Глава 1

Пригород Рима

Говард остановил запись на смартфоне, выключив диктофон, и убрал его в карман тактических брюк. Запах могильной сырости ударил ему в нос, словно нашатырь, дающий возможность не провалиться в беспамятство при потере сознания после ранения.

Там среди городских развалин, где за каждым углом поджидала очередь или замаскированный фугас, набитый до отказа разномастными поражающими элементами, валялись оторванные конечности и сохли лужи крови на цементном полу. Ценности этого мира имеют разные контрасты, а на войне яркие краски смешиваются с тёмными, образую серость и грязь.

Льюис вытащил из кармана брюк пачку сигарет и, достав одну, жадно сжал её губами. Он неотрывно смотрел на истекавшего кровью отца Джакомо и чиркнул зажигалкой. Несколько жадных затяжек табачного дыма, слегка отрезвили его разум и охладили пыл.

Люди проигрывают в своей жизни намного больше, чем обретают! С этим было бы глупо поспорить, но факт того, что сердце Говарда ещё билось и он оставался на этой грешной земле, теплили в нём надежду на что-то лучшее. Фортуна дарила ему жизнь, хотя порой выжить было гораздо сложнее, чем пасть смертью «героя», про которых говорят политики, призывая следовать их примеру, добавляя при этом яркие эпитеты и определения.

Льюис сделал ещё несколько затяжек и, выпустив изо рта табачный дым, бросил окурок в металлическое ведро с небольшим количеством воды, стоявшее в углу напротив генератора. Яркие лучи вечернего солнца пробивались сквозь щели заколоченных окон и падали на пыльный пол. Впереди было лето. Время короткой жизни, среди многоликости природного разнообразия!

Говард зажмурил на мгновение глаза, почувствовав в затылке пронизывающую боль, и тут же положил правую ладонь на рукоять пистолета. В следующее мгновение он выхватил «SIG-Sauer» из пластиковой кобуры на ремне и указательный палец соскользнул со спусковой скобы на спусковой крючок. Раздалось несколько выстрелов и гильзы брякнули о половые доски.

Льюис открыл глаза и посмотрел на безжизненное тело святого отца. Пули сорокового калибра нашпиговали его грудь свинцом. Это была мгновенная смерть! Возможно, лучший подарок, который только мог сделать для отца Джакомо Говард.

Он сунул пистолет обратно в кобуру, почувствовав на лбу проступившие капли холодного пота, и тут же стёр их рукавом боевой рубашки. Тишина своим густым туманом окутала пространство, словно, собираясь сыграть заунывную мелодию на скрипке рукой великого маэстро Паганини. Кудесник смычка и жертва договора с силами зла, давшими ему всё, что только можно было пожелать. Языки бездельников и завистников способны проклясть каждого, кто чего-то добивается в жизни упорным трудом. Таким людям проще злословить, чем признаться в собственной никчемности!

Льюис не умел жалеть! Эта черта была чужда для него! Как можно было быть снисходительным к кому-нибудь или чему-нибудь, если даже к себе он этого не применял?! «Чем меньше слабостей, тем больше совершенства!» – подобная философия не могла иметь роскошь снисхождения.

Сердце в груди Говарда продолжало отбивать барабанную дробь, добавляя тем самым пульсацию в висках и сонной артерии. Боль в затылке продолжала нарастать, сводя с ума воспоминаниями и размытыми лицами силуэтов.

Цена мудрости всегда и во все времена имела наивысшее значение! Призрачный замок Мунсалвешь, увиденный рыцарем Персивалем в конце своего пути, стал лишь немым подтверждением этих слов.

Чудовищно хотелось пить. Льюис бросил короткий взгляд на безжизненное тело святого отца и пнул мыском ботинка металлический столик на колёсиках.

Он прошёл в большую комнату, более походившую на гостиную, где из мебели были только стол, пара рассохшихся стульев, полуразвалившийся шкаф с отломанной дверцей и старый дырявый диван с торчащими из него пружинами. Стиль мебели напоминал типичную мечту какого-нибудь хиппи из 60–70х годов XX века. Судьбу этих людей решило время, как и всё в этом мире! Наркотики, алкоголь, антисанитария и инфекции, сжиравшие иммунитет, уничтожили их, оставив от них лишь небольшой след в истории.

Говард был привычен к спартанским обстановкам, а умение смеяться над собой – это лучшее, что человек может сделать для себя!

Отец приучил Льюиса к минимализму в быту, стараясь вырастить из него настоящего воина. Что же касается науки войны, типа «Сунь Цзы», то Льюис, будучи подростком, уже понимал, что эти средневековые понятия очень устарели и требовали пересмотра и переоценки.

Говард подошёл к столу и взял в руку пластиковую бутылочку с минеральной водой. Он отвинтил крышку и сделал несколько больших жадных глотков, чувствуя, что никак не может напиться. Солёный привкус оставлял приятные вкусовые ощущения, а горсть лекарств, отправленная в рот с большим количеством жидкости, попала в желудок. Психотропные препараты возвращали Льюиса в рабочее состояние, возвращая из параллельной реальности, где он продолжал блуждать среди потерянного и непрожитого! Жизнь Говарда упрямо катилась в тот самый сумрачный лес, где оставалась лишь выжженная земля и опалённые деревья. Зловещая тропа вела к берегу реки, где ждал заполненный падшими душами паром…

Сумасшествие – это нечто странное и неопределённое, ведь каждый сходит с ума по-своему! Безумие Льюиса было в поиске истины, чей след всё время исчезал между строк огромной книги жизни.

Учащённое дыхание и сердцебиение стали потихоньку стабилизироваться, как и боль в затылке, заставлявшая Говарда время от времени сжимать зубы.

Льюис сел на старый диван, с торчавшими в двух местах пружинами, и откинул голову назад, ощущая лёгкость и благодатную тишину.

Он поднял с пола бутылку с лондонским джином, стоявшую рядом с обшарпанной ножкой дивана и, свинтив крышку, сделал несколько небольших глотков. Крепкий спиртной напиток высушил ротовую полость, оставив лишь привкус ягод можжевельника на пересохших губах.

Говард встал с дивана и, поставив бутылку на стол, где лежали разные вещи, стёр рукавом боевой рубашки капельки пота на лбу.

Льюис скинул с себя бронежилет, бросив его на диван, и подошёл к шкафу, рядом с которым стояла лопата. Он с отвращением схватил её за ручку, понимая, что копание могилы занятие не по его духу. Нет, Говард никогда не боялся запачкать собственные руки, ведь «грязь» к «грязи» не пристаёт!

Он вышел из дома, пнув ногой входную дверь, чей скрип напряг его слух. Желание смазать петли прерывалось в тот же момент, когда инстинкт самосохранения требовал использовать всё возможное для обеспечения собственной безопасности. Датчики движения, понатыканные в радиусе от 20 до 40 метров от дома, были электроникой, а полностью ей доверять было бы опрометчивым поступком.

Льюис вышел на свежий воздух под лучи вечернего солнца, частично слепившего его глаза. Говард зашёл за дом и, отступив порядка пары метров от небольшого цоколя, выложенного из булыжников, воткнул штык лопаты в сухую окаменевшую землю. В его памяти тут же всплыли воспоминания о Тунисе и той свалке, где пришлось провести около месяца, наблюдая за дельцами, любящими торговать списанным оружием, так и не дошедшем до утилизации.

Льюис с остервенением копал могилу, стараясь при этом не думать ни о чём, почти так же, как люди погружаются в своё хобби, когда что-то мастерят или собирают из мелких деталей.

Говард выбросил из ямы лопату и, отдёрнув прилипшую к спине от пота рубашку, принялся вылезать из будущей «усыпальницы».

Он вставил в рот сигарету и, чиркнув зажигалкой, закурил. Льюис выпустил изо рта табачный дым и снова сделал глубокую затяжку. Вечернее солнце готовилось к очередному закату.

Говард затушил окурок пальцами левой руки и бросил его в металлическое ведро с небольшим количеством песка, стоявшее рядом с внедорожником. Он с трудом сглотнул небольшой остаток вязкой слюны во рту и направился в дом.

