Законы из Эшнуны дошли до нас на двух табличках. Они регулировали по преимуществу правила торгового оборота, даже цены на разные товары. Продавец товара должен быть его собственником и в случае сомнений указать происхождение вещи: представить договор или свидетелей. В этих законах впервые население города подразделяется на не вполне полноправных людей (мушкенум), связанных с дворцовым хозяйством, полноправных общинников (авилум) и рабов. Новые законы касались нововведений, появлявшихся ранее всего в сфере новых отношений, связанных с государственным хозяйством и дворцом. Многие нормы этого памятника совпадают с нормами Хаммурапи, однако здесь нет ни кровной мести, ни принципа талиона. Некоторые исследователи считают, что этот сборник не является кодексом, а представляет собой часть какого-то большего свода, до нас не дошедшего²⁴.

С точки зрения сохранности оригинала древних законодательных актов самым значительным памятником правовой мысли древневосточного общества следует признать законы царя Хаммурапи.

Как и предыдущие шумеро-аккадские тексты, законы Хаммурапи (написаны на аккадском языке) состоят из трех частей: пролога, статей и эпилога. Следуя традиции, Хаммурапи провозглашает себя поборником Справедливости, Истины, Милосердия. Текст также носит казуистический характер – преимущественно перечисляет различные прецеденты. Значительная часть правовых норм законов Хаммурапи была посвящена регулированию общественных отношений, связанных с царско-храмовым хозяйством. Вместе с тем законы Хаммурапи не затрагивали многие важные области внутриобщинных отношений, отношений общин с царской властью и пр. Лакуны в законах, частое отсутствие указания санкций за те или иные преступления указывают на то, что наряду с законом большое значение имели общинные обычаи, которыми и определялись эти санкции. Обычаи были главным «строительным материалом» для царских законов²⁵.

Большое значение имели статьи, посвященные собственности. Земля как объект собственности была двух видов: государственная (царская и храмовая) и общинная. Особый правовой режим имели наделы земли за службу воинам – имущество (илку), которое считалось основным владением целевого назначения. Царские чиновники, включая тамкаров (торговцев), также получали земельные наделы. Земля, вода считались собственностью царя и общины. Порядок пользования общинной землей и водой определялся органами управления. Законы Хаммурапи не содержат подробных указаний относительно порядка пользования землей, ее отчуждения и продажи. Изъятие таких участков у общины по общему правилу считалось прерогативой царя. Стоит сказать, что эти законы в какой-то степени защищали общинника, попавшего в сети ростовщика, от погашения долга путем передачи заимодавцу поля или сада с ожидаемым урожаем.

Хотя названные «кодексы» заметно отличаются друг от друга по содержанию, например наличием или отсутствием принципа талиона – «око за око…», тем не менее налицо их преемственность и общие принципы построения.

Во-первых, для всех этих памятников характерен концепт божественной легитимации царя и его законодательной деятельности. Например, стелу Хаммурапи венчает изображение царя, стоящего перед богом солнца Шамашем (или Мардуком по другой версии).

Во-вторых, композиционно они выглядят одинаково и включают в себя пролог (преамбулу), в котором обосновывается легитимность царя, восходящего на престол, и суть осуществляемых им реформ, как правило, призванных обеспечить справедливость и защиту подданных. Далее следуют собственно положения вводимого законодательства. Причем, в-третьих, все они формулируются по принципу «если… то…». Наконец, эпилог содержит проклятия в адрес тех, кто нарушит закон, с указанием кары, которая их за это постигнет.

В настоящее время существуют три трактовки юридической сути этих «сводов законов». Некоторые считают их полноценными кодексами, обеспечивавшими верховенство права, которые были обязательными для всех жителей Шумера, Аккада и Вавилона²⁶.

Вторая трактовка приписывает этим текстам чисто «пиаровский» смысл – это своего рода «агитка», составлявшаяся, как правило, при вступлении «в должность» нового царя, дабы подчеркнуть его стремление к восстановлению правопорядка и справедливости, нарушенных прежним «руководством»²⁷.

Наконец, третья трактовка – тексты, дошедшие до нас на глиняных табличках, созданных на несколько столетий позднее, есть не что иное, как упражнения учеников, готовившихся стать писцами. То есть это своего рода «дипломные работы» или научные трактаты²⁸. Основанием такого взгляда послужило отсутствие упоминания об этих «кодексах» в древних текстах, описывающих различные судебные решения²⁹. Кроме того, некоторые исследователи считают, что ряд «законов» выглядит нереалистично, поскольку заметно контрастирует с культурными нормами общества того времени³⁰. Однако в таком «контрасте» нет ничего удивительного. Законодательные нормы по своей сути и должны отличаться от обычаев, которым люди следуют, так сказать, «на автомате», не задумываясь. Следование же закону предполагает хотя бы знание его. И только через значительное время, в течение которого законодательная норма удерживается в общественной практике, она воспринимается как «сама собой разумеющаяся» и в определенном смысле становится обычаем.

