Кладбище

В какой-то толстой солидной энциклопедии Сашка прочитал, что шестьдесят процентов населения планеты Земля живёт в полосе не более 50 километров от ближайшего водоёма. Озера, реки, а лучше моря. Особенные везунчики поселились неподалёку от океана. Выглядывают в окно, а там – огромные волны с барашками белой пены. Накатываются и накатываются на берег. Киты всякие плавают, дельфины, каракатицы с осьминогами. Огромные силуэты лайнеров и призрачные тени парусников. Но даже не в парусниках дело. Сашка был уверен, что все эти люди, живущие возле воды, ежедневно купаются, ныряют, в общем, наслаждаются жизнью как могут.

В пыльном и маленьком городе, который облюбовали для жизни его родители, из водоёмов имелся только старый и постоянно закрытый на ремонт бассейн. Сашке было лет шесть, когда из области приехал толстый чиновник. Торжественно, под оркестр и аплодисменты перерезал ленточку, открывая, увешанный лентами, сверкающий новенькой краской спортивный комплекс, погудел со скандалом в лучшем ресторане и уехал. В бассейн тут же выстроилась очередь из взрослых и детей. По слухам, кто-то даже успел туда сходить. Приобрести абонемент. На третий день в подвале бассейна прорвало какие-то трубы, на дверь повесили табличку «Временно закрыто». Через год табличка выгорела на солнце и её сняли. Чиновник больше не приезжал.

А Сашка больше всего на свете любил купаться, причём не просто в какой-то там ванной. Любил разогнаться, стремительно сигануть в прозрачную, прохладную воду, задохнуться и взвизгнуть от радости, от неожиданной прохлады. Выскочить на поверхность, размахивая руками. И плыть, плыть…

А ближайшее озеро в двадцати километрах от города. И родителей, как не уговаривай, вечером туда не затянешь. Однажды на выходных отец поддался уговорам, завёл машину, мама собрала бутерброды, свернула в тугие узлы покрывала, купальник. Поехали. Сашка сидел довольный на заднем сиденье, улыбался всему миру, предвкушая первый прыжок в озёрную воду.

За пять километров до озера асфальт закончился, машина застонала, затряслась. Ещё через километр старенький «форд» прочно застрял посреди огромной лужи. Отец часа два его выталкивал, измазался весь, поругался с мамой, с Сашкой, проклял все на свете озёра. Мимо ехал дядька на грузовике, зацепили, дёрнули, но разговоров про поездку на озеро больше не вели.

Поэтому весь год Сашка с нетерпением ждал лета. Как только заканчивались последние уроки, отец торжественно похлопывал его по плечу:

– Ну, Александр Игнатьич, собирайся.

Сашке и напоминать не надо было. Он ещё с марта готовился, на календаре дни отмечал красным фломастером. Укладывал в сумку несколько смен одежды, кеды-тапочки, немного игрушек-книжек. И на всё лето к бабушке в деревню.

Едут долго. Сначала по улицам города, и Сашка, прилипнув к окну, видит, как мельчают и стареют городские дома. Из новеньких девятиэтажек превращаются в хрущёвские панельки, в двухэтажные кирпичные здания с непонятными вывесками «Промбудпоставка», «Горэнергосбыт». Потом среди этих панелек начинают мелькать целые гнёзда обычных деревенских домов частного сектора, и вот уже вдоль дороги не город, а настоящая деревня. Из-за заборов заливаются лаем кудлатые псы, на газоне пасётся привязанная к светофору коза, из-под колёс машин с воплями разбегаются грязные куры. И деревня эта тоже заканчивается около высокого столба с табличкой. На табличке облупившейся краской выведено «Н…ск». Надпись перечёркнута красной линией. Город остаётся позади.

Потом почти час дорога петляет по полям и лесам. Между городом и бабушкой целых два леса. Один короткий, грустный какой-то, прорезанный просеками и небольшими деревеньками. Машина проскакивает его всего минут за десять. Зато второй солидный. Огромные сосны подступают к самой дороге, в лесной сумрак убегают тропинки, и через каждые полкилометра попадаются знаки с прыгающим оленем.

