– Я слышу все. Конечно, если так…, —
Анжела помахала из окошка.

Удачливо сумел поймать такси.
И вызвонил, уверенный, Алину:
Та – умница, наладит, как домкрат.
И в первой же попавшейся аптеке
Купил «Виагры», счетом пятьдесят.

* * *

Денису на мобильный в это время
Раздался неожиданный звонок.

– Простите, я дежурная по смене
Из офиса оплаченных услуг. —

Денис не просекал, что за услуги,
И думал отказаться наотрез.

– Проплата от хозяина коттеджа.
При ужине, тем более с гостями,
Мы горничных должны прислать убрать. —

– Давайте, но, конечно, завтра утром. —

– Отлично. Вам удобно будет в десять? —
– Не знаю. Пусть приходит. Всё равно. —

* * *

Алина изощрялась в ухищреньях,
Пока не убедилась, наконец,
Что ей не совладать с такой проблемой.
Владимир на «Виагру» нажимал.
И всё ему казалось – вот, чуть-чуть,
И средство безотказное поможет.
Но это был обманчивый эффект.

К тому же водка, энная попытка.
Вдруг сердце от напряга взорвалось,
И он безвольно рухнул на подругу.

Алина добралась до телефона,
И труп Володи ночью ехал в морг.

* * *

Наутро все трезвонили Наине:
«Продюсер твой скончался от любви».
В такую новость нелегко поверить.

– Вот так вот и уходит молодежь, —
Злорадничал таки фотограф Шац,
Шипящий на чужой успех у женщин,
– Но повезло, что умер он на бабе. —

Анжела видела, что бедная подруга
Терзается в прострации ума.
Не веря в отгремевшее вчера,
И в слишком безотрадное сегодня.
Вчера – Володя, а сегодня – «тело»,
И это тело будут хоронить.

– Ну, знаешь ли, он тот ещё затейник
Зачем он так сорвался от тебя?
Чтоб нежиться в объятьях проститутки? —
Анжела возмущалась, и всерьёз.

– Денис, пускай возьмут его машину.
А кто официантку к нам прислал? —

В дверях стояла странная особа.
Крахмальный фартук, бейджик на груди.

– Уборщица из клининга поселка.
Отец мой их услуги проплатил. —

– Пусть убирается. А то мы скоро едем.
Не скажут, что оставили бардак. —

Захваченный с собою порошок,
Помог Наине снять оцепененье.

Беседовать ни с кем она не стала,
И даже с человеком УВД
Тактично побеседовал Денис.
Он вспомнил о стремительном отъезде
Владимира из дома на такси,
Поскольку управлять своей машиной,
Чуть выпив, тот не стал бы никогда.
А, что за блажь ему пришла такая —
Сорваться, бросить девушку, бежать?
Об этом лишь гадать и остается.

Один звонок Наину удивил.
Звонил Васильев. Что ему за дело?

– Я только лишь узнать, что всё в порядке. —

Наина помолчала лишь секунду.
И с твёрдостью сказала:
– Как всегда. —
А в мыслях прокрутилось дополненье:
«Когда египетские ночи на дворе».

На похороны все-таки сходила.
Да, как Наине Шуйской не придти?
Той самой, что была его «звездою»?
И бросила на гроб две хризантемы,
Как горький символ двух ночей любви.

«Покойся с миром, ты угомонился.
В твоей кончине нет моей вины.
Ты сам себе свой гроб заколотил
Упрямыми гвоздями безрассудства».

Но из «обоймы», как зовут моделей,
На ком, по сути, держится показ,
Наине не пришлось, однако, выпасть.
Протекция, в том случае, что с ней,
Лишь косвенным была чуть-чуть подспорьем.

Она явилась, словно яркая звезда,
Блистательно успела проявиться.
Теперь у всех ценилась нарасхват.

