– Или не ты, защищая вотчину, разнес в пух и прах контратаку Мефодии? Кто, как не ты, спас тогда цариссу? – продолжала Милослава.

Напоминание царевичу польстило. Когда царевна приблизилась вплотную, он обронил, нарываясь на новый комплимент:

– Противник был старше, а возраст, как я уже сказал – не последнее дело.

– Еще и скромен до безобразия. Гордей, ты мне определенно нравишься. Был бы свободен… Впрочем, кто знает? Царисса стара, слаба, болезненна, не сегодня завтра…

– Не говори так. Четвертая заповедь. Она женщина и мать, а еще она царисса. В отношении вашей цариссы ты мне таких же слов не простишь.

– Так не прощай. Вот я. Ну?

Гордей потупился.

– Ты знаешь, я не могу ударить женщину, если моей семье не угрожает опасность.

– Думаешь, не угрожает? – от царевны пахнуло холодом.

Еще секунда, и…

– Не посмеешь. – Царевич знал закон. Закон на его стороне. Он положился на закон, и закон восторжествовал.

Рука на эфесе царевны немного расслабилась.

– Как член тайного к… – Гордей стрельнул в нашу сторону убийственным взглядом и снизил голос, – ты давала определенную клятву, в том числе – карать отступников клятвы.

В сузившихся зрачках царевны полыхнули молнии, а мышцы кисти вновь натянулись в опасные струны.

– Откуда знаешь про… – она осеклась. – А-а, Евпраксия. Но ты не она.

– Тогда вспомни последнюю заповедь.

– Определяешь себя как имущество? – Милослава хмыкнула и прибавила яда во взоре.

– Я муж, – гордо сказал Гордей. – А они, – последовал кивок на свиту, включавшую нас, – имущество.

– Тогда вызови на поединок.

Царевич справился бы с царевной без труда, но с необъяснимым упорством увиливал от драки.

– Поединки запрещены.

– Законник хренов, – в сердцах выдохнула Милослава.

Сценка напоминала дорожную ситуацию с гаишником, который не может докопаться до остановленного водителя: и пристегнут, и документы в порядке, и выдох трезвый, и даже огнетушитель непросрочен.

Гордей сменил тему.

– Каким ветром в наши края?

– Решили размяться немного. Прогуляться, поохотиться.

– Далековато забрались. Цариссу Западного леса и Святого причала такое известие вряд ли обрадует.

– Не пугай, – снова окрысилась Милослава. – Охота не знает границ.

– Кстати, недалеко как раз есть кое-кто. Парочка беглых. И… еще один беглый.

Гордей не захотел сообщать посторонним статус сбежавшего Малика.

Милослава проигнорировала как сообщение, так и заминку. Повинуясь хозяйке, конь сделал еще несколько шагов в нашу сторону, обойдя царевича сбоку. Впритык поднесенные копья почти царапали кожу, глаза бойников безотрывно следили за каждым движением царевны. Даже за намерением движения.

Она их презрительно не замечала.

– Почему гуляешь по лесу со всяким сбродом? Войников в семье не осталось?

Гордей остался чуть впереди, чтобы, если понадобится, перехватить двух других всадников. Чувствовалось, что нервы у него на пределе.

– Все у границы с Конными пастбищами. В одной из деревень карантин.

– Черный мор? – картинно ужаснулась Милослава.

– Обычный жар, но крепостные дохнут, как мухи. Пережидаем, пока само пройдет.

– Про карантин я слыхала, не знала подробностей. У нас тоже было похожее, но давно…

Дальше Гордей не слушал.

– То есть, когда ехала сюда, – его голос вновь стал жестким, – ты знала, что все наши бойцы в оцеплении…

Теперь на царевну направили копья даже дальние бойники. Запахло интригой с тяжелыми увечьями.

Милослава ухмыльнулась. Ее конь дернулся. Стража едва совладала с оружием, чтобы не продырявить сверкавшую металлом благородную тушку.