Полагаем вполне обоснованным суждение, что эти тексты являются первой попыткой перехода от сводов обычного права к более зрелой форме архаического кодекса. «Последний стал возможен в свете насущной политической задачи по унификации законодательства страны в связи с попытками объединения номовых царств в конфедерацию с претензией на империю (эти задачи решали цари Саргон Аккадский, Ур-Намма и Шульги, правители Исина, Эшнунны и Вавилонского царства)»³¹.

Как бы то ни было, мы можем констатировать появление нормативных текстов в XXII–XVIII вв. до н.э. В это время появляются и профессиональные царские судьи, т.е. происходит профессионализация правоприменительной деятельности. Также существовали должности судебных исполнителей, судебных глашатаев и гонцов³². Иначе говоря, возникают правоприменительные и правоохранительные органы.

В образовательных учреждениях преподавали сложнейшее искусство словесно-слогового письма, естественные науки, историю, литературу, музыку, ритуалы и юриспруденцию³³. Ученики высших курсов учебного заведения (эдуббы) посвящали немало времени изучению законов и усердно осваивали труды и специфические юридические формулы, а также переписывали своды законов и судебные решения³⁴. Например, сохранился тематический список с типовыми юридическими формулами для обучения писцов правильному составлению торговых сделок и контрактов³⁵. Говоря современным языком, существовала система подготовки юридических кадров.

Более того, можно говорить даже о некоторой правовой культуре населения. Жители Шумера были «народом сутяг», судя по обилию дошедших до нас клинописных юридических документов³⁶.

По-видимому, это было связано с «мегамашинным» характером этой цивилизации, когда функционирование государства предполагало жесткую структуру ролей от богов и царей до самого последнего раба, а также четкую систему управления. Это заметно облегчало формализацию отношений людей как с государством, так и между собой. Писаные законы были гениальным изобретением жрецов и писцов. Они позволяли сначала локализовать возникающие «разрывы» в функционировании государства, а затем восстановить нарушенные разрывом связи³⁷.

Да, еще не были выработаны специальный юридический язык, понятийный аппарат, не осуществлена формализация правовых отношений. Собственно, самого понятия «право» в то время не существовало³⁸. Законодательные акты носили несистематизированный, казуистический характер, содержали внутренние противоречия.

Да, понятия прав индивида, как и ценности свободы, не существовало и не могло существовать в рамках мегамашины, где каждому была отведена роль лишь функционального элемента.

Не было разделения на публичное и частное право. Но это неудивительно. Для архаического или примитивного человека произведенный им предмет (оружие, ткань, продукт питания, добытая со дна океана красивая раковина и пр.) не был отчужден от человека, его создавшего, и даже от племени, поскольку в архаическом понимании отдельный человек и племя – одно целое. В связи с этим торговля в понимании архаического и примитивного человека имеет совсем другой смысл, чем сейчас: это не собственно обмен, а либо установление родственной связи на уровне духов-тотемов («торговля» с другими племенами), либо ее подтверждение внутри племени (раздача вождем «своих» богатств; на самом же деле они исходно принадлежат всему племени), либо утверждение невозможности самого обмена постольку, поскольку родственные тотемные духи не приемлют неродственных. Иначе говоря, торговли в том виде, как мы ее понимаем, у архаических и примитивных обществ нет вообще³⁹.

Для человека древних царств, хотя он уже обменивает свой продукт на рынке или оставляет наследство, отчуждаемое имущество или товар в определенном смысле неотчуждаемы. Они по-прежнему воспринимаются как продолжение самого человека. Имущество и продукт, созданные человеком, не только были условием его существования, а следовательно, и жизни, но и обладали, в его представлении, душой, тесно связанной с человеком или богами, участвовавшими вместе с человеком в их создании⁴⁰. Так что товарно-денежные отношения в привычном для нас понимании в древних царствах отсутствовали.

Тем не менее мы с полным основанием можем утверждать, что более четырех тысячелетий назад на стволе человеческой культуры возник побег, имеющий все признаки такой ее ветви, как право. Правовая деятельность (законотворчество, законодательство, правоохранительная и правоприменительная деятельность) профессионализировалась и отделялась от управленческой деятельности. Появились правовые документы (законы). Возникла своего рода система подготовки юридических кадров. Это был тот зародыш, из которого впоследствии и выросла могучая ветвь современного права.