Модель, с таким изысканным лицом,
Уменьем выглядеть всегда аристократкой,
Была востребована всеми Кутюрье.

А денежный прирост её дохода,
Поставил в ряд заманчивых невест.

Анжела, стратегический свой план,
Насчет Наины – всё ж осуществила.
Хотя и через несколько недель.
Они с Денисом пригасили Глеба,
Что был пленен Наиной на обложке,
На важный очень конкурсный показ.
Глеб выпал, как увидел дефиле.

Наина после встретилась с друзьями,
Усилила свое очарованье,
И Глеб своих восторгов не скрывал.

Он не был из холеных и надменных,
Глубоко утопающих в деньгах.
Довольно молод, юношески худ,
Смотрелся он английским джентльменом,
Каким тот представляется в кино.
При этом – был на редкость прост в общеньи,
Как выяснилось – только для своих.

Наине он и вправду приглянулся,
И вышел у них трепетный роман.
Когда определились с датой свадьбы,
Невеста захотела ехать в Томск.

– А, хочешь, полечу с тобою вместе, —
С готовностью засуетился Глеб.
– Родителей, да и кого захочешь,
Потом на свадьбу сможем захватить. —

– Да нет же, милый Глеб, такое дело,
Я еду не кого-то приглашать.
Мне хочется о юности поплакать,
Ведь с нею я прощаюсь навсегда. —

Глеб бережно внимал словам невесты,
И даже проводил в аэропорт.
А в Томске ждал потомок Ганнибала.

Он был женатым, в доме ползал карапуз.
Однако, на втором у брата Славы,
Они уверились – любовь не умерла.

– Ты мой навеки, знаешь, Tommy Gun?
Пускай я через месяц выйду замуж.
Тот космос, что был нашею любовью,
Остался, но во времени прошел.
Господь нас не связал, чтоб жили вместе.
Но нет родней на свете никого.

– И ты, поверь, моя частица сердца.
Но знаешь, раз уж нам не суждено,
Одной дорогой следовать по жизни,
Давай тогда, что мы в последний раз
С тобою были мужем и женою.
Я слишком горячо тебя люблю,
И чувство это стало выше секса. —

– Читаешь в моих мыслях, Томми Ган.
И то, как мы друг друга возлюбили,
Не сможет повториться никогда.
Как память грандиозного триумфа
Разменивать на пошлый адюльтер? —
– Вот только, если вдруг я буду нужен,
Не надо сомневаться, что я есть!
Ведь кто же знает, что там, в жизни будет? —

– Со мной «кумир для сердца моего».

* * *

Глеб Ухов не хотел тянуть с женитьбой.
Наина отработала контракт.
А новый, как её не умоляли,
Она не захотела подписать.

Она решила, что замужней даме
По подиуму прыгать не к лицу.
У суженого бизнес, светский облик,
И нужен представительный эскорт.

Никоим образом трагическую смерть
Продюсера в объятьях проститутки
С Наиной Шубиной никто не соотнес.
И, вряд ли, даже кто-нибудь припомнил,
Что он Наине подиум открыл.
О нем незамедлительно забыли:
Немалое количество моделей,
В любовных отношеньях было с ним.
И каждая невольно трепетала,
Не ровен час, прослыть его вдовой.

Наина помнила, что ей звонил Васильев.
Случайно, но в особенный момент.
И, чтобы контролировать событья,
Имея про запас такой контакт,
Она договорилась с ним о встрече.

Но прежде она съездила к Щегловой,
И нужные анализы сдала.
Осмотр был сделан с пристальным вниманьем.
– Ну, что сказать, всё очень хорошо.
В анализах везде порядок полный.
По внешности, я вижу, влюблены.
Как женщиною стали – расцвели.
Васильев это, что ли, постарался?

