. Вставила штекер в розетку.

Звонок раздался незамедлительно. Она сняла трубку и услышала голос, от которого все ее тело от омерзения покрылось мурашками:

– Вы меня не забыли, девушка? Глебова Елена Игоревна?

– Нет, – ответила она коротко и услышала свой голос словно со стороны – грубый и резкий.

– Вот и славно… – сипло забулькало в трубке. – Оставим в стороне романтические перипетии нашего вынужденного знакомства, перейдем сразу к делу.

– Я слушаю вас, – быстро ответила Аля.

– Вы забрали чужое. Вы что, собираетесь бегать всю жизнь? Всю жизнь не пробегаешь, особенно такую молодую, как ваша…

– Я слушаю вас, – еще жестче повторила девушка и сама удивилась собственному самообладанию: что-то подсказывало ей, что вести себя следует именно так.

На том конце провода возникла пауза. Она продолжалась десять секунд, пятнадцать, но нарушать ее Аля не собиралась. Ей почему-то казалось, что скажи она, что у нее нет того, что они ищут, и она не доживет даже до сегодняшнего вечера. Вряд ли у этого Сиплого было желание расшифровывать свою персону в связи с тем, что находилось в ее рюкзачке, а он уже сделал это… Сейчас главное было выиграть время. И дозвониться Жене, Настиному мужу. Когда у тебя за спиной сила, подкрепленная стволами и деньгами, чувствуешь себя куда увереннее.

– Ну что ж… – проговорил Сиплый. – Значит, будем играть на деньги.

– Будем, – подтвердила Аля.

– Вы нам наврали вчера – мои люди обыскали весь дворец, но вашего рюкзачка там не было.

– Да? – удивленно отреагировала девушка, и это удивление было вполне искренним.

И еще – у нее возникла полная уверенность, что разговор она строит правильно.

– Но вы должны отдавать себе отчет в том, что дом блокирован, телефон прослушивается, этаж блокирован также и покинуть свою квартиру вы не сможете. И это означает, что мы сможем встретиться с вами, даже если вы этого не захотите.

– Да? И что?

– В смысле?..

– Чего вы этим добьетесь? Того, что вы ищете, у меня здесь нет, и где это, я вам не скажу…

На мгновение Але самой стало смешно: «Доктор, у меня это…» Но только на мгновение… Что же это за вещь все-таки, если из-за нее убивают? Какой-то страшный государственный секрет? Но как тогда он попал в ее сумку? Ветром занесло? Вот ведь везет как утопленнику!

– Есть разные способы воздействия… – просипело на том конце провода. – И после некоторых из них никто не назовет вас не только очаровательной, но и девочкой даже. Вы превратитесь в старую покалеченную каргу… – Голос был монотонен и равнодушен, и у Али не было никаких сомнений, что это не пустые угрозы.

Девушка покраснела разом; страх, ужас помимо ее воли парализовал, спазм сковал горло; она прикрыла трубку ладонью, глазами указала Насте на стакан. Та поняла все мгновенно, моментально смоталась на кухню. Так же, прикрывая трубку ладонью, Аля сделала глоток, судорога отпустила.

– Чушь, – произнесла она веско и неожиданно даже для самой себя. – Чушь. Тогда вы не получите то, что вам нужно, никогда.

– Да?

– Именно. Я не знаю, где сейчас мой рюкзачок.

– Не знаете?

– Совсем.

– А что же случилось?

– Да ничего особенного…

Аля лихорадочно пыталась сообразить, что же ответить. Может быть, сказать правду? Сумку украл неизвестно кто… И тогда… Тогда весь этот кошмар прекратится разом…

Нет. Не прекратится. И если бы она тогда, в комнате, сказала это, ей просто бы свернули голову, как мороженому цыпленку… Думай, думай! Ведь он почему-то совершенно уверен был сразу, что она знает, что в сумке, и просто не хочет отдавать. Что-то ценное, но не деньги. И не документы. Что?! Драгоценности?