– Вы не одни следите за флагами. Наблюдатель сообщил, что Святой причал сработал. Два ангела. Эти?

На нас с Томой уставился изящный злой пальчик.

Даже мы понимали, что затевается нечто, что добром не кончится. Самое обидное, что все из-за нас, а мы – ни сном, ни духом. Ау, люди, если вы люди, объясните, что происходит!

– Зачем они вам? – странно поинтересовалась Милослава. – Все равно отдавать. Вы вымираете. Согласись, нам они принесут больше пользы.

Гордей заметил небольшое движение всадников вперед.

– Скажи принцам, – сухо сказал он, – еще шаг, и ты станешь вдовой. Ты меня знаешь.

Я отметил слово «принцы». Это плюс к царевне с царевичем. У них здесь демографический перекос в плане высшей аристократии?

Два бойника направили копья на Дорофея с Порфирием, вооруженных лишь мечами, остальные не спускали глаз с царевны.

Милослава сделала вид, что не слышала. Впрочем, услышали сами принцы, Гордей добился желаемого: переглянувшись, они остались на месте. Видимо, действительно знали.

– У вас раненый? – Царевна удостоила вниманием Шурика. – Кто его так? Черт?

Заминка Гордея объяснила ей все.

– Вы несете в башню черта? – Милослава расхохоталась и, смело склонившись к «черту», долго и пристально разглядывала Шурика. – Красный. Они все такие?

Она смотрела на волосы.

– Нет, – нехотя признал Гордей.

– Откуда знаешь?

Пришлось отвечать.

– Был второй. Черный.

– Ну, хорошо хоть «был», – кивнула царевна.

Седло заскрипело под внезапно заерзавшим царевичем. Пауза затянулась. Лгать Гордей не решился, как и не стал опровергать догадку царевны.

– Почему не убил? – она вновь указала на Шурика.

– Обстоятельства.

– Не существует обстоятельств, которые отменяют закон.

– Разночтение.

– Богохульствуешь. Не для того Алла-всеспасительница, да простит Она нас и примет, снизошла к людям с Законом, чтобы разные умники толковали его в свою пользу.

Гордей заерзал еще больше.

– Ангел не оставил мне выбора.

– Выбор есть всегда, – отрубила царевна.

Они уперлись в виртуальную стену прямой логики, за которой только драка. Тут встрял я:

– Бывает. Например, заповедь «Не укради».

Мне думалось, царевна возмутится вторжением в беседу. Она только хмыкнула:

– Просто: не кради. Украл – преступник. Преступил – умрешь.

– А если умираешь с голода? – не отставал я. – Тогда – или укради еду, или нарушишь более серьезную заповедь – «Не убий»!

Поставить кого-то в глупое положение с помощью псевдоумного парадокса еще в школе стало моей фишкой. Из-за способности доводить учителей до истерик в классе меня обзывали страшным словом софист.

«Волга впадает в Каспийское море», – ни о чем не подозревая, буднично сообщала Антонида Петровна.

«Как же, – без разрешения подавал я голос. – При слиянии рек название дается по более широкой. Кама на «стрелке» под Казанью в два раза шире Волги. Так что же впадает в Каспийское море?»

Или:

«Земля – шар», – говорил Валерий Вениаминович, никак не предполагая подвоха.

«Неправда, – вызывал я гогот класса и ужас в учительских глазах, где рушилось мироздание. – Вот луна – да, шар, а Земля – сфероид. Приплюснутая на полюсах сфера. Разве не так? Зачем обманываете бедных деток? Мы же вам верим!»

Кличка Софист, как случается сплошь и рядом, сократилась до Софы, Софочки. Пришлось драться за восстановление гордого имени «Чапа». Меня били, ставили фингалы и разбивали губы, ломали руку и едва не оторвали ухо, но я все равно взрывался и кидался за «Софочку» даже на старших. И неизмеримо более сильных.

