Тело Лёни Кравченко нашли в стороне от проселочной дороги вечером девятнадцатого сентября. Нашли приехавшие за опятами грибники. С трудом дозвонились до дежурной части и остались дожидаться прибытия милиции.
– Ужас-то какой, боженька ты мой! Какой ужас! – почти безостановочно шептала Васильева Зоя Борисовна. – Петя, ужас-то какой! Петя, ты только посмотри, что делается!
Ее супруг по большей части отмалчивался. Но в конце концов не выдержал, не вынес больше причитаний жены и выбрался из старенькой «копейки» на воздух. Едва он хлопнул дверцей, Зоя Борисовна причитать начала в полный голос. Но теперь говорила она, что на улице, то бишь в лесу, опасно, и пыталась убедить мужа вернуться в машину. В эту минуту ей было невыносимо жутко от того, что в каких-то двадцати шагах от дороги лежит мертвец. Она видела его всего несколько мгновений, но успела понять, что это был совсем еще молодой мужчина.
– Господи ты, боже ты мой, – бормотала она. – Да что же это делается?! Ой, боженька мой, боженька…
Плохо ли, хорошо ли, но Васильевы воспитали двух сыновей-погодков. Младшему было двадцать четыре, старшему двадцать пять лет. Парни у них выросли славными, добрыми и трудолюбивыми. Мать с отцом в них души не чаяли. И у Зои Борисовна сейчас сердце кровью обливалось от одной только мысли, что кто-то способен учинить подобное зло над ее мальчиками.
– Боженька ты мой, боженька, – продолжала причитать она. – Он ведь еще ничего не видел. Ой, ты ж, боже ж ты мой, да что же это делается?!
А Петр Зиновьевич, слушая, как блажит в машине жена, только хмурился – ибо попали они в очень скверную историю. В отличие от Зои Борисовны он хорошо понимал, что их неприятности только начинаются.
Спустя час на место происшествия прибыла оперативно-следственная бригада. Следователь – щеголеватый брюнет лет тридцати поздоровался с Васильевыми. Выяснил, где именно находится труп и с группой оперативников отправился через заросли папоротника на поиски тела. Увидев убитого, он мгновенно опознал его и произнес слова, совершенно не вяжущиеся с его франтоватой внешностью и манерами:
– Батюшки, да ведь это же – Лёня Сом! Самохвалов, выясни у дежурного по городу, искали родственники Леонида Кравченко или нет?
Спустя несколько минут выяснилось, что Кравченко ищут. Пропал он прошлой ночью, когда выехал на своей машине из рабочего поселка, расположенного в пятнадцати километрах от города, но домой так и не вернулся. Последней с ним разговаривала жена, это было без четверти двух ночи.
– Да, – подтвердил слова оперативника один из криминалистов. – Смерть наступила шестнадцать-тире-семнадцать часов назад от огнестрельного ранения в голову. Но стреляли в него не здесь. На траве и лесной подстилке нет ни фрагментов головного мозга, ни фрагментов черепной коробки.
– Спасибо, Юрий Сергеевич, – кивнул следователь.
– Скорей всего, застрелили в машине, – предположил невысокий, плотного сложения оперативник. – Убили на дороге, тело бросили здесь.
– Да, – снова кивнул следователь. – Вряд ли они пошли на убийство с целью завладения автомобилем Кравченко. Вот что, Андрей Федорович, пройдите по дороге вглубь леса. Возможно, мы обнаружим машину убитого здесь же.
– Понял, – оперативник вернулся на проселок к Васильевым. – Петр Зиновьевич, вам эти места хорошо знакомы?
– Да, – кивнул тот и не к месту добавил: – Известное дело! Я пацаном здесь вырос, – он внезапно разволновался, даже начал слегка заикаться: – Деревня наша рядом была. Жили мы там. А потом все в совхоз переехали. Но мы каждый год сюда за грибами ездим. Места-то знакомые, исхоженные. Вот и сегодня решили за опятами съездить. Да вот, как оно вышло.
– Петр Зиновьевич, не волнуйтесь вы так, – подбодрил его оперативник. – Не вы первый, не вы последний. Вы мне вот что скажите, как далеко дорога уходит вглубь леса?
– Да не очень! Километра на полтора. Она в карьер упирается. Там когда-то скалу рвали. Гора там раньше была. Верхушку у нее срезали, скалу, то есть. А потом породу динамитом рвали на щебенку. Дороги отсыпали. Эту тоже отсыпали. Там маслят по откосам растет видимо-невидимо. Полно там маслят. Летом. И осенью.
– А вы не могли бы меня на карьер свозить, Петр Зиновьевич? – спросил его оперативник. – Наши машины на трассе остались. Тем более, вам здесь каждый ухаб знаком.
– Без проблем! – кивнул тот, открывая дверцу со стороны пассажирского сиденья. – Зоя, пересядь назад. Сейчас съездим с товарищем следователем на Каменушку.
Притихшая было Зоя Борисовна вновь запричитала. Так с причитаниями и молитвой пересела она на заднее сиденье и блажила бы дальше, но на этот раз супруг осадил ее.
– А в каком состоянии этот карьер сейчас находится? – продолжал спрашивать его оперативник. – Он сухой или заполнен водой?
– Затоплен, – кивнул Васильев. – Но рыбы в нем нет, только малёк. Птицы по весне икру на лапах приносят. А зимой карьер до дна промерзает.