– Нет, что вы, ваш Васильев ни при чём,
Хотя я за него вам благодарна.
Так значит, всё в порядке у меня?
Я, знаете ли, замуж собираюсь. —

– Жених, я полагаю, вне себя —
Такую сватает красавицу-невесту. —

– Да он, поверьте мне, и сам неплох.
А как у нас с последствием аборта? —

– Кто может вам сейчас чего сказать?
Вы только про меня не забывайте.
Да и Васильев по бесплодию мастак. —

Васильев тоже видел перемены,
Как выразился: «явный позитив».
Он вовсе ей не делал предложений
В том плане, как наметил ей помочь.
Недаром он был тонкий диагностик.

Он сразу смог почувствовать Наину,
И в этот раз как будто доступ был
К её сугубо личным ощущеньям.

– Я так и знал, да кто бы сомневался,
Что вам без мужа долго не ходить.
Ведь вы у нас публичная персона
Я видел вас в газете с женихом.
Такая замечательная пара.
Совет, как говорится, да любовь.
Надеюсь, не как врач и пациентка,
А просто – как хорошие друзья,
Мы будем крепнуть в наших отношеньях.
Поверьте, я не всякое знакомство
На этом свете искренне ценю. —

– Артем Семеныч, складно говорите,
И я хочу спасибо вам сказать,
С надеждой на дальнейшие контакты.

Скажите, порошки для настроенья,
Взяла бы я, положим, штучек пять.
А лучше – вы рецепт мне напишите. —

– Лекарство только в клинике у нас.
Я, знаете ли, милая Наина,
В России нашей – только консультант.
А клиника, где я теперь тружусь,
В Швейцарии, в её озёрной части.
Семейный, так сказать, пансионат.
На самом деле – фирменный отель,
Где вся обслуга знает в медицине.
Каких специалистов только нет. —

– Отлично. Не забудьте про меня. —

А после, будто в памяти возникло:
– Да, вот ещё – лекарство от маньяков.
Воспользоваться, к счастью, не пришлось.
Теперь, надеюсь, вовсе не придется.
Мне можно вам назад его отдать?
Но денег никаких назад не надо. —

– Не нужно? Отчего же не вернуть.
Да я и порошки вам дам бесплатно,
Раз вы мне возвращаете товар. —

– Две ампулы нечаянно разбились.
Но, это же не яд, чтоб умереть? —

– Какой там яд. Вы завтра не свободны?
И встретимся в двенадцать на Тверской.
Мы выпьем кофе, совершим обмен. —

– Расскажете про отдых на озерах.
Захватите какой-нибудь проспект. —

– Вас с мужем приглашу на тест-заезд. —

– Ловлю, Артём Семенович, на слове. —

* * *

Она уже набрать хотела номер,
Но Коля смог её опередить.

– Да, Коленька, пойду я под венец.
И это тоже часть познанья мира.
Сейчас же я учусь водить машину,
Усердствую в испанском языке.

Анжела, я хочу вас познакомить,
Подруга с институтских моих дней,
Владеет туристическим агентством,
Бой-френд открыл специально для неё.

Кубинка, за два года изучила
Четыре иностранных языка.
И я теперь сама учу испанский.
Мы с нею меж собою говорим
На русском и испанском вперемежку.
Что скажешь ты? —

– Не знаю по-испански.
Но рад, что ты, как будто, не грустишь. —

– Но ты, в противовес, не очень весел? —

– Что сделаешь, любимая сестра.
На свадьбу я к тебе не прилечу.
Когда же народишь красивых деток
Допустишь меня в крестные отцы? —
И оба вдруг замолкли, удивленно,
Как будто что свершается всерьез.

Но Коля ведь звонил с конкретной целью:
– В Москву к тебе Григорий прилетит.
Найдется два часа для Тахтамыша? —

– Скажи, когда и где его встречать? —

– Он сам тебя, где скажешь, там подхватит.
Ну, скажем так, в одиннадцать утра? —

– Метро «Фили», я буду там у входа. —

– Отлично. А я завтра позвоню. —

* * *

Григорий дал инструкцию таксисту:
– Каширское шоссе, “MOSAUTODOR”. —

Столица двигалась со скоростью привычной.
Местами – пять, а где-то шестьдесят.