Даже слон не любит, когда ему в ногу вцепляется маленькая Моська, которую переломишь одним хоботом. В первый раз он смеется. Во второй раз – задумывается. В третий обходит Моську стороной или предлагает дружбу.

Здесь был другой мир. Царевна не закатила глаза, не замахала на меня руками, не посмотрела как на мокрицу, что сунулась в приличное общество в застегнутом на нижнюю пуговицу пиджаке. Она рассмеялась в ответ:

– Лучше гордо умереть с голода, чем от наказания за нарушение закона.

Я сник. Реалии привычного мира здесь не работали. У нас грехи бывают маленькими и большими. Во избежание большого допускается, пусть с извинениями и самооправданием в стиле «Что я мог поделать, если ситуация так сложилась?», совершить малый. Здесь любой грех он и есть. Даже завидно.

Заговорил Гордей:

– Я временно предпочел жизнь ангелов смерти черта. До прибытия в башню. Царисса рассудит по закону.

– Закон только тогда закон, когда живет в каждом. Ты его нарушил. Ты знаешь последствия.

Ее исполненный внутренней мощи голос зазвучал громко и страстно, на весь лес:

– Говорю! Преступивший закон сознательно поставил себя вне общества…

Я узнал: царевна декламирует «молитву воспитания».

– И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ибо закон справедлив, когда он выполняется – всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость. Да постигнет кара разрушителей, и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!

– Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! – грянул хор так, что листья полетели.

Откликнулись все, от бойников до ошалело глядевшего царевича. Бойники озирались друг на друга, не зная, как теперь поступить, но копья не опустили – царевна с принцами по-прежнему остались под прицелом.

Милослава не стала хвататься за меч, как от нее ожидали. Воздев руки к небу, она объявила во всеуслышание:

– Я обвиняю. Царевич Гордей Евпраксин нарушил закон. Он признался сам, без давления, при свидетелях. И да свершится справедливость!

Рядом с моей головой что-то пронеслось. Я даже испугаться не успел. Оказывается, пока все следили за царевной и принцами, кто-то подкрался сзади. Пронесшееся копье попало царевичу в верх вывешенного за спиной щита. Щит не пробило и не раскололо, но край щита ударил Гордея в затылок, и его на миг оглушило.

И тогда Милослава взмахнула выхваченным мечом.

Расправа была краткой.

«Чванк!»

Вспрыск.

Тишина.

Под упавшим с лошади царевичем расползлось багровое пятно. Остолбеневшие бойники опустили оружие.

– Чего встали? – прикрикнула царевна. – Тело преступника нужно доставить домой. Расскажете, что видели и слышали. Со всеми подробностями. Чтобы в башне и мысли не возникло поднять бучу.

Белобалахонщики суетливо исчезли, а Милослава обратилась к воину, вышедшему из засады:

– Молодец, не промахнулась. Силенок все же подкопи, дело надо кончать в одно действие, для второго шанса не оставят. Выигрывает, Карина, не сильный, выигрывает первый.

– Не молодец. – Кожаный каблук новой воительницы вбил ни в чем не повинный цветочек глубоко в землю. – Я метилась в приоткрытый бок.

Еще одним ударом она раскидала муравейник. Очень похожая на Милославу, Карина была еще младше. Лет шестнадцати-семнадцати. Облачена в обычный для здешних мест доспех. В шлеме. На поясе – короткий прямой меч. Крепкая, немного тяжеловатая по сравнению со старшей соратницей, глаза мельче и темнее, взгляд мрачнее. Или яростнее, если учесть, как она в меру сил сдерживается, пока внутри все клокочет. Карину можно было назвать красивой, но это красота танка, который только что вышел из ворот завода.

