© Павел Иванович Шилов, 2020

ISBN 978-5-4483-6889-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Русское авось

Глава 1

Смерть бывшего агронома колхоза «Путь Октября» Виктора Уварова, который уехал в город, где не прошло и года, погиб на производстве, а за ним и его однокашник Игорь Кочин, начальник цеха химического завода. Весть о случившемся потрясла Елизаровку. Старухи шептались: «Боже, неужели это страшный рок? Ведь вражда их семей идёт с незапамятных времён. Эта вражда, как бурная река, зажатая каменистыми берегами, временами выплёскивает свой гнев, и тогда становится всем тошно, потом утихает, чтобы в скором времени, набрав новые силы, вспыхнуть ещё более ожесточённее и злее. В чём же кроется такая дикая причина?..

Люди, помнившие деда Игоря Кочина, говорили:

– Дед то у него был о-хо-хо – огурчик. Сам в траве лежит, брюхо чешет, а баба пашет на лошади. Попробуй сказать что, вожжами так замордует, белый свет будет не мил. Подойдёт, бывало сосед Григорий, дед Виктора Уварова скажет: «Лежишь Матвей, пузо греешь». Он вскочит как ошпаренный и ответит: «Только сейчас отдал управление чертовой бабе, устал, столько толокся на этой пашне, дух вышел. Вот смотри, Григорий, только отдал жеребца и сразу огрех».

Он показывал на те участки, где было вспахано хорошо и улыбался, ожидая поддержки жены. Она вся потная и уставшая говорила: «Это он пахал, он. Я не могу так работать – мужик ведь». Григорий то знал, кто это сделал, но не говорил, боясь, что Маришка снова получит вожжами, если она, хоть чуть даст намёк, будто он лодырь, да к тому же ещё и ничего не умеет делать.

Жили они, конечно, не ахти как, но!.. Порой Матвей, поглаживая на солнце живот, смотрел на дом Уваровых и шипел себе под нос: «Сволочи, будьте вы трижды прокляты трудяги. Управы на вас нет, только и следят за мной. Может я, так хочу жить, и мне никто не указ».

Так бы всё и шло, но вот грянула Октябрьская революция, повернувшая всё с ног на голову. И Матвей, напившись до одури, кричал:

– Дорогу беднейшему крестьянству. Гуляй! Теперь наше время!

И он гулял, до тех пор, пока не замёрз в снегу около деревни под Новый год. Маришка всплакнула для приличья и успокоилась: у неё оставался сын Пётр, который в то время набирал уже силу, преследуя, как тогда говорили бандитов вместе с сыном Григория Михаилом. Вроде эти семьи и дружили, но что-то в их дружбе было зловещее, не подвластное уму. Уваровы умели работать и любили труд, Кочины же презирали его, болтаясь по деревне с умными лицами. Они, подсмеиваясь над теми кто в поле рвал жилы, вздыхали открыто и надменно: мол, дурака работа любит, а дурак работе рад.

И вот Пётр Кочин, – председатель сельского совета, а Михаил ушёл по стезе госбезопасности. Иван Уваров – брат Михаила остался в деревне и вскоре был выбран председателем колхоза «Путь Октября». Но он недолго проработал председателем. По доносу председателя сельсовета Петра Кочина, как говорили люди, был арестован вместе с друзьями перед самой войной. По счастливой случайности, или тут вмешался брат Михаил, дело обошлось без суда. Он погиб под Псковом в первом же бою, где был комиссаром Пётр Кочин, а командиром его друг Владимир Забегалов. После боя подполковник отдела СМЕРШ Михаил Уваров собственноручно расстрелял обоих как врагов народа, погубивших считай целый полк. Остались от полка единицы, чудом уцелевшие в этой кровавой бойне. Отцы погибли, а сыновья, поддерживая друг друга, выросли. Игорь Кочин стал начальником цеха химического завода, Виктор Уваров агрономом колхоза «Путь Октября», где ещё до войны его отец работал председателем. И всё шло хорошо. Игорь приезжал в деревню из города и похвалялся, что как он хорошо устроился, делился своими планами с Виктором и был доволен собой. О нём ходили льстивые слухи по округе, кто их запускал, было ясно. Многие молодые парни и девушки, нацелились именно к нему, ведь он сулил молочные реки и кисельные берега. И, конечно, молодежь колхоза на это клюнула: зарплата, не сравнимая с колхозной и квартира – плюс бесплатные путёвки на юга, где можно погреть живот и расслабиться на полную катушку. Виктор Уваров кивал головой в такт Кочину, но оставался холоден от его приглашения переехать в город и устроиться в его цех. Так происходило с каждым приездом Игоря. Они частенько выпивали, а потом долго беседовали друг с другом, и всем казалось, что их дружба не как у всех, она – сильна и величественна.

Осень. До весны ещё далеко, а сейчас вот-вот ударят морозы, задуют метели и посыплет снег.

– Ну, что им сдался этот город, что? – бормотал про себя агроном колхоза Виктор Уваров, мужчина тридцати двух лет. – Поехали, да поехали. Да разве здесь плохо?..

Он ходил по полю, тяжело вытаскивая ноги в резиновых сапогах, которые вязли в раскисшем суглинке. Холодный, порывистый ветер сгибал деревья, срывая жёлтые листья. А по полю тянулись следы от комбайна, наполненные водой и соломой.

«И в этом году по урожайности колхоз пролетел, – думал он, – опять по области мы на последнем месте. Может быть, действительно моя вина как агронома есть. Где-то я недопонял, не среагировал вовремя, когда это надо было».

Уваров видел красное лицо председателя совхоза Голубева, который вот уже в течении нескольких лет злится на него как только разговор начнётся об урожайности. Сейчас Виктор стоял и смотрел себе под ноги, а они утопали и утопали в землю. Ветер крепчал, на краю поля скрипели деревья. Он почувствовал пронизывающий холод, и почему-то в памяти возникли слова:

«А север дальний, а север дальний»…

И тут ему вспомнился неприятный разговор с женой Маринкой и тёщей о том, что надо ехать в город пока молодые, дескать, чего проживать в деревне? Все умные люди там. И только вы Богом обиженные толчётесь здесь. В их голосе было столько убеждённости, что Виктор молчал, не знал чем ответить. Ему не хотелось уезжать. Он думал, что тесть – друг отца поймёт ситуацию и вступится за него, но тот молчал, оставляя право за женщинами, а они, войдя в раж, на все лады расхваливали город. И Виктор сознавал, что ему не устоять против жены и тёщи и придётся уезжать неизвестно куда. От этого ему становилось ещё горше и обиднее. Он знал, переступи порог, и снова тёща примется за своё, а Маринка придёт ей на помощь. Измором берут, давят на сознание, мол, у тебя двое сыновей, какими ты их вырастишь? В городе музыкальные школы, разные клубы для детей, а здесь что?.. Скука и только. Бегают они как беспризорные по деревне. Разве им дашь нужное развитие? К тому же, наученные мамой и бабушкой, сыновья говорили: папа, в город хотим. А сами с грустью смотрели в окно. Вот и думай отец, где лучше.

Уваров не заметил, как опустились над полем сумерки, как потемнел лес, образуя сплошную тёмную стену, которая как бы надвигалась на него своей таинственной громадой. Он попытался вытащить ноги и не мог.

– Сильна наша земелька, засосёт, скоро не вырвёшься, – сказал он вслух и потянулся.

Он раскачал сначала один сапог, выдернул ногу, затем другой, отошёл в низину, смыл липкий суглинок в луже и зашагал домой. Встречный ветер трепал его русые волосы, бил в грудь, но погружённый в свои мысли, он не заметил ничего кроме этого поля. «Эх, сколько было с ним хлопот, сначала осушили, потом подкормили удобрениями: аммиачной селитрой, потом навозной жижей, но оно не дало желаемых результатов». И Виктор ломал себе голову, почему? Что мешает этой земле давать хорошие урожаи? Он больше всех любил это поле, надеялся на него и страдал. А оно будто омертвелое, лежало под его ногами и чего-то ждало. Чего? Уваров не знал. И ещё больше страдал от своей беспомощности. Ведь он агроном с высшим образованием, не первый год в поле. И вот!.. Он ругал себя, напрягал свою память, но ничего не мог вспомнить, не заметил, как подошёл к своему дому и, подняв глаза на окна, в которых горел яркий свет, понял, что в доме его уже давно ждут.

