– Здесь у нас комната продажников, а здесь сидят техники. Здесь склад «железа», а вон там… Нет, туда смотри. Там столовая. И раз ты работаешь в нашем отделе целых три часа и сорок семь минут, я расскажу тебе секрет.
– Какой? – парень резко выпрямился. Веснушки на его лице стали ярче.
– Большой. Вкусный. Горячий, – сказала Катя.
Лёва молчал, изучая девушку.
– Короче. Слушай. Каждый раз, когда кто-нибудь отправляет робота по поручению, он приносит нам кофе. Мы зашили скрытый набор команд. У роботов есть три режима: AU «Как обычно», ASAP «Как можно быстрее» и WP «Как-нибудь при случае». Так вот, режим «Как обычно» включает в себя настройки не спешить, здороваться со всеми, улыбаться, а также пакет команд, про который начальство не знает! Он запускается, когда робот сделал дела и идёт в офис. Робот забегает в кофейню на углу и на бонусные баллы…
– Слушай, я вообще не пью кофе.
– А что пьёшь?
– Э-э-э. Ничего не пью.
Парень помолчал и добавил:
– На работе.
– Ну ладно. Как хочешь. Но видишь, как здорово?
– Что именно?
– Первый день, а у нас уже есть секрет.
– Не нравится мне это.
– Секреты?
– Ну… я бы не хотел воровать кофе.
– Воровать? Какое слово… Это не воровство.
– А что тогда? Кофе чужой.
– Он бесплатный. Мы покупаем за баллы. Пал Антоныч за ними не следит, для него это мелочь.
– И всё равно, – Лёва скрестил руки. – Брать чужое… даже если не деньги…
– Хорошо. Окей. Ладно. Давай так: мы покупаем кофе, кофе нас бодрит. Мы быстрее делаем работу. Быстрее работаем – компания получает больше денег. Значит, мы отрабатываем кофе!
Лёва начал что-то говорить, но Катя его перебила:
– Хорошо-хорошо, можешь в этом не участвовать, но когда будешь отправлять робота, добавляй в конце команды «как обычно»: тебе всё равно, а другим кофе!
Лёва молча разглядывал Катю. Она почувствовала, что он хочет возразить, но, глядя на неё, не решается.
Интересно, почему? Может, у неё на лице образовался какой-то иероглиф? Катя улыбнулась Лёве и посмотрела на него вопросительно. Лёва смутился. Веснушки на его лице стали плохо различимы: он покраснел.
Катя поняла, что Лёва засмущался, потому что она красивая.
Она на автопилоте дошла до опенспейса, невидящим взглядом нашла свой стол, плюхнулась в кресло и попыталась сосредоточиться на коде.
Катя не считала себя красавицей. У неё был большой нос, поэтому она всегда ходила, чуть опустив голову, чтобы нос казался меньше. За это она получала тычки от Ани, который просил её не горбиться. Но в последние дни что-то изменилось. А может, не дни? Может, она наконец выросла и её лицо стало взрослым лицом Настоящей Кати, которая превратилась из подростка в девушку, и эта девушка…
Стоп! А не поэтому ли её стали брать на совещания? Катя уже пять раз подряд выезжала на переговоры с клиентами в качестве переводчика с технического на русский и обратно. Собственно, переводить ей приходилось мало. Поэтому Катя думала, что её берут на всякий случай, но теперь… А если её брали потому, что этим мужикам хотелось видеть хорошенькую мордашку? Может, Катю возили с собой так же, как возят игрушечную собачку на передней панели авто? Собственно, Катя и собачка делали одно и то же: кивали головами.
– Сроки сдвигаются на сентябрь. Верно, Катя?
Катя улыбается и кивает.
– Сможем подготовить сборку за две недели?
Катя улыбается и кивает.
Вот дерьмо.
Катя встала из-за стола, пошла, чуть не срываясь на бег, в уборную и заглянула в зеркало. Сперва она, как обычно, опустила голову, но тут же подняла её и всмотрелась в своё лицо. Обычная Катя: большой нос, неярко-голубые глаза. Когда она смотрит внимательно, её взгляд становится строгим и делает её похожим на Ани, но стоит ей улыбнуться – и она становится похожей на папу, который, кажется, просто не умел быть серьёзным.«Пора выбираться отсюда», – подумала она.
Можно всю жизнь проходить по этим светло-серым коридорам, улыбаться мужикам и копаться в написанных прыщавыми лохматыми немногословными айтишниками роботскихпрошивках. Не то чтобы ей не нравились роботы. Они, конечно, не были вонючими, это она со зла их обругала. Но где-то была другая жизнь. Жизнь, полная других жизней.
Где-то были камеры, режиссёры и свет софитов.
Где-то были истории, погони, смех и неожиданные повороты.
Где-то было кино. Плоское – классическое, трёхмерное и виртуальное. Фильмы, сериалы и битадаптивы.
Где-то были актёры и актрисы. Ну откуда-то же их берут. И Катя ничем не хуже. Она умеет играть: у неё 88 баллов из 100 по индексу АctingAmy.
И она, оказывается, красива.
Катя улыбнулась себе в зеркале, задрала нос и пошла на рабочее место, гордо расправив плечи.
Сегодня вечером она пойдет в библиотеку и покажет им всем.
Пиликнуло сообщение. Старший брат писал: «Извини, сломал твою линейку. Сегодня куплю новую».
– Почему ты молчала, почему не писала, не дала знать? – спросила Катя.
– О чём?
– Как о чём? – подняла брови Катя. – Что тебе приходится прозябать в таких условиях.
– Сильно сказано. Здесь совсем недурно. Нью-Орлеан – город совершенно особенный.