Когда они приехали к объекту,
Григорий, неожиданно, сказал.
– Как будет по-английски бесконечность?
От Гриши – удивительный вопрос.

– “Infnity”. Вот так же, бесконечно,
Я пела Коле вечно “Hymn” про “Hymen”.
Представить трудно, как он мог терпеть. —

– А что по-русски это может значить? —

– “Hymn” – это гимн, торжественная песнь.
А «Химэн» – это девственная плева. —

Григорий тут немного обомлел.
Но планы, что же делать, поджимали.
– Нам главное – успеть тебе купить,
Кусочек бесконечности. Сегодня. —

“Infnity” – подарок не на свадьбу.
А просто подходящий лимузин,
Когда она вождение освоит.

– Мы полностью оплачиваем все —
Небрежно продавцам сказал Григорий,
– Но только мы не будем забирать.
Пускай у вас останется на время.
Как нам оформить? —

Тут же персонал,
Что час почти что с них сдувал пылинки,
Вопросы наверху согласовал.

Однако, у Наины вся покупка
Прекрасного авто в салоне люкс,
Окрасилась внезапно странной грустью:
Её не радовало время перемен.

Она имела в собственности сумку,
Пять платьев, да ещё, по мелочам.
А тут – вериги как бы надевали,
И в них придется плыть в «большую» жизнь.

Как будто глянцевый зелёный бегемот,
Который назывался «бесконечность»,
Был той погибшей бабочкой в рассказе^[11]
Раздавленной ботинком экскурсанта,
Сорвавшегося с навесной тропы,
Проложенной, чтоб прогуляться в прошлом.
Вернувшиеся в отправную точку
До мелочи знакомых наших дней,
Попали в мир похожий, но не тот,
И явность изменений в первый миг
Была прогнозом прочих откровений.

Казалось, что «зелёный бегемот»,
Все памятное из прошедших лет,
Окрасил так: то ль не было? То ль – было?
А радужные мысли о грядущем,
Вдруг стали, словно призрачный фантом.

«Я, в незапамятных веках…,» – звучал рефрен,
У девушки, в преддверье скорой свадьбы.

«И, что мне это в голову пришло,
«из-за какой-то бабочки-малютки!».
Наина тут одёрнула себя.
А внешний вид её был безупречен.
«Я Коле расскажу – он посмеётся».

Григорий оговаривал маршрут:
– В «Фили», ну, а потом – к аэропорту.
В машине у таксиста был приемник.
Ведущий говорил о новостях.
И тут, оно случилось – грянул гром.

«Недалеко от Томска, этим утром,
Предотвратили рейдерский захват
Одной из крупных действующих вышек
Компании «КузАлНефтгазопром».
Владелец, он сейчас живет в Париже,
Охотно контактирует со СМИ.
Как выяснилось – группа недовольных,
Которую возглавил некто Штольц,
Работавший там главным инженером.
Имея очень сильную поддержку,
От Лазарева, шефа всех охран,
Собравшего отряд из отморозков,
И урок изо всех концов Сибири —
Блокировала офисный отсек.
При грамотном вмешательстве ОМОН
Сопротивлялись. Завязалась перестрелка.
Порядок на объекте наведен.
Четыре из ОМОНовцев в больнице.
У рейдеров немало пострадавших,
Один скончался по дороге в медсанчасть.