Или…

– Вы же сами понимаете, – произнесла она тихо, чуть дыша, осторожно, – я не сумею реализовать…

– Я рад, что вы это оценили…

– …и не хочу, чтобы мне свернули шею…

– И это правильно…

– Но… – Аля сделала паузу, передохнула. Конечно, что еще могли запихнуть в ее сумку, кроме… Она вспомнила девочку Дину, ее шальные глаза, ее мяуканье…

Вспомнила сиплый голос: «За эту кошечку не переживай особо: конченая была, столько марафета на себя изводила, что… А ты заводная, а? И не волнуйся, маленькая шлюшка: свою дозу ты получишь, ха-а-арошую дозу…» Этот Сиплый, конечно, псих, и по нем плачет и спецбольница, и плаха, но… Он сразу решил, что она наркоманка и именно поэтому не отдала то, что в сумке… Нар-ко-ти-ки.

Какая сволочь?! Какая сволочь подставила ее в такую гнусную бодягу?! Какая сволочь?! Ладно, потом. Надо выпутываться.

– Я вас внимательно слушаю… – почти вкрадчиво напомнил голос.

Аля облизала пересохшие разом губы. Сколько же «дури» могли запихнуть в ее рюкзачок? По самым скромным прикидкам – на пол-лимона баксов… Кто, зачем – это вопросы второстепенные. Нужно придумать, как выпутаться быстро… Ведь если этот Сиплый нагрелся на такую сумму, то он не только сам нагрелся, но и подставил кого-то… Наркотики – бизнес коллективный. А если так, то положение Сиплого немногим лучше ее собственного… Думай, девчонка, думай!

– Я отдала рюкзачок…

– Да? И кому же?

– Одному человеку. Он не станет интересоваться, что там.

– Зато мы сразу поинтересуемся: кто он, где живет, чем занимается…

– Это немолодой человек. И дорожит мной.

– Хм…

– Где он живет, я не знаю.

– Девочка, не вешай лапшу на уши взрослым!

– Я не вешаю. Я объясню. Сами понимаете, мне не нужен целый мешок «дури»…

– Пожалуйста, без комментариев. Давай назовем это… спички.

– Спички так спички. Мне не нужен мешок спичек. Совсем не нужен. Но мне нужны деньги на жизнь.

– Жить стоит хорошо.

– Стоит. Я подстраховалась. Короче, если этот человек не позвонит мне через определенное время, товар…

– Э-э-э…

– Ваши спички сгорят. Синим пламенем. Безвозвратно.

– Барышня, вы отдаете себе отчет…

– Отдаю, – оборвала его Аля. Снова наступила пауза.

– Хорошо. Сколько вы хотите?

– Сущую безделицу. Двадцать тысяч.

– Это хорошие деньги.

– Еще бы.

Трубка помолчала, потом сиплый голос произнес:

– Согласен. Это ваш фарт, за него нужно платить. Давайте обговорим условия. И не по телефону.

– Подождите. Вот что. Я хочу, чтобы вы поняли одно, дядечка…

– Да?

– Я действительно не знаю, где… спички. Вы можете полить меня кислотой и обколоть наркотиками, но сказать этого я вам не смогу. Потому что не знаю. Вы поняли? Это и есть моя страховка.

Трубка помолчала. Потом оттуда послышалось:

– Разумно.

– Я старалась.

– А вам не страшно, барышня?

– Страшно. Но хорошие деньги без риска не бывают. Без серьезного риска. Не так?

– М-да… Какая молодежь выросла… Я хочу спросить…

– Да?

– Девочка… Ты балуешься… со спичками?

– Разве по разговору не ясно, что нет?

– Значит, я ошибся. Старею.

«Да ты полный псих и кретин, по тебе дурдом давно слезами умылся, тебя, козла, вязать нужно к койке накрепко, а еще лучше – шею свернуть, чтобы уж насовсем…» – промелькнуло у Али, но вслух она произнесла:

– Старость – не радость, – и с удивлением подумала, что вышло у нее достаточно насмешливо.

– До старости еще дожить нужно, – жестко просипело в трубке. – Дожить. – Голос стал деловым и жестким. – Итак, как теперь выражаются, забиваем стрелку?

Не гнать! Думай, девочка, думай! Нужно выиграть время! Ну да, ду-май…

– Мне нужно подумать.

– Как долго?

– Пятнадцать – двадцать минут.