– Стало быть, он неглубокий?
– Нет, неглубокий. Метра два, может, не больше.
– Очень хорошо, – кивнул оперативник, потому что машина Кравченко на проселке так и не нашлась.
Когда они приехали на карьер, в лесу уже сгущались сумерки. Но здесь склонившееся над горизонтом солнце ещё играло в зеркале воды. Все вокруг было напоено светом. И оттого казалось, что лето еще не кончилось.
– Смотрите! – Васильев протянул руку, стукнувшись костяшками пальцев об ветровое стекло.
Но оперативник уже сам увидел масляные пятна, плававшие у кромки берега.
Они подошли к воде. В мелькании солнечных отблесков на мелкой волне, трудно было что-то разобрать. Оперативник поднялся выше по косогору и кивнул. Именно это он ожидал увидеть. Метрах в трех от берега под толщей воды темнел силуэт машины. Оперативник взял в руки мобильник.
– Андрей Анатольевич, – доложил следователю, – я нашел машину Кравченко. Утоплена в карьере в полутора километрах от места, где было найдено тело.
– Хорошо, Андрей Федорович, возвращайтесь на место происшествия. Родным Кравченко мы уже сообщили о его гибели.
В пятницу двадцать второго сентября протоирей Вознесенского собора отец Сергий басовито отпевал убиенного раба божия Леонида. У православных не принято глаголить о земле Израилевой и вспоминать прочие ветхозаветные сюжеты. Священник величественно возвышался над гробом, нараспев читая отходную молитву на древнем языке, который до сих пор понятен многочисленным славянским народам. И, казалось, что покойный, с перепоясанным белой лентою челом, тоже внимает ему. В толпе провожающих всхлипывали женщины. Лёню Кравченко знали многие, был он человеком не злым и многим в этой жизни помог просто по велению сердца. Остались у него жена и двое малолетних детей. О том и говорили в толпе, жалея загубленную молодость покойного и молодость его жены.
Священник закончил отпевание. За его спиной на солнце сверкал лакированный дубовый крест. Батюшка выдохнул последнее: «Во имя Отца, Сына и Духа Святаго. Аминь!» После чего Гена Бойко, распоряжавшийся на похоронах, кивнул мужчинам возле гроба. Они закрыли резную толстую крышку и взялись за полотенца.
В тот же миг жена покойного, словно очнулась от морока и закричала в голос. Да так неожиданно и страшно, что у одной из старушек едва не случился сердечный приступ. Когда гроб начали опускать в могилу, в толпе провожающих (а понаехало их на машинах и двух арендованных автобусах сотни полторы) принялись причитать и поминать покойного. Вдова Галина бросилась было за мужем, но ее перехватил его старший брат – Михаил. И также внезапно, словно только что пришли в себя, заволновались друзья погибшего. Пошли по кругу стаканы и бутылки с водкой. На крышку гроба полетели первые комья земли. И только мать погибшего в эту минуту осталась безучастной к происходящему. Она смотрела, как убывает земля, вынутая накануне из могилы, как размеренно и привычно работают лопатами могильщики.
– Пойдем, мама. Пойдем отсюда, – Михаил положил руку ей на плечо. – Пора уходить, иначе Гале станет еще хуже.
Мать безучастно посмотрела на него, глаза у нее были выплаканными и почерневшими от горя.
Михаил взял ее под руку и провел сквозь толпу. Уже возле машины она оглянулась, но увидела только эту толпу и верхушку дубового креста над могилой.
– Садись, мама, – Михаил открыл дверцу машины и снова взял ее под руку. – Геннадий все уладит. И без нас все сделает.
– Мишенька, – едва слышно выговорила Вероника Михайловна. – За что же нас так?!
– Я не знаю. Но выяснят все. А сейчас давай уедем отсюда.
Веронику Михайловну он посадил рядом с Галей. Женщины как обнялись на кладбище, так и проехали остаток пути. Эти злополучные дни лишили их сил. А Михаил сосредоточенно крутил баранку и старался ни о чем не думать.
Он был старше Лёни на три года. А казался еще старше своих лет. Так что люди незнакомые частенько ошибались и думали, что это его дядя по материнской линии. Был он человеком высоким и крупным, работал старшим мастером одного из участков на металлургическом комбинате в соседней области. Но не смотря на свою внушительную внешность и должность, человеком был очень спокойным и покладистым. В отличие от брата, имевшего жену и детей, Михаил семью не завел, хотя был обеспечен и женщинами интересовался, представляя собою интерес и для них. Заработанным Михаил распоряжался весьма рационально и это была единственная черта, роднившая братьев. По характеру и внешности они казались чужими людьми. И при этом они были сыновьями своего отца – старого вора и положенца Вити Полуэктова, по кличке Сом. К девяносто второму году Витя окончательно осел в городе. Какое-то время был смотрящим, какое-то время держал общак. Когда отец объявился в их жизни, Михаил уже определился с устремлениями, заканчивал школу и собирался поступать в институт. На Михаила знакомство с отцом особенного впечатления не произвело. А Лёня очень быстро подпал под его влияние. Как Вероника Михайловна не противилась сближению отца и младшего из сыновей, поделать она ничего не могла. Ни задабривания, ни уговоры на Леонида не действовали. А отец обещал ему золотые горы.
О проекте
О подписке