Она поднялась и, едва дотянувшись, просунула руки внутрь через выбитое стекло.
Обхватила его лицо, горячими ладонями прижалась к холодной коже.
– Любимый, прошу… Не оставляй меня.
Она гладила его по щекам, осторожно стирая засохшую кровь.
– Сашенька, открой глаза… Ты сильный, ты же сильный…
Она едва слышно всхлипывала, голос дрожал, но становился мягче, спокойнее, словно если говорить ласково, то он…
Его пальцы дрогнули.
Она задержала дыхание.
И вдруг…
Он открыл глаза.
Медленно.
Будто каждое движение давалось с невероятным трудом.
И посмотрел на неё.
Алиса замерла, не дыша.
– Алиса… – губы дрогнули в слабой улыбке.
Она кивнула, вновь смахнула слезу с его щеки.
– Я здесь… Всё хорошо, слышишь? Я с тобой, мы справимся…
Он смотрел на неё.
Будто запоминал её лицо.
Будто знал, что этот миг – последний.
Алиса замерла, вцепившись в него.
И…
Жизнь ушла.
Как будто ветер погасил огонёк свечи.
– Саша?.. – её голос сорвался.
Она встряхнула его, словно пытаясь разбудить.
– Нет, нет… О, Боже, нет…
Слёзы хлынули градом.
Она уткнулась лбом в его грудь, схлипывая, обхватила его руки, не в силах поверить…
Издалека донёсся гул сирен.
Глава 3
Одиночество
Середина октября
Осень занесла свой последний удар.
Деревья стояли, обнажённые и дрожащие, под напором пронизывающего ветра. Листва, некогда золотая и тёплая, теперь сгнила под сапогами прохожих, сливаясь с грязью и дождевой водой.
Алиса…
Алиса была тенью.
Худющая, с ввалившимися глазами, бледная – так, что, казалось, на коже проступают сосуды. Она ходила по миру, но её там не было.
Работа – дом.
Документы – цифры – подписи.
Раньше она судила людей. Разбирала дела, вынуждена была вглядываться в чужие судьбы, разбирать, кто прав, кто виноват.
Теперь она не могла.
Ей было всё равно.
Апатия накрыла её, будто густой туман. Жизнь обесцветилась, стала… чужой.
Но был один момент. Один короткий, жалкий проблеск настоящего.
Кладбище.
Она шла туда каждый день.
Всегда.
В любую погоду, в любой холод, в дождь, снег или ледяной ветер.
Её керосиновые глаза вспыхивали слабым огоньком, едва она ступала на влажную землю между могилами.
Она шла к нему.
К Саше.
К тому, кого она больше не могла обнять.
К могильной плите, на которой было выбито его имя.
И вот она садилась на колени у надгробия, не обращая внимания на мокрую землю, не чувствуя холода.
Доставала телефон.
– Привет, любимый.
Она говорила спокойно.
Без слёз.
Без истерик.
Просто… говорила.
– Сегодня был тяжёлый день. Я запуталась в бумагах, да и начальник снова недоволен. Хотя мне плевать… – она усмехалась, убирая выбившуюся прядь с лица. – А ещё я видела дурацкое видео. Сейчас, сейчас покажу…
Она открывала экран, нажимала «play».
Смешной кот прыгал и падал, лапы разъезжались, звук «бум» – и Алиса усмехалась.
– Вот… Ты бы точно рассмеялся.
Она смотрела в пустоту.
Она будто видела его.
Смотрела на безмолвный камень, но знала, что Саша где-то там, рядом.
– Ты знаешь… Сегодня я заходила в наш любимый магазин. Купила мармеладки. Как раньше.
Она помолчала, вглядываясь в буквы на камне.
– Но мне они не понравились. Они какие-то… пустые.
Она проводила пальцами по мрамору, словно надеясь почувствовать его тепло.
– Чёрт, Саш, как же мне плохо без тебя…
Она снова улыбнулась.
Такими слабыми, покорёженными губами, что улыбка больше напоминала гримасу боли.