– При чём тут Нью-Орлеан! Всё равно что сказать… прости, малыш, – Катя запнулась и добавила. – Вопрос исчерпан.
Подумала и повторила:
– Вопрос исчерпан, – в этот раз Катя постаралась вложить в голос мягкую категоричность. Так, чтобы во фразе явственно прозвучала жирная точка, но в то же время чувствовалось и сожаление о неосторожно сказанном, и любовь к сестре, и снисходительность к ней.
– Спасибо, – ответил голос.
– У меня теперь на всём белом свете – одна только ты, а ты мне и не рада, – сказала Катя, делая вид, что смотрит не в глаза собеседнице, а в стакан, дрожащий в её руке.– Ты мне и не рада2, – повторила она и сказала громко.– Конец!
– Конец, – ответила собеседница. Катя посмотрела на экран: там отображалась она сама, но в старинной одежде, бледная и сильно старше. Изображение зависло на пару секунд, и программа перестала перерисовывать Катю: сперва с её лица исчезли морщины, потом на экране возникла Катя как есть – девочка с волосами, собранными в два хвостика, в ярко-лиловых лосинах и мятой майке. В глазах девочки по-прежнему отражалось страдание разорившейся южанки.
– Ну давай, шляпа, – сказала себе под нос Катя.
– Вы получили 88 баллов за сеанс актёрской игры. Отличный результат! – сообщил фальшиво-бодрый голос.
Катя вздохнула. Набрать семьдесят баллов было просто. Набрать восемьдесят стоило ей многих часов ужимок перед камерами. В последние две недели она не опускалась ниже 88, но и выше подняться не могла. Словно программист «зашил» эту цифру в настроечный файл программы, которая оценивала Катины старания, и оставил комментарий строчкой выше:
// стеклянный потолок для Кати
// $glassCeilingForDumbChicks : Int = 88;
Возможно, Катя просто бездарность? Или недостаточно хороша собой? Катя фыркнула под нос, будто сомнения были микробом и она поторопилась его выдохнуть.
Ну уж нет. Она им всем ещё покажет.
В конце концов, кому нужны талантливые актрисы? Им нужна Бланш? Они могут оцифровать Вивьен Ли и осовременить её нейросетями. Им нужна красивая девушка, от которой мужики не смогут взгляд отлепить? Опять-таки есть виртуальные красавицы. Но им нужны живые. Зачем?
Катя не знала, но догадывалась: живые девушки лучше продаются. Никто не пойдёт смотреть на дистиллированную красоту глазастой куклы, имени которой нет в титрах. Потому что имя в титрах – гиперссылка на реальную девушку. Намёк на то, что ты её можешь встретить на улице или в офисном коридоре. И это работает.
Катя подумала о Лёве. Он смотрел на неё, и что-то в его глазах лучше всяких биометрических датчиков говорило, что Лёвины гормоны превратили молодого человека в растрясённую бутылку газировки.
Катя знала, одноклассницы ставят на очки программы, которыми можно оценить заинтересованность взгляда. Она такие не покупала. Во-первых, у Кати не было лишних денег. Во-вторых, она всё сама прекрасно видела. У Лёвы был взгляд свежевлюбившегося молодого человека.
Таким взглядом на экран не смотрят.
Ни на классический плоский, ни на виртуальный.
Слышите, вы?
Катя сердито посмотрела на глазки камер, расставленные по тесной комнатке: одна на шкафу, у которого плохо закрывается дверца, другая на полке с мягкими игрушками, третья на потёртом комоде. Может, эти дешёвые линзы не могут уловить нюансов её игры? Может, им и не надо? Её лицо, её фигурка записываются в файлы в виде трёхмерного слепка; файл улетает на сервер – пыльную коробку со светодиодами, стоящую в безымянном дата-центре то ли в Беларуси, то ли в Арканзасе. Раз в неделю на файл натравливаются алгоритмы, которые пережёвывают Катю, сверяют её с неким идеалом и выносят вердикт: «Нет».
Точнее – «на 88% да». Что одно и то же.
Грёбаные две восьмёрки. Четыре кружка. Две пары наручников: одна на руки, другая на ноги. Две ленты Мёбиуса: одна символизирует бесконечные страдания бедноты с московских окраин, другая – бесконечный цикл офисных будней. Или две пары очков. Одна…
Так, стоп, Катя увлеклась.
– Продолжаем! – сказал она.
Катя на экране перекрасилась во взрослую, заметно побитую жизнью блондинку с завитыми волосами, одетую в чудно́е древнее платье с короткими полупрозрачными рукавами. Катя посмотрела на виртуальную блондинку, та посмотрела в ответ голодными глазами московской бедноты, встряхнулась и старательно придала себе вид разорившейся американской аристократки.
Разница небольшая – но существенная. Взгляд человека, у которого до фига всего было, но это отняли, сильно отличается от взгляда человека, у которого ни фига ничего нет, кроме двух хвостиков, пары поношенных лосин, амбиций и назойливого старшего брата.
Катя ещё сильнее сдвинула брови и сама удивилась, насколько чётко в её взгляде прочиталась тоска по дважды перезаложенному, а потом проданному с аукциона имению под символическим названием «Мечта».
– Ещё стаканчик? – спросила программа.
– Один – норма, – отрезала Катя. – Больше не пью. Ты ещё не сказала… как ты меня находишь?
– Ты прелестна, – сказала программа.
– Благослови тебя бог за эту ложь, – отмахнулась Катя. – Да таких руин ещё и не являлось на свет божий.
Пауза!
О проекте
О подписке
Другие проекты