Ещё одна есть жертва в инциденте.
На подъездном шоссе в автомобиле,
Погиб один из явных главарей,
Брат Лазарева, Николай Петрович,
Известный в криминальном мире Томска
Под давним своим прозвищем «Цыган».
По достоверным сведениям СМИ,
«Цыган» был явный лидер группировки,
Противоправным действиям которой
Последовал немедленный отпор.
В последний месяц, рассказали в УВД,
«Цыган» всё набирал авторитет
В кругах, как говорят, определенных,
И многим он дорогу перешел.
Взрыв, видимо, произведен был с пульта,
И лишь тогда, когда водитель смог,
Пробраться сквозь огромную толпу
Собравшихся у офиса рабочих.

Добрался до безлюдного шоссе,
И двинулся с огромным ускореньем.

Машину сразу выбросило в воздух,
И выгорела в несколько минут.
Открыто дело. Следствие ведется.
Для «Авто-Радио». Борис Агеев. Томск».

– Ну, что вы, будем ехать? Жалко время, —
Шофёр уже давно завёл мотор.
Они ещё стояли у машины,
В прострации, не в силах осознать.

Григорий всё же смог сказать таксисту:
«Включите счётчик. Малость подождем».
И в несколько движений закурил,
Сраженный неожиданным известьем.

Наина, как стояла у машины,
У двери, где открытое окно,
Застыла, не меняя своей позы,
Со взглядом, устремленным в никуда.

Но время диктовало что-то сделать.
Григорий поднял к уху телефон.
И – слушал, он молчал и долго слушал,
И в жутком напряжении молчал.
Наина – та смотрела на него,
Поддерживая протяженность связи.
Но Тахтамыш, не поднимая глаз,
С остервененьем бросил сигарету.
– Минутку, я сейчас поговорю. —

– Сегодня в восемь мой обратный рейс.
Могу лететь и в десять, если хочешь. —

Она сказала «Да!». Потом спросила:

– Так, что же, получается, что – всё?
И Томми Ган отныне недоступен? —

– Всё правда, – отозвался Тахтамыш.

– Тогда единственное, что мы можем сделать, —
Наина с другом заняли такси.

Кто знал, какое горе, ужас, мрак
Наполнили Наину до предела.
И вылились в физический порыв.

Все действия, что надо совершить,
Ей даже представлять не приходилось,
Их будто голос свыше диктовал.
С Григорием, на этом же такси,
Поехали по новому маршруту.
Заехали в цветочный магазин
И выбрали по двадцать лучших роз.
Из белых набрала себе Наина,
А алые, ещё темней, чем кровь,
Составили букет у Тахтамыша.

Рожденные в бескрайности Сибири,
Не знали про окрестности Москвы,
И, что они настолько живописны.

Не время было что-то узнавать,
А просто попросили у таксиста
Везти туда, где берег над рекой
Крутой, песчаный, и должны быть сосны.

Водитель знал такое место на Оке,
Не близко – выбирать не приходилось.
Но Коля позаботился о них —
На их пути, в движеньи, в этот час,
Забыли про такое слово – пробки.
И редкие машины от Москвы,
Не сдерживались в скоростном режиме.

И, что сказать, водитель не подвел.
Здесь было и не хуже, чем над Томью:
Намного полноводнее река,
И берег выше, и, пожалуй, круче.

Наина огляделась, поняла,
Что именно такой просвет в природе,
Их может ещё с другом пересечь.
Решительный, он первый канул в вечность,
А общий микрокосмос, неделимый,
Он ей одной оставил сохранять.

Тот берег у Оки был очень крут,
Но все же по отвесному обрыву
Вела-таки опасная тропа.
Немногие, но полные отваги,
Могли, перешагнув через сомненья,
Попробовать добраться до воды.

Не ведая, что наступил сентябрь,
Во всю ещё господствовало лето.
Наина тут сказала Тахтамышу.