– Я скучаю, любимый…
И тогда, ближе к концу разговора, её слёзы тихо, осторожно начинали стекать по щекам.
Она не всхлипывала, не рыдала громко.
Просто сидела.
Долго.
Бесконечно.
Обняв свою боль.
И плакала.
Дни летели.
Проносились мимо, как машины за окном. Безликие, незначительные.
Алиса не чувствовала их.
Она просто жила. Вернее, существовала.
С работы домой. Из дома на кладбище. С кладбища снова домой. Цикл. Бесконечный, как старая пластинка с заезженной мелодией.
Подруги приходили. Сначала часто, потом реже. Они пытались её вытащить, вернуть в реальность.
– Алин, ну так нельзя. Это уже клиника какая-то. – Катя, её старая подруга, сидела в кресле, держа чашку кофе, которую Алиса даже не попробовала.
– Что нельзя? – глухо спросила Алиса, листая старые фотографии на телефоне.
– Так жить. Вернее, так не жить. – Катя сжала пальцы на ручке чашки. – Саша бы не хотел, чтобы ты убивала себя вместе с ним.
Алиса посмотрела на неё.
Долго.
Пусто.
– А он тебя сам просил?
Катя отвела взгляд.
– Алиса…
– Он сам тебе говорил, что не хочет, чтобы я так жила?
Катя молчала.
– Ну вот и всё.
– Чёрт возьми, Алиса! – голос подруги сорвался. – Тебе нужна помощь! Психолог, антидепрессанты, хоть что-то!
– Мне нужен он.
Катя сжала губы.
– Ты не можешь его вернуть.
– Знаю.
– Тогда живи.
– Не хочу.
После этого Катя ушла.
И больше не приходила.
Другие тоже пытались.
Оля притащила билеты в кино.
– Мы идём. Фильм фигня, но зато похрустим попкорном и поржём.
– Нет.
– Пожалуйста, ради меня.
– Я не могу.
– Ты не хочешь.
– Разницы нет.
Оля тоже ушла.
В конце концов, осталась только тишина.
И эта пустота.
И вот однажды, глубокой ночью, Алиса проснулась.
Просто открыла глаза.
Повернулась на другой бок.
И увидела пустое место рядом.
Оно было таким чёртовски холодным.
Она села.
Посмотрела на подушку.
Раньше там были его волосы.
Он всегда забывал убирать свои чёртовы волосы с подушки!
А теперь там ничего не было.
Чистота.
Пустота.
И вдруг её будто переклинило.
Она вскочила.
– Саша?
Тишина.
– Саша, ты где?!
Она вскочила, выбежала в коридор, светила телефоном.
– Саша, это не смешно, ты где?!
Она задыхалась.
А потом… потом её словно накрыло волной.
Грудь сжало, воздух не шёл в лёгкие, а перед глазами всё закружилось.
И она начала бить посуду.
Первая тарелка – хлоп! О стену!
Вторая! Третья!
Шкафчик открыт – оттуда бокалы, чашки!
БАМ!
БАМ!
БАМ!
Она кричала, хваталась за голову, тянула себя за волосы, выла, как раненый зверь.
– САША, ВЕРНИСЬ!!!
Она упала на колени.
Задыхалась.
Её трясло.
Слёзы заливали лицо.
– Ну пожалуйста… – голос дрожал. – Ну прошу тебя…
Она стукнулась лбом о пол.
И только теперь осознала, что в доме нет ни звука.
Только её дыхание.
Только тишина.
Только пустота.
Саша очнулся.
Ощущение было странным. Он не помнил, что произошло, но знал – что-то пошло не так. Грудь не болела, руки были целы, но внутри него словно зияла пустота. Он огляделся.
Перед ним простиралось бесконечное серое поле, скрытое густым туманом. В воздухе стоял запах влаги и чего-то старого, прогнившего. Где-то далеко слышался глухой гул – как от колоколов, но звук был приглушённым, будто исходил не из этого мира.
Саша пошёл вперёд.