– Сколько можно было болтать? – раздраженно скривились ее полные губы. – Рука устала. Круг по лесу я минут за пять сделала, подкралась, все как на ладони. Приготовилась. Того и гляди, кто-нибудь обернется, а у меня доспехи блеснут. – Выговорившись, Карина соизволила обратить внимание на нас, «ангелов» и «черта». Впечатления мы не произвели. – А вы тут бубните и бубните, бубните и бубните…

– Я же не знала и потому тянула, сколько могла, – посмеялась Милослава. – К тому же, соседушка никак серьезного повода не давал, а склок и разбирательств я не люблю. Дорофей! Кликни Зарину, скажи, все нормально, пусть ведет Каринкину кобылу.

Спешившись, она прошла мимо нас с Томой к Шурику. Мы вытащили ножи.

Глаза Милославы ощупали раненого сверху донизу, и она пошла обратно.

– Здорово получилось. Не просто пощипали не проявивших должной вежливости соседей, а соблюли закон. Красиво!

С этими словами она взмахнула руками, треснув меня лбом об Тому. Или Тому лбом об меня. Результат один. В головах взорвались хлопушки, мозг прокрутил краткий мультик про цветные пятна в стиле калейдоскопа.

Изображения перед глазами долго сходились в одно. К тому времени, когда совмещение произошло, нас обезоружили.

– Ножик детям не игрушка, – проинформировала царевна. Томин нож она брезгливо откинула в кусты, красивый мой отдала Карине. – Держи, звезда дня. Трофей. Редкая вещь.

Поигрывающий мечом Порфирий навис над Шуриком. Вдали раздалось ржание. Из леса с радостным гиканьем выметнулись два всадника с запасной лошадью. Один был нам известен – Дорофей, второй муж царевны, а другой…

Девчушка в полном боевом облачении. Она и вопила. Даже сейчас счастливо повизгивала. Спешившись, прыгала вокруг взрослых, пыталась отобрать у Карины подаренный нож. Лет тринадцать, если не меньше. По сравнению со мной – малявка.

– Порфирий, давай, – буднично разрешила Милослава.

Мелкая отвернулась, звякнув латами. Карина, наоборот, решила посмотреть.

– Порфирий, стой, – приказал я.

Все остолбенели. Словно ослица заговорила. Или новый ай-продукт известной фирмы оказался дешевле предыдущего.

– Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником и отведу в крепость. И отдам жизнь за него не задумываясь, – довольно близко к оригиналу процитировал я. – Так?

– Алле хвала! – выдохнул Порфирий.

Его меч деревянно ухнул в ножны. Не потому, что меч деревянный, как раз наоборот. Только в кино для пущего эффекта при вынимании или убирании оружия железный скрежет стоит, будто автомобиль бульдозером раздавило.

– Но он – черт! – Милослава недовольно указала мне на Шурика.

Ей не нравилось чувствовать себя на вторых ролях. Хозяйкой была она, а тут какой-то дрыщ плюгавый законами кидается.

– Наши жизни, – я указал на себя, Тому и Шурика, – связаны. Убьете одного – убьете всех.

– Вы заколдованы?! – с восторгом выпалила мелкая воительница, которая пригнала лошадь Карине.

У нее даже рот открылся от удивления. Глаза – как диски, причем не компакт, а древние, виниловые.

– Чушь. – Милослава повернулась к Порфирию. – Ангелам, конечно, поможем, даже больше, чем думают, а этого…

– Милослава, посмотри сюда. – Меня накрыло состояние, когда терять нечего. – Считаю до трех. Раз…

Она обернулась сразу.

Я сжал зубами кожу с венами на запястье. До боли сжал. Щеки застыли в напряжении.

Всего пару секунд продолжался наш поединок глаз. Царевна поняла: рвану. Если спасут – рвану снова. А если свяжут – откушу себе язык и умру от болевого шока или кровопотери. Про язык сидело в уме, но, видимо, в глазах тоже как-то проявилось.

– Значит, вот она, причина Гордеевых сомнений. Ладно, грузимся. Зарина, возьми к себе… как тебя? Тому. Раненого привяжите к спине Дорофея. Чрезмерно болтливого ангелочка, – указующий перст уперся в мой лоб, – ко мне.