Ночь была уже совсем близко, и Льюис знал, что скоро придут те самые голоса, что без устали терзали его сознание, рассказывая ему о своих вечных снах и несбывшихся мечтах. По сравнению с ними Говард был счастливым человеком, чья жизнь продолжалась вопреки всему!

Льюис зашёл в дом и прошёл в кладовку, где тусклая лампочка, освещала безжизненное тело отца Джакомо, застывшее в положение сидя. Он вытащил из кармана брюк на бедре выкидной нож и нажал на кнопку выброса лезвия. Воронёное лезвие разрезало липкую ленту на руках и ногах святого отца и тело брякнулось о пол. Скрипучие половицы издали свой характерный приветственный возглас и замолчали.

– Вот дерьмо! – выругался себе под нос Говард, схватил труп за ноги, и развернув его на грязном полу, потащил к только что выкопанной могиле.

Небрежным толчком ноги, тело отца Джакомо свалилось в яму, а характерный земельный аромат вонзился в обоняние Льюиса.

Говард воткнул штык лопаты в земляной холмик и принялся закидывать труп грунтом.

Он резко сплюнул на сухую землю и вернулся в дом, где бросил рядом со шкафом лопату. По его бритой голове текли струйки горячего пота после «праведных» земельных работ и Говард без сил плюхнулся на старый диван. Лёгкий ветерок проникал в гостиную через разбитые окна и становилось немного легче дышать. Суетный мир похож на разломные ставни! Они ещё болтаются, но уверены, что живы!

Гостиную освещали несколько небольших прожекторов, установленных на полу. Светодиодные лампочки давали нужный объём освещения, чтобы контролировать пространство и исключали темноту в тех местах, где можно было спрятаться. Льюис всегда был готов к появлению непрошенных гостей, для которых у него хватало «деликатесов» для их угощения.

Говард встал с дивана и подошёл к столу. Он присел на рассохшийся стул, издавший характерный звуковой протест. Липкая лента, порой, творит чудеса, а много липкой ленты способно склеить целый мир, или хотя бы обычный шкаф. Льюис пододвинул поближе к себе стакан и откупорил пробку на бутылке с виски. Купаж солодовых спиртов издал специфический аромат, от которого порой хотелось блевать, но пыльный стакан не стал обозначать свой протест.

Льюис сделал два больших глотка и добавил себе ещё «бленда» в стеклянный сосуд, найденный на чердаке, как и кучу других бесполезных вещей от бывших хозяев.

Он открыл ноутбук, чья связь осуществлялась с помощью небольшой спутниковой антенны, развёрнутой на втором этаже вместе с другим оборудованием для стабилизации сигнала, и ввёл пароль доступа в операционную систему. Старый рассохшийся стул своим бесподобным ощущением чем-то напоминал ему цинковый ящик из-под патронов, от которого задница либо мёрзла, либо работал эффект сковороды, хорошенько пригретой палящим солнцем.

На экране ноутбука появился «рабочий стол» с множеством ярлычков и иконок для запуска разных программ. Разнообразие цветовой гаммы на экране резало уставшие глаза, но отдыхать было ещё не время.

Льюис потёр покрасневшие глаза и вошёл в поисковую систему, а также в базу данных МИ-6, ставшая последним подарком человека, чей жизненный путь закончился очень трагически на глазах Говарда.

Вспоминать проклятый всеми и всем Исламабад, ему сейчас не хотелось, но смерть агентов под прикрытием происходит слишком часто, а их спасение превращается в утопию. Прошлое – не исчезает! Оно просто даёт возможность исчезнуть нам!

Льюис быстро набрал в поисковой строке имя кардинала Дженнаро де Флюи и принялся ждать ответа, облокотившись спиной на спинку стула.

– Вот, чёртова мебель! – с досадой произнёс Говард, почувствовав небольшое шатание и скрип под собой. Он вернул взгляд на экран ноутбука, где уже в его распоряжении была информация, основанная на источниках МИ-6 и прочих спецслужб. С экрана на него смотрело фото кардинала де Флюи, чей орлиный нос, глубоко посаженые карие глаза, классическая короткая мужская стрижка чёрных волос, тонкие узкие губы и тяжёлый подбородок давали поразмыслить над святостью данного слуги Господа. Благостности в его лице точно нельзя было найти, но в наше такое странное время это вполне нормально!

Льюис продолжил просматривать досье кардинала, которое не смогло его чем-то удивить. Кухню «Святого Престола» Говард за последнее время изучил хорошо, но большинство информации было поверхностной и обрывистой, приправленной в данном салате веточкой розмарина в виде слухов. Как известно, дыма без огня не бывает, а значит, даже данный спорный вид информации или дезинформации можно было использовать в собственных интересах.

Корни кардинала Дженнаро де Флюи происходили из Франции. Его отец, чистокровный француз, Филипп де Флюи был далёк от Господа, но очень близок к калабрийскому обществу, чей устав подразумевал легендарную «омерту». Ндрангета – неплохие ребята, только очень темпераментные и любители перейти все возможные грани. Калабрийская мафия – это отдельная субкультура, где расстаться с жизнью так же просто, как и затушить окурок в пепельнице. Филипп де Флюи, как владелец небольшого банка в Марселе участвовал в отмывание грязных денег, которые огромной прибылью текли от наркоторговли, уходя на время в Банк Ватикана, а оттуда возвращались уже «чистыми», но снятыми с процентом. Схема была настолько проверенная, что о ней, конечно же, было известно, но слишком высокие покровители берегли данную золотую жилу, получая с неё свою часть прибыли. Мать – итальянка, чьё настоящее имя было неизвестно. Симона де Флюи появилась как-то внезапно, словно, свалилась с неба. Предположения же были у всех одинаковые. Скорее всего, она была дочерью одного из крупных представителей Ндрангеты. Сорок восемь лет для кардинала считался возраст достаточно юный, впрочем, в этом аспекте Дженнаро де Флюи был не одинок. Времена менялись и у всего теперь имелся свой ценник. Происхождение из ордена Иезуитов добавляли необходимую деталь для столь быстрого продвижения в иерархии «Святого Престола». С этим монашеским орденом всегда было связано множество тайн и слухов, рождавшихся порой, как грибы после тёплого летнего дождя. Однако, настоящие секреты там всегда умели хранить, ревностно оберегая их от внешних и внутренних угроз и прочих посягательств. Ватикан всегда был похож на красивую конфету в шикарной обёртке: дорогой швейцарский шоколад, а внутри жёсткий и горький леденец, о которой не просто можно сломать зубы, но и отравиться, почувствовав внезапно слабый аромат миндаля.

Всё дальнейшее досье не добавляло никаких изюминок, скорее, было слишком типовое, чем, имеющее какаю-то значимую деталь. Связи в среде финансистов и Банка Ватикана были для него естественным аспектом, как и дружба с теневыми «коллекционерами», чья помощь в любой момент могла стать бесценной и незаменимой. Охрана из нескольких швейцарских гвардейцев в строгих чёрных костюмах и бронированный автомобиль представительского класса для «слуги Господа» были обыденной опцией.

Льюис продолжил просматривать досье, остановившись на имуществе семьи де Флюи и её членах. В списке числились лишь племянник по отцовской линии: Ксавье де Флюи и его жена с детьми. Сам он продолжил дело своего деда, возглавив банк и несколько его новых отделений, перешедших к нему по наследству. Выбора у него не было, ведь семейное дело кто-то должен продолжать и стать банкиром. Связи в среде финансовых институтов Европы у него были в кармане, отошедшие так же по наследству, как и банк. Что же касалось его жены, то о ней было слишком мало информации: только имя Фьорэлла, чьи корни происходили из Калабрии и её профессиональное отношение к музыке в виде прекрасного владения скрипкой.

Вилла семьи де Флюи находилась рядом с Тиволи, одним из самых живописных предместий «Вечного города», где легко можно было погрузиться во времена эпохи Возрождения. Дворцы, фонтаны, роскошные виллы, другая архитектура, имевшая свой колорит, и большое количество туристов, тем более в последние дни уходящей весны.

Говард понимал, что на вилле племянника кардинала, скорее всего, достаточно охраны и в её квалификации и профессионализме можно было не сомневаться.

