Эта книга – научная фантастика в том её виде, который мне представляется наиболее ценным: рассказ не столько о технологиях, сколько о людях, попытка понять человека через что-то иное. Например, через роботов, подобие и противоположность человека.
Героям этих рассказов (а мне кажется, что это всё же сборник рассказов, а не роман – впрочем, кто бы говорил…) необходимо понять, кто они, что в их личности настоящее, а что – меняющееся, иллюзорное. Для такой работы человеку нужно зеркало. И герои, как всё человечество до них, используют в качестве зеркала искусство, психологию, религию – и ещё роботов.
— Что ж такого, — возразила биолог. — Людям свойственно искать объяснения. Можно сказать, что люди выживают только потому, что умеют их искать и находить. В каком-то смысле, хм, это делает нас людьми.
— Но многое остаётся необъяснимым. В людях. То же искусство. Разве можно объяснить искусство? Что заставляет людей рисовать картины?
С роботами, на первый взгляд, дело обстоит проще – их создают для удобства человека, для выполнения необходимой задачи. Но эта книга напоминает, что человек никогда не ограничивается необходимостью. В каждом рассказе здесь действуют роботы – от элегантного андроида в костюме с иголочки до крошечного устройства, способного только на взлом пароля. В крайнем случае, вживлённый имплантат превращает персонажа в киборга или же действия героя определяет следящая за ним компьютерная система.
И мы видим, как взаимодействие человека и робота приобретает самые причудливые формы. Тяжёлая работа, контроль и охрана, игра и спорт – наиболее очевидные сферы применения роботов. Но эта книга сталкивает роботов и искусство, роботов и психотерапию, рассматривает изменение воспоминаний человека в виртуальной реальности, выход за пределы ограничений, накладываемых человеческим телом и разумом. И, конечно, не обходится без криминала – применения роботов для подготовки серийных убийств или для взлома банковского счёта. Герои упоминают о том, что роботов используют для наркоторговли и, что ожидаемо, в качестве секс-игрушек.
Обычно воображения и смекалки хватает догадаться, какой корпус будет у игрушки. Я стараюсь об этом не думать. Вы не поверите, когда узнаете, какие задачи поручают роботам. Если робот достаточно умён, чтобы диагностировать передозировку у владельца, то некоторые доверяют ему свою жизнь. А когда начинают доверять свою жизнь, то потом доверяют и всё остальное. И уж тем более…
Люди и роботы в этой книге всё время сталкиваются на неожиданном, непредсказуемом поле. Иногда это чисто детективный сюжет, иногда – психологическая головоломка. Временами – постмодернистская игра, превращающая незамысловатую сказку про Колобка в драматическое противостояние и вводящая в сюжет дополняющие его отсылки к песням.
В фокусе всё время находится характер героев… нет, не так. Я прошу прощения за пафос, но здесь следует сказать «душа». Герои меняются, а автор умеет делать неожиданные ходы и не боится обманывать ожидания читателя. Поэтому каждый рассказ заставляет сопереживать и держит в напряжении.
Фантдоп же отходит на второй план, хотя он и является сюжетообразующим, и это, по моему мнению, только к лучшему. Рассказы захватывают настолько, что во время чтения ты даже не то чтобы веришь им полностью – у тебя просто нет возможности перевести внимание с состояния героя на технические детали. Однако, дочитав, закрываешь книгу (а эту книгу приходится читать медленно, она требует обдумывания и проживания, целиком её не проглотить), и вот тогда-то приходят сомнения. Для чего художник отправлял маленьких роботов к психотерапевту и его пациентам? Почему компьютерная система допускала в хранилище картин ограниченное число кандидатов, но они могли быть и посторонними людьми? Неужели разумному отелю для решения проблемы требовалось вызывать за тридевять земель определённого человека и устраивать игры с шифрами? И так далее.
Загадка в том, что большинство рассказов заставило меня усомниться в логике их фантастической составляющей, но тексты не стали от этого хуже. Слишком важные темы они поднимают – и, видимо, задевают за какие-то тайные струнки. Ты читаешь про кота, в котором нет ничего кошачьего, кроме высокомерия – и сопереживаешь ему и как коту, и как человеку, а через него начинаешь понимать и другого героя, полусумасшедшего, жалкого и отвратительного, и даже можешь его пожалеть. Вот что значимо.
Впрочем, логика фантдопа – единственное слабое место этих рассказов. Помимо глубины смысла, они привлекают ещё и великолепной техникой.
Автор прекрасно знаком с приёмами, позволяющими сходу захватить внимание читателя и заинтриговать его. Сюжетные крючки, расставленные в первых абзацах, заслуживают отдельного изучения – они не только действенны, но и весьма изящны.
Прежде чем мне стало неловко за мысль, что хочу заработать на имуществе мертвеца, я успел прикинуть, сколько стоят одни только контроллеры движения. Соблазн был большой, тем более что я ничего не крал и вообще ничего противозаконного ещё не совершил. Разве что взломал замок гаража.
Тексты выглядят простыми (что называется, «легко читаемыми»), но это обманчивая простота. Автор работает с ритмом, метафорами, рефренами – последние иногда разнесены в тексте довольно далеко, как например, сравнение с фаршем, примененное к современному искусству в начале «Мексиканки» и к изучению работы мозга – в конце. Однако такое сопоставление очень характерно для этой книги, всматривающейся и в искусство, и в человеческий разум.
Описания строго дозированы, но они неизменно яркие и нестандартные:
Они сидели на свалке, на капоте машины. Салли сказала, что Ирландия — это последняя страна, в которой остались настоящие свалки. На пустыре лежали старые автомобили, роботы и стиральные машины. По вечерам кажется, что ржавчина появляется из-за оранжевого закатного солнца. Солнце, уходя, целует на прощание бедные старые машины, и на них остаются оранжевые пятна. Это можно подсмотреть. Если нет дождя.
Важная особенность – то, что в «Депрессии» неживые предметы часто описываются через их одушевление, а живое сопоставляется с неживым. Эта книга стирает границы между человеком и котом, механизмом, зданием, предметом искусства («Любил он всё одушевлять. Всё подряд») – мир в ней становится живым, разумным и чувствующим.
Отсюда всего один шаг до поэзии – и действительно, сборник украшают несколько (на мой вкус, слишком мало) отличных стихотворений.
Он пригрозил мне, что бог нас сорвёт
Но мы ещё только зреем
Он уверял, что любой самолёт
Был в детстве воздушным змеем
Поэтичность уравновешивается иронией и даже некоторым цинизмом, с которым герои смотрят на себя, на окружающих или, к примеру, на искусство.
— