Заправка оказалась совсем близко, дошли минут через пять. Была она в низине, потому и не разглядел ее в темноте. Сначала Тим с Андреем тихо подкрались к дверям, с грохотом вломились во внутрь. Мы ждали на улице. Было тихо, ни выстрелов, ни звуков драки – все спокойно. Вскоре вышел Андрей, сказал усталым баском:

– Чисто.

Над таблеткой сухого спирта медленно разогревалась вода в котелке. Андрей смотрел на воду, вздыхал – он очень хотел чаю. Егор разгребал рюкзак, придирчиво осматривал блестящие бока консерв. Он не любил сайру, но попадалась именно она. Тим в дальнем углу, откуда пованивало гнилью, чем-то шуршал. Там, в углу, за двумя тумбочками, валялся мертвец: черный, страшный, раздутый. Наверное это был работник заправки. Забаррикадировался, да и сидел тут, а с улицы на него глазели зомберы, смотрели черными своими зеньками, безмолвно тянули руки, пробовали на прочность решетки, двери и так днем и ночью. Надо полагать, что парень умер от ужаса, а может и от жажды. Факт в том, что зомберы вломились на заправку уже после того, как парень откинулся. А дверь они все же покорежили знатно…

Мертвеца можно было бы и не накрывать: с вонью не сложно сжиться, вот только Линда… Проснется утром, глянет случайно в ту сторону… Не надо ребенку на такие вещи смотреть, успеется еще.

Тим вернулся к огоньку, сел в круг.

– Не вскипело еще? – зачем-то спросил он, сглотнул на сухую слюну, – Сейчас бы чефирчику.

– Это да, – Андрей кивнул, полез в карман, достал оттуда что-то, отряхнул, протянул Линде. Оказывается у него при себе была конфета, барбариска с намертво прилипшим фантиком. – Держи, трескай.

– Спасибо, дядя Андрей, – она зашуршала фантиком.

– Не за что, не за что, малая, – Андрей улыбался широко и искренне. Детей он тоже любил, и даже сын у него был, с матерью живет рядом с Сочи. Хороший паренек, глазастый, и уши врастопырку.

Вода в котелке пошла пузырями, Андрей засуетился, достал кисет, в котором держал индийский чай, от души сыпанул в воду. Сквозь запах разложения потянуло жарким ароматом чая – крепким, ядреным до черноты.

Егор выставил рядом с огоньком несколько банок, умеючи, армейским ножом, стал вскрывать.

– Адам, у тебя там в складном, вилка есть? – спросил Тим.

– Да. – я сунул руку в нагрудный карман, там у меня лежал настоящий швейцарский складной нож.

– Девчонке дай, – Тим держал дистанцию. Линду он ни разу по имени не назвал, да и не смотрел на нее без надобности.

Я кивнул, выдвинул из ножа маленькую, неудобную вилку, дал Линде, та сказала тихо «спасибо».

– Лидусь, ты не тушуйся, во, держи, – Егор пихнул ей открытую банку в руки, – прости, хлеба нет, но и так не плохо. Кушай рыбку.

– Спасибо, – сказала Линда и ему.

– Завтра в город войдем, – Тим устроился у огонька поудобнее, положил винторез на ноги. Я подумал, и вспомнил, что ни разу, с тех пор, как мы пошли к городу, я не видел Тима без оружия, – Под мостом пойдем, на левую сторону.

– Так там же частный сектор, улицы как бык посс… – Егор оглянулся на Линду, и пристыжено смолк.

– Да, – согласился я с Тимом, – лучше на улицы пока не соваться. Пойдем в обход. Потом посмотрим…

– Адам? – Егор обиделся.

– А вы куда идете? – тихо спросила Линда.

– К дому к твоему идем, – радостно заявил Егор и потрепал Линду по сальным грязным волосам.

– Домой? – она посмотрела на него, в глазах блестели слезы, отвернулась и тихо захныкала.

– Дурак, – сказал Андрюха, обхватил Линду, усадил на коленки, погладил по голове, – ну-ну, тихо, не плачь.

– Там, мама там… она… – Линда всхлипывала и боялась сказать те самые страшные слова, про то, что мама уже не мама, про то, что она теперь совсем другая.

– Ничего, дядя Адам поможет маме, дядя Адам маму за руки возьмет и она снова станет такой как и прежде. Да, дядя Адам?

– Да, – со вздохом согласился я.

В железную дверь поскреблись, Тим соскочил, винтарь оказался уже вскинутым, готовым для стрельбы, все притихли. Тим медленно, крадучись, подошел к подпертой стулом двери, замер. В дверь не ломились, не стучали, было тихо.

– Кто там? – глупо спросил он. Если бы за дверью был зомбер он бы, после такого подтверждения наличия человека в помещении, стал бы ломиться, биться плечом в прогнутую железную дверь. В дверь снова тихонько поскреблись. Тим оглянулся, я кивнул, Андрей вытащил из кобуры пистолет, навел на дверь.

Тим тихо убрал стул, и резко распахнул дверь. За порогом, вывалив длинный розовый язык, стояла большая облезлая собака с добрыми блестящими глазами. Она посмотрела на Тима, на нас у огня, шагнула вперед и лизнула Тиму руку.

– Друг, – сказал Андрей, усмехнулся, – Это мы, наверное, в него стреляли.

– Наверное, – ответил Тим с улыбкой, потрепал пса по холке, – Ну заходи, коль пришел.

Пес вильнул хвостом и процокал когтями к огоньку, сел рядом.

– А он не укусит? – Линда чуть отодвинулась.

– Не знаю, – Егор посмотрел псу в глаза, протянул ему полбанки консервы, – будешь?

Пес уткнулся носом в банку, громко захлюпал, вылизывая длинным языком масло.

– Не, такой не укусит, – Егор потрепал пса меж ушей, – правда, пес?

Пес с серьезным видом, будто поняв, что спрашивают его, посмотрел Егору в глаза, вильнул хвостом, и снова уткнулся в банку. Линда улыбнулась.

Я пришел в себя на берегу невероятно огромного, похожего на море, озера. Дул холодный пронизывающий ветер, высокие зеленые волны накатывали на берег, разбивались об камни, окатывали меня холодными солеными брызгами. Я замерз, я очень замерз, пальцы не слушались, задеревенели. Я долго дышал на них, тер друг о дружку ладони, пока не почувствовал боль в кончиках пальцах.

Я был бос, в изодранных джинсах, бесформенным тряпьем на мне висела грязная футболка. А еще я сплошь был в синяках, царапинах, ссадинах, очень сильно болела левая сторона при вдохе.

Было раннее утро, из-за леса всходило багровое солнце.

Идти было тяжело: галька больно впивалась в избитые стопы, холодный ветер заставлял сжиматься, кутаться в тряпье, зубы стучали.

Впереди, на высоком берегу, что-то блеснуло, я вздрогнул, посмотрел вверх. Там стоял коттедж, огромный, богатый коттедж со стекленным флигелем – он то и блестел. Там обязательно должен кто-то быть! Я, нахохлившись, укутавшись поплотнее в рванье, оставшееся от футболке, поспешил вперед.

Ворота коттеджа были распахнуты, на подъездной дорожке стоял шикарный, но вдребезги расколоченный, черный майбах.

– Эй, есть кто? – я брел по дорожке вперед, то и дело оглядываясь по сторонам. Никого не было. Красивая, красного дерева, входная дверь, со стеклянными вставышами, была выбита, висела на выгнутых петлях. Я прошел в дом. Пусто, чисто, прибрано, будто хозяева только что ушли, вот только дверь эта…

– Люди? – крикнул я, осторожно ступая пятками по дорогому ковру с толстенным ворсом, – У вас тут дверь выбили.

Я прошел по нескольким комнатам первого этажа, в большой каминной зале взял кочергу, было страшно. Поднимаясь по винтовой лестнице на второй этаж, я увидел пару дыр в стене, и еще одну дыру – пуля пробила фотографию в рамке. Перешагивая через стекла я, на всякий случай, крикнул еще раз:

– Там у вас кто-то дверь выбил, не стреляйте, пожалуйста.

Поднялся, пошел вдоль закрытых дверей. Какой все же большой дом! Одна дверь впереди была открыта, на стене, напротив двери, кровавым пятном лег красный свет рассвета. Я медленно прошел к двери, заглянул во внутрь и тут же отпрянул обратно. Внутри, в комнате, лежал мертвец.

Сделал глубокий вдох, выдох и вошел. Крепкий, с наметившимся животиком мужчина лежал на полу в луже собственной крови. Он застрелился. Половина черепа была сметена напрочь, открытые глаза расширенны, а рядом с мертвецом, с налипшими рубиновыми каплями крови на рукояти, лежал пистолет. Поднял его. Руки сами помнили, что и как надо сделать, на ладонь выпала обойма – в ней оставалось еще два патрона.