Он оторвал взгляд уставших покрасневших глаз от экрана ноутбука и обхватил правой рукой бутылку с виски, где ещё булькало немного крепкого спиртного пойла. Назвать это дерьмо благородным напитком, было бы кощунством по отношению к истинному односолодовому виски. Льюис откупорил пробку и, поймав обонянием отвратительный аромат, швырнул бутылку о стену. Звон разбитого стекла ударил по его слуху и осколки разлетелись по пыльному и грязному полу.

Говард взял бутылку с минеральной водой из упаковки, стоявшей под столом, и отвинтил крышку.

Чувство сильной жажды заставляло жадно пить воду, хотя Льюис понимал, что делать этого не стоит. Обманчивые ощущения искажали некоторые потребности организма. Говард понимал, что старость – это по большей части совсем не возраст, а состояние души и собственного организма, который изо дня в день продолжает слабеть. Физические проявления в виде пониженной активности и быстрой утомляемости, не так действуют на человека, как отмирающие нервы.

Сумрачные тени, витавшие в этом заброшенном доме, неустанно продолжали мучить Льюиса. Нет, он их не боялся, понимая, что они существуют лишь в его голове, а предать их забвению невозможно, ведь, тогда подобным образом придётся поступить и с самим собой!

Говард принимал всё это, как наказание и одновременно помощь тех сил, о сущностях которых знал не так много. Порой, достаточно понимать, что это всего лишь безликие силуэты собственного чувства вины. Таблетки помогают забыться, но не решают проблемы. Человек сам должен сделать первый шаг в эту бездну, где узкий мостик окутан густым туманом. Здесь нужно просто слепо верить и ничего не анализировать! За любой чертой кроется надежда! Человек может принимать её или отрицать, но это не изменит его судьбы.

Льюис выпил половину бутылки минеральной воды и поставил её на стол рядом с ноутбуком. Он открыл чертежи виллы и картинку со спутника.

Веки Льюиса тяжелели, не смотря на адреналин, чей высокий уровень до сих пор сохранялся в его крови. Ему казалось, что ещё немного и он провалится в царство снов, где забвение и усталость дополняют тревоги и гулкие голоса, продолжающие звенеть среди пустоты.

– Чёртова мебель! – чуть слышно выругался Говард, когда рассохшийся стул снова издал скрип. Он чуть опёрся на спинку и потёр ладонями мокрое от холодного пота лицо.

Просторы шотландских полей виделись ему среди грязи обшарпанных стен гостиной, строгие стройные горы, находили свой обрыв, облизываемый холодной морской водой.

Сквозь годы Льюис слышал голос отца, звавший его к себе, чтобы продолжить очередной поход. Искажённые оттенки, разломанные кусочки мозаики и тишина, сквозь которую чуть было слышно тысячеголосое эхо.

Зелёная лужайка заднего дворика отчего дома в Лондоне была привычнее Говарду, как и приветственный лай радостного пса, встречавшего своего маленького хозяина. Такую верность и преданность Говард больше не встречал в своей жизни.

Легкая заунывная музыка смычком пробежала по натянутым струнам скрипки, и звонкий альт добавил звона и мелодичности музыкальным инструментам. Штраус, Вивальди, Моцарт – бесподобные композиторы и исполнители! Их имена и музыка были великолепны и загадочны. Музыка во все времена открывала людские души и старалась их изменить. Всё проходит и наступает тишина!

Говард открыл глаза и вернул свой взгляд на экран ноутбука, продолжив изучать виллу племянника кардинала.

Стрелки наручных тактических часов перевалили за девять вечера, а цифры на небольшом участке циферблата напомнили, что сегодня пятница.

Время не умеет остановиться и подождать людей, когда они будут готовы для очередного важного шага в своей жизни. Его миссия состоит в том, чтобы продолжать отсчёт, хладнокровно пробегая по ярко-белым делениям. Быть всегда к чему-либо готовым: это опыт и сила духа, а их нельзя потерять!

Льюис встал со стула, чувствуя слабость и ломоту в теле. Ноги подкашивались, а в голове стоял туман. Свет светодиодных прожекторов резал глаза, заставляя их слезиться и напоминая о важности полноценного сна для организма.