Под ногами была сухая, потрескавшаяся земля, но стоило сделать шаг, как она слабо дрожала, словно не могла выдержать его вес.
Он не знал, где находится.
Но каким-то внутренним чувством понимал: это не мир живых.
Он вспомнил лобовое стекло, расколовшееся на тысячи осколков. Лисицу, выбежавшую на дорогу. Страх, удар, а затем тьму.
– Я умер? – спросил он вслух.
Эхо разлетелось вокруг.
И тут же туман начал расступаться.
Перед ним появилась высокая арка из чёрного камня. На её вершине были высечены слова на старославянском, но он каким-то образом понимал их смысл: "Врата Чистилища."
Саша сжал кулаки.
Он не был особо религиозным, но слышал об этом месте. Чистилище – это не совсем ад, но и не рай. Это место, где души проходят испытания перед тем, как узнать свою окончательную судьбу.
Шаг.
За воротами открылся каменный мост, уходящий в пустоту. Он не видел, что под ним – лишь бесконечная темнота.
Шаг.
На мосту стояли люди. Их лица были скрыты капюшонами, одежда бесформенная, словно сотканная из теней. Они не двигались, но Саша чувствовал на себе их взгляды.
Шаг.
Впереди показался огромный храм, чьи купола терялись в небесах. Он не был золотым, как земные церкви, не был и белым – стены были серыми, как сама вечность.
Шаг.
Двери храма отворились без звука.
И Саша вошёл внутрь.
Здесь его ждали.
В храме было сотни, тысячи людей. Они стояли в полной тишине, ожидая чего-то неизбежного. Их лица были задумчивыми, отрешёнными, а глаза казались наполненными печалью и страхом. Никто не разговаривал. Никто не двигался.
Александр чувствовал себя чужим среди них.
И вдруг из толпы вышел человек.
Высокий, с длинными, белыми как снег волосами, он казался здесь чужаком. В отличие от остальных, его одежда не была серой и невзрачной. Он был облачён в белоснежные одеяния, и от него словно исходило мягкое сияние.
– Добро пожаловать, – произнёс он спокойным голосом, подходя ближе.
Саша напрягся.
– Где я? – спросил он. – Это… чистилище?
Незнакомец улыбнулся, но в его улыбке не было ни радости, ни насмешки – лишь лёгкая тень понимания.
– Не совсем, – ответил он. – Скорее, это… очередь. Очередь на твой финальный суд.
Саша окинул взглядом людей вокруг.
– И что? – переспросил он. – Мы все ждём… приговора?
– Можно сказать и так, – незнакомец кивнул. – Но не волнуйся. Здесь всё происходит быстро. Да, народу много, но это… нормальное явление.
Александр снова огляделся.
Очередь.
Очередь в вечность.
Он сжал кулаки, чувствуя, как в груди нарастает тревога.
– Когда я снова увижу её? – вдруг спросил он, сам не осознавая, как эти слова сорвались с губ.
Незнакомец чуть склонил голову.
– Кого?
– Алису. Мою жену.
Впервые за всё это время голос Саши дрогнул.
– Можно ли… следить за ней отсюда? Видеть её? Может быть… оберегать?
И тогда незнакомец рассмеялся.
Но не зло, а скорее… с печалью.
– Ты явно был далёк от веры, – произнёс он, покачав головой. – Твои размышления звучат так по-детски.
Саша нахмурился.
– Почему?
– Потому что сейчас тебе стоит волноваться не о встрече с любимой, – незнакомец пристально посмотрел на него, – а о том, чтобы успешно пройти твой главный суд.
Александр сжал зубы.
Он ничего не сказал.
Но сердце застучало быстрее.
Александр нахмурился и внимательно посмотрел на странного беловолосого незнакомца.
– А ты кто вообще? – спросил он.
Парень слегка усмехнулся.
– Тот, кто встречает таких, как ты. Говорит им не волноваться. Помогает спокойно ждать своего черёда.
Саша покосился на ворота храма.
О проекте
О подписке