Я склонился над мертвецом, преодолевая страх, провел пальцами по векам. У мертвых глаза должны быть закрыты. Вышел из комнаты, закрыл за собой дверь, привалился спиной к стене и часто-часто задышал.

Что здесь произошло? Разборка? И я… Только сейчас я подумал о себе, и понял, – я не знаю кто я такой. Я ничего не помню, я ничего не знаю, я не подозреваю где я, я не знаю, как я тут оказался, я… Я вообще ничего не знаю!

Только… Где-то здесь должен быть телефон. Посмотрел вниз через перила, в холле, рядом с лестницей, на красивом резном столике, стоял телефонный аппарат под старину, с трубкой висящей на медных рожках. Спустился, поднял трубку – тишина, телефон не работал.

Поднялся наверх, вздохнул и снова открыл дверь в комнату с мертвецом. Обшарил его карманы, нашел сотовый, ключи с брелком сигнализации от машины, и патроны россыпью. Посмотрел на сотовый, рядом со значком сигнала не светилось ни единой палочки – сети не было.

На кухне, когда я набивал пузо едой, выяснил, что нет электричества, продукты в холодильнике уже начали пованивать. В зале нашел брошенный на стол мп3 плеер, попытался поймать радио – в эфире было пусто.

Я попытался взять из этого странного дома как можно больше и как можно скорее – боялся того, что сюда могут прийти те, из-за кого застрелился хозяин. Я оделся в найденный в шкафу костюм, правда он мне был слегка большеват, но это ничего, обулся, нашел большую спортивную сумку, куда навалил еды, положил, на всякий случай, легкую куртку, в одной тумбочке нашел коробку патронов, сунул туда же, в сумку, нашел деньги, взял и их. Плеер тоже с собой взял, музыку послушать.

Часам к девяти, я уже шел по ровной асфальтовой дороге вниз по склону. Там, мне так казалось, должен был быть город.

– Пораньше выйдем, пока еще не припекает, – Андрей взваливал на себя тяжелый рюкзак, не хотя глянул на РПК, покривился. Поначалу вес не сильно большой, но за день ходьбы ноша превращается в неподъемную.

Егор еще только поднялся, широко зевал и хрустко потягивался. Тим был уже готов, он стоял у выбитого окна, и через прицел винтореза смотрел в сторону города. Ничего страшного или странного в этом не было, он всегда, перед тем как двинуться в путь, осматривал окрестности таким образом. Раньше у него для этих целей был бинокль, но, когда мы остановились в одной пустующей деревне, на нас, ближе к утру, набрел зомбер – кряжистый такой мужиченка. Как на нас вышел, не понятно, а еще не понятнее, как умудрился просидеть под дверью до самого утра бесшумно. А вот утром, когда Тим вышел из дома, тогда-то он и стартовал. Зомберу повезло: Тима разом повалил, едва по новой не инициировал, уже к себе переворачивал, когда его Андрей с ПММа сострельнул. Красиво, аккурат промеж залитых чернотой глаз. Мужик кончился, и бинокль, как выяснилось, тоже кончился – раздавили его в драке.

– Чисто, – Тим отошел от окна, – выходим.

Пригород был уже близко. Пес, увязавшийся за нами, то забегал вперед, то возвращался обратно, виляя хвостом и тяжело дыша. У дороги стали появляться брошенные, а потом раскуроченные зомберами, машины. Из города начали бежать на третий день, после того, как все это завертелось. Чего ждали? Не понятно, и так было ясно, что неладное творится и то что лучше не станет. Так нет же, сидели по домам, смотрели в окна, боялись нос за дверь высунуть, а там, на улице уже бушевали зомберы, неслись потоками по дорогам, врывались в подъезды, громили машины, автобусы.

Линда остановилась рядом с одной машиной, стареньким красным москвичонком, прильнула к стеклу, закрыв ладошками свет, заглянула во внутрь.

– Дядь Егор, там сумка с вещами, можно открыть?

– Так жарко же? – удивился Егор, – Мерзнешь что ли?

– Нет, – она стыдливо опустила глаза, повела грязным исцарапанным плечиком, – мне стыдно за это вот. – и она взялась за юбки сарафана.

– А, ну раз так! Ребят, погодьте, – мы уже и так стояли, ждали, – я сейчас.

Егор размялся, нагнул шею туда-сюда и с силой врезал тяжелым ботинком по двери, там где замок, потом хватанул дверь, сколько было сил, дернул на себя и вместе с дверцой бухнулся спиной на дорогу.

– Вот! Бери! – щербато улыбаясь, предложил он.

– Дурак, – констатировал Андрей, – машина открытая была.

– Как? – Егор оглянулся растерянно на Андрея, и только потом отбросил в сторону дверь.

– А ты попробуй.

Егор попробовал, двери и правда были открыты.

– Когда от зомберов бежишь, о машине не думаешь.

Линда пошарилась в сумке, нашла себе какое-то платье, попросила отвернуться. Мы исправно постояли к ней спиной минуты две, потом нам было разрешено посмотреть на нее. Ребята удивились. Я то знал, как выглядела Линда, раньше, когда была чистенькая и ухоженная, а ребята… Перед нами стояла девочка, правда чуть чумазая, чуть исхудалая, но такая по-детски милая.

– Ну прям красавица! – заявил Андрей.

– Шик! – поддержал Егор.

– Пошли. – приказал Тим.

Вдалеке замаячили слепящие на солнце оцинкованные крыши дачного поселка. Тим напрягся, то и дело останавливался, вскидывал винторез, смотрел в прицел. Мы, каждый раз, исправно замирали.

Когда мы подходили к границе дачного поселка, наш пес, он бежал чуть впереди, замер, переступил с лапы на лапу, повел носом по ветру и встал в стойку, беззвучно ощерился. Мы тоже встали, щелкнул затвор РПК, Егор вскинул калашников, я положил руку на рукоять ПММ.

Тим оглянулся, приложил палец к губам, мы кивнули. Он быстро, но совершенно беззвучно, пошел вперед, проходя рядом с псом, погладил того по голове, пес даже не шелохнулся. Тим вытащил нож, Линда за моей спиной еле слышно ахнула.

Подходя к первому дому, пообтрепанной двухэтажной деревянной усадебке за высоким забором, он остановился, прислушался. По логике там, у забора, должен был быть я, а не Тим. Мне зомберы ничего сделать не могли, вот только… Чужая жизнь – она всегда такая долгая!

Тим закрыл глаза, было видно, что он считает про себя, а потом резко рванул, перемахнул через забор, послышалась возня, треск сучьев, а потом тишина.

– Чисто! – голос Тима прозвучал легко, даже без отдышки.

Мы скоро двинулись вперед. Тим встречал нас у открытых ворот дачи. Выглядел он спокойно, ничуть не потрепаннее чем пару минут назад, вот только жухлый листочек яблони в коротком ежике волос застрял, а на нем не было ремня.

– Адам, посмотри, – он кивнул во внутрь.

Линда было увязалась следом, но Тим ее легко остановил, погрозил пальцем и сказал:

– Не-а. Егор, присмотри.

Мы с Тимом прошли вдоль забора к высоким кустам, где слышался шорох листвы, пыхтение. Я раздвинул ветви, заглянул за кусты. Там лежала старуха: руки выкручены, притянуты к ногам и связаны все вместе ремнем Тима. Старуха выглядела жалко: жирная, с дряблыми телесами, даже на вид бесконечно немощная.

– Как она тебя не раздавила, – бабка пыхтела, стараясь перевернуться. У нее не получалось, мягкие телеса белым студнем расстелились по зеленой траве, мешали сами себе, подрагивали мелкой рябью.

– Да, был моментик, – я оглянулся на Тима, и понял, что он не шутит, – Ну, что скажешь?

– Балласт, – я отвернулся, увидел, как Тим потянул из ножен длинное блестящее лезвие.

– Адам, ты иди, погуляй.

– Спасибо, – я облегченно вздохнул и пошел прочь. Из кустов доносилось напряженное пыхтение, а еще… еще какой-то непонятный, и жуткий звук. Захотелось курить, дико, страшно захотелось. Я похлопал по карманам, достал мятую пачку, открыл – одна, докуренная до середины сигарета, и коробок. Прикурил, затянулся, закашлялся, снова затянулся, притушил сигарету об коробок, сунул обратно в пачку.

Из кустов вышел Тим, звучно загнал лезвие в ножны.

– Курил?

Я кивнул, сунул пачку обратно в карман.

– Адам, – он положил мне руку на плечо, – Адам, так надо, тебя на всех не хватит, а тылы мы чистить обязаны. Да?

– Да, – я послушно кивнул, шепотом, сам для себя, повторил, – Да…

На душе было тошно.