– Хорошо. Я перезвоню через пятнадцать.

– Через двадцать.

– Через двадцать. Да, барышня… Мне жаль, что я вас принял за… Действительно, жаль.

– Жалость – сестра любви, – неожиданно вырвалось у Али.

Трубка забулькала сиплым смехом, потом послышались гудки отбоя.

– Уф. – Аля перевела дыхание. – Налей еще воды. А лучше… лучше… Лучше пойдем в ванную…

– Зачем?

– Затем.

Девушка запустила душ, подхватила несколько капель на ладонь, плеснула себе в лицо.

– Ну как, Настя?

– Сильна!

– Что, правда?

– Я вообще удивлена сверх всякой меры… Знаешь, это гены.

– Гены?

– Ну да. Характер.

– Жизнь у меня была спартанская, вот и характер.

– Нет, Алька. Понимаешь… Ты на агрессию отвечаешь еще большей агрессией…

– Да ты что? На самом деле я чуть со страху не уписалась. Это звонил тот дегенерат, что девчонке шею свернул за просто так!

– Ладно. Вот выберемся из этой бодяги, и твоим прошлым я займусь сама, – резюмировала Настя.

– Вот именно. Если выберемся.

– В душ забрались – опасаешься прослушки?

– Ну да.

– А откуда ты…

– Да брось! Каждое второе кино про шпионов, а каждое первое – про бандитов. Тут и дура просечет.

– Так они же в квартире не были…

– Ну и что? Я как-то видела – направляют такой лучик на стекло…

– Алька… Мой Женька разбирается в аппаратуре – работа такая; то, о чем ты говоришь, – лазерный луч, считывающий колебания оконных стекол. Это очень дорогая аппаратура. Очень.

– А у этих бандитов денег, я думаю, немерено. Я догадалась, что было в рюкзачке.

– Вы что-то говорили о спичках…

– Ну. Это он так наркотики решил обозвать.

– Погоди-погоди… То есть он сразу предложил назвать одно другим?

– Ну. Мало ли кто подключится к линии…

– Слушай… А ведь это называется – залегендировать.

– Как?

– Кагэбист этот твой псих со шрамом. Они все, работавшие на контору, малость того: легендируют все, что нужно и не нужно. От греха. Школа.

– А ты-то это откуда знаешь?

– Да у Женьки моего на фирме отдел собственной безопасности из них и состоит. – Настя поморщила лоб. – А в ванную пошли правильно. Лазер они вряд ли уже приспособили, но все может быть. А скорее всего… Карташев, он у Жени работает, говорил как-то, что любой телефон, даже если в него никакие прибамбасы не установлены, может работать как подслушивающее устройство: там ведь мембрана есть, нужно только подключиться через узел… А я – дура. Надо было сотовый из дому захватить. Только… Кто ж знал, что такая бодяга завернется…

– Ладно, Насть. У нас есть пятнадцать минут, нужно решить, что делать.

– Женьке звонить.

– Если у них такие деньги – а в сумку, по самым скромным прикидкам, героина влезет на пол-лимона, а если кокаин – так и вообще на лимон… Если у них такие деньги, то и возможности – о-го-го. Не дадут они нам прозвониться. И из квартиры выйти не дадут. Только… Только я одно поняла: этот Сиплый прокололся, крупно прокололся, и вряд ли кому-то из тех, кто над ним, это понравится…

– А может, он – главный.

– Может. Только если у него и нет шефа, то есть партнер или партнеры, которые такую ошибку могут не простить. Поэтому он будет действовать сам, через людей, которые подчиняются лично ему и больше никому. Значит, есть шанс.

– Какой?

– Прорваться. Здесь мы в капкане, Сиплый не соврал. Нам нужно убираться из этой квартиры.

– Выходить на оперативный простор?

– Ну да. Хотя бы до ближайшего телефона, а лучше – до конторы твоего мужа.

Настька, ты же умница, ну придумай что-нибудь! У меня уже бестолковка совсем не работает на отдачу!

– Голова, дорогая подруга, дана женщине для того, чтобы на ней причесон делать.

А мы все время используем ее не по назначению.

– Жизнь такая.

– Ну тогда давай думать.