– Пойдем, давай. Наш путь туда, к реке. —
И вежливо шофера попросила:
– Мы быстро. А потом – в обратный путь. —

Наина сбросила ненужные одежды,
К груди прижала свой букет из роз
С неистовым отчаяньем и силой.
И тело обагрила тут же кровь
Из мест, что были проткнуты шипами.
Григорий тут спросил: – Что делать мне? —

– Ты тоже с ним так можешь попрощаться.
Потом мы пустим розы по реке.
Пусть наша кровь уйдет с речной водой,
И где-нибудь сольется с кровью Коли,
Которая в земле теперь живет. —

У Гриши тут прошло оцепененье,
В каком он до того момента был.
Он чувствовал, что Коля где-то рядом,
И к месту оказался ритуал —
Возвышенный, понятный и доступный.

Наина разбирала свой букет,
Цветок она бросала нежно в воду,
И тихо говорила: «В добрый путь».
И вот уж Тахтамыш теперь разделся,
Он тоже протыкал себя шипами,
Как будто бы хотел отдать для брата
Всю в теле протекающую кровь.
– Ну, хватит, ты ещё обязан жить.
И так, чтоб Николай тобой гордился. —

“INFINITY”, разлука, сорок роз.

* * *

Из Томска Тахтамыш всё подтвердил:
Как Лазарев завел свой Форд Мустанг,
Пробрался сквозь толпу до дальней трассы,
Где газу дал в четыре с лишним литра,
Так тут же он и скрылся в небесах,
Оставив на земле своё лишь тело,
Что, вместе с обгоревшею машиной,
Раскинул в клочья учиненный взрыв.

Смогли найти приемлемые части
Чтоб сделать экспертизу ДНК.
Проверили, что та ли это личность.
Останки уложили в красный гроб,
И отдали семье в закрытом виде.
Закрытый гроб, закрытая судьба.

Григорий рассказал: – В семье есть деньги.
Родителей его я навещу.
Но, честно говоря – зачем им я?
Брат Слава, он, похоже, даже рад,
Что он от брата смог освободиться.
Ведь Коля вырос лидером во всем,
И Славку поучал, что надо делать.
Теперь тот будет жить своим умом,
А это значит – будет жить холуем.

– А как его ребёнок и жена? —
Наина механически спросила,
Хотя без промедленья поняла,
Насколько ей всё это безразлично.

– У них – Новосибирск, дадут им денег. —
Потом вопрос наткнулся на вопрос.

– А ты как думаешь с собою разобраться? —

– А что ты сам наметил предпринять? —

Григорий вёл рассказ издалека:
– Есть парень – вертолетчик в МЧС,
Он Колю уважал, я с ним связался.
Сегодня к Алатау полетим,
Я как-то там скалу одну заметил.
Хочу взглянуть, как это всё вблизи.
И, если она снизу неприступна,
А камень может выстоять века,
То завтра у неё владельцы будут,
Чьи души туда смогут прилетать.
И есть резец, чтоб выбить в камне надпись:
НАИНА – ТОММИ ГАН…. И…, ты прости,
Но я хочу быть рядом постоянно.
Поскольку нет людей, дороже вас.
Поэтому, пониже – пусть все знают,
Себя я припишу – и ТАХТАМЫШ. —

Последовало долгое молчанье.
Григорий в это время вспоминал,
Что, все-таки, немыслимо придти
На кладбище к пустому гробу друга.
И только лишь общением с Наиной,
Он сможет, пусть не часто, возвращаться,
К таким бесценным юности годам.

Наина думала и плакала беззвучно,
И слезы успокаивали боль.
Пока вдруг не прошло оцепененье,
И ей неважно стало – почему,
Зареванные губы повторяли:
“Infnity. Forever. Tommy gun”.
– Скажи, я замышляю ерунду? —
Услышала она сомненья друга.

– Всё так, Григорий, абсолютно так.
Я просто успокаивала слёзы.
Не надо нам могилы и венков,
И памятной плиты, где дата смерти.
Когда родился – знаем мы и так.
И будет жить, пока мы будем живы.
А надпись та – пусть знают облака,
Наину, Томми Гана, Тахтамыша. —

Но горе – горевать не дало время.