Сашка знал, что знак этот называется «Осторожно, дикие животные», и мечтал, что когда-нибудь раздвинутся придорожные кусты и к дороге выйдет настоящий олень. Не такой, как нарисованный, мелкий и чёрный. А большой, красивый, с ветвистыми рогами. Но олень никогда не выходил. Да что говорить, даже нарисованные на других знаках лягушки на дорогу не выскакивали. Как будто не для них знаки ставили.

Проезжали лес, парочку деревень с одинаковыми названиями. Потом дорога некоторое время петляла вдоль узкой мелкой речушки. И наконец пересекала поднимающийся над этой речушкой мост. А там – курган с серебристым памятником погибшему на войне лётчику, ещё одна деревенька – и они у бабушки.

Бабушка выбегает из дома, бросается Сашку обнимать. Причитает, какой он стал высокий и худю-ющ-щий. Папа бабушку не любит, поэтому торопливо сбрасывает на веранде всё Сашкино барахло, забирает в багажник мешок картошки, какие-то закатки. Мама расспрашивает бабушку о здоровье, о соседях. Бабушка отвечает тщательно, подробно описывая все симптомы. Несколько раз показывает, где болит спина, а потом бросается помогать отцу грузить в багажник второй мешок картошки.

Едва попив чаю, родители уезжают. И Сашка с бабушкой остаются одни на целых три месяца, на всё долгое, радостное лето.

И уже вечером наступает момент, который запоминается на всё лето, который приятно вспомнить и скучной школьной осенью, который начинаешь ждать сразу после того, как отец утаскивает на мусорку новогоднюю ёлку.

Бабушка достаёт из чуланчика пропахшую мышами сумочку, складывает в неё прожжённое утюгом покрывало, которое мама привезла ей ещё три года назад.

– Ну, беги уже, торопыга.

И Сашка бежит. Сначала радостно несётся, задыхаясь, и сумка бьёт его по ногам. Потом устаёт, сбавляет темп. Трава мешает идти, тропинка после зимы и весны заросла. Идёт долго по колким камням и кочкам, вдоль бесконечного колхозного поля, через низинку, поросшую кривыми осинками, поднимается на невысокий холм – и вот она, Плотвянка. Узкая, темноводная, поросшая осокой. А пока Сашка шёл, устал, наглотался пыли, ему жарко. А берег – вот он, руку протяни. Сашка снова бежит, забыв про усталость. На бегу сбрасывает сандалии, майку и ныряет в пропахшую тиной воду. И счастью его нет предела.

Сашка набирает воздуха побольше, опускается к самому дну реки, ложится на колкие камешки, вцепившись в водоросли, чтоб не снесло течением, замирает на месте. И лежит так, закрыв глаза, пока хватает воздуха. Вокруг – бесконечная тишина воды. Если глаза открыть, видно, как сквозь рябь крошечных волн светит вечернее солнце. Ну почему он не рыба? Почему у него нет жабр и нельзя лежать так бесконечно?

* * *

Утром у бабушкиного дома тормозит разбитый старый велосипед.

– Баб Валя, Сашка приехал?

– Приехал, – добродушно ворчит бабушка. – Отсыпается ещё. Не ори, садись и молока попей.

Сашка сквозь сон слышит этот разговор и вскакивает. Это объявился Юрец, его летний друг и товарищ по многочисленным деревенским играм. Юрец местный. С ним гулять одно удовольствие. Он и все места тайные на реке знает, и самые грибные поляны в лесу. И баек всяких деревенских целый вагон. А ещё он под Новый год, когда батька наклюкался в зюзю, спёр со стола целый стакан самогона и одним махом выпил.

– И что? – с ужасом спрашивал Сашка.

– А ничего, – с каким-то презрением отвечал Юрец. – Занюхал рукавом и на ёлку пошёл.