– Витька, на кого ты стал похож, – этими словами на пороге встретила его жена Маринка, – не брит, в расстройстве. Разве так можно? Не бережёшь себя.

Он хотел сказать: «А каким бы ты меня хотела видеть»? Но не сказал, пошёл в избу, у печки сбросил сапоги, поставил их в коридор, умылся под рукомойником на кухне и вошёл в зало, где на диване сидели тесть и тёща. А на столе пыхтел самовар, стояла непочатая бутылка водки, стопки, пустые тарелки с ложками и вилками, нарезанный небольшими ломтиками чёрный хлеб. Уваров понял, что его уже ждут давно, и разговор будет болезненный и трудный, ведь не зря собрались все вместе. Тема была одна – город.

Тяжёлой, угловатой походкой подошёл тесть Иван Петрович и, положив руку на плечо Виктора, сказал:

– Заждались мы тебя, сынок, – и улыбнулся вкрадчиво, – вино прокисает.

– Вино, – вздохнул Виктор и поперхнулся словами.

Он недоговорил. Слова заклокотали в горле.

Иван Петрович взглянул в глаза зятю и крикнул:

– Машенька, а побыстрей нельзя? Живот подвело.

– Денисов, одну минутку, поголодаешь, больше съешь, – ответила мать Виктора. Она всегда его звала так, когда он надоедал ей. И он замолкал, будто набрав в рот воды.

Сидя на диване, Виктор подумал: «Мама, неужели и ты за отъезд? Помоги мне быть твёрдым, я же агроном. Моё место в жизни – село. Если каждый будет так рассуждать, как жена и тёща, то кто останется в деревне? Здесь жил мой прадед, дед, отец, да и ты мама. Куда же нам ехать? Земля наша – вот она».

На столе появилась тушёная картошка со свининой, горячие щи из квашеной капусты, грибы, огурцы. Тесть на правах старшего разлил водку по стопкам. Себе и зятю стограммовые, женщинам маленькие рюмочки.

– За что выпьем то? – спросил он, поднимая свою стопку.

– Молча, – сказала Мария Ивановна, зная, что сыну тосты ни к чему. Он и так за последние дни пока идёт осада весь издёргался.

Иван Петрович, выпив, крякнул, потянулся к своей тарелке и начал жадно есть, приговаривая:

– Ну, Машенька, ты и искусница готовить вкусные обеды. Ох, щечки – объедение, а картошечка сама в рот лезет.

Он готовился сказать что-то главное, смотрел на жену Настю, дочь Маринку, искал у них поддержки, но они ели, опустив глаза в тарелки. И он успокоился, глядя в окно, где царствовала ночь. Первой не выдержала тёща, вздохнула протяжно:

– Вон Анька Рожнова, откуда только и деньги берутся? Как выходной – так и пьянка на всю деревню. Если бы жить с умом!

– В городе живёт, деньжищ невпроворот, – хмыкнула Маринка.

«Ну, сейчас начнётся. Кажется, они уже договорились, – подумал Виктор. – Эх, вы – люди»!

– Сколько лет, Витя, ты бьёшься над этой урожайностью, а чего добился? Везде тебя только и склоняют: Уваров, да Уваров. Я бы так давно бросила всё. Лучше работать трактористом, чем агрономом, получают триста рублей и никакого спросу, – продолжала Маринка.

Все подняли головы и смотрели на Виктора, но он, уткнувшись в тарелку, ел. Руки его слегка вздрагивали, по лицу пробегали тени стыда.

– Да, – почесал за ухом Иван Петрович, – конечно, дела у тебя сынок худые. Урожайность на наших полях – кот наплакал, даже неудобно вслух сказать.

Он помолчал, повертел в руках бутылку и разлил оставшуюся водку.

В избе наступила тишина. С русской печки склонялись головы сыновей: Мишки и Ивана. Даже кот перестал вертеться под ногами, будто бы заподозрив что-то неладное.

– Игорь-то Кочин – друг твой, Виктор. Начальником цеха работает, – пробурчала себе под нос Анастасия Петровна.