Первого зомбера я встретил не скоро. Мне, наверное, очень повезло. За всю дорогу от озера вниз, к небольшому поселку городского типа, мне никто не встретился. Только однажды, в кювете у крутого поворота, увидел перевернутую машину – внедорожник из дешевеньких. На вид он был почти целый, видать не сильно его побросало, да еще и густые кусты на себя удар приняли. Хотел было спуститься, посмотреть есть ли чем поживиться, но увидел торчащую из окна руку, уже сине-зеленую, темную, я ее поначалу даже за ствол куста принял… Вернулся на дорогу, дальше пошел.

И в самом поселке мне в первый день никто не встретился. Шел по пустым улицам, орал налево и направо, заходил дома, стучал, звонил, набирался смелости и проходил во взломанные двери. Пусто… Нет электричества, нет связи, нет крови, нет мертвецов. Все выглядело так, будто посреди ночи вломились во все квартиры неведомые террористы, погрузили всех жителей в машины и уехали неизвестно куда.

Все это было страшно, все это было нереально, невозможно. Я остановился переночевать в квартире на пятом этаже, где дверь была не выломана, а просто открыта. Я, на всякий случай, закрылся, расположился на заправленной постели как был – в одежде и ботинках, и уснул. Проснулся я посреди ночи, не понимая где я…

Было темно, абсолютно темно, и в этой темноте, с равномерностью сердца, разносился грохот, тяжелый железный грохот. Бум-бум-бум-бум-бум… Без передышек, будто работал механизм, машина с заданным циклом. А потом я вспомнил где я, и понял – ломятся в дверь. Поднялся, стараясь в темноте не шуметь, прошел к двери, достал оружие и посмотрел в глазок. На что я рассчитывал? Непроглядная темень, сгустившийся, до состояния киселя, мрак.

– Кто там? – задал я наверное самый глупый для этой ситуации вопрос. Мне не ответили, тяжелые гулкие удары разносились по темноте с той же ритмичностью.

– Если вы хозяева, я не хотел грабить, я только переночевать зашел, я ничего не взял! – спешно заявил я в темноту, но так и не получил ответа. Посидел у двери еще, пытался найти хоть какие-то слова для начала разговора, но тщетно. С той стороны двери молчали и только били и били по железной двери. Я вздохнул, махнул рукой, и отправился обратно в комнату. Думал, что завалюсь сейчас на кровать, бухну на голову подушку и буду спать. Не получилось. Грохот ударов проникал и через подушку, и даже более гулким стал, устрашающим. Будто билось где-то гигантское сердце – ух-ух-ухххх….

– Вот ведь черт! – я уселся на кровати, скомкал подушку, посидел минут пять, а потом взорвался, соскочил, со всей дури кинул подушку куда-то в темноту, зазвенело разбитое стекло, – Да перестанешь ты когда-нибудь! Перестань! Перестань!

Выхватил пистолет, метнулся к двери, по дороге больно ударился ногой об какой-то острый угол, матюкнулся, упер ствол пистолета в дверь, отщелкнул флажок предохранителя:

– У меня есть оружие, и если ты, сволочь, сейчас не перестанешь ломиться, я буду стрелять! Считаю до трех! – в дверь бухнуло, – Раз! Два! – я ощерился, – Три!

Тишина. Я едва не засмеялся от радости, но тут же вздрогнул – дверь снова загудела от удара.

– Падла… – недовольно буркнул я, опуская пистолет. Выстрелить я не смог…

До утра я сидел на кровати, пару раз задремывал, но вновь просыпался от гулких ударов, вздрагивал. К рассвету я был измучен, измотан донельзя. Я уже не ругался, чуть-чуть огрызался, шептал что-то недовольное под нос, шипел зло.

Когда солнце взошло, я снова поднялся, пошатываясь подошел к двери, сказал неведомому нечто за дверью:

– Я сейчас уйду, – в дверь бухнуло, – перестаньте стучать, пожалуйста, – снова бухнуло, – я вас очень прошу, – бухнуло, – Да перестань ты стучать! Сволочь! – ухнуло.

– Ну все, – руки у меня дрожали, – ты меня достал, – пистолет скользил в склизких от пота пальцах, – Ты у меня дождешься!

Я не хотел стрелять по тому, кто был за дверью, я хотел только припугнуть, но только я забыл, что ночью снял оружие с предохранителя, да еще эти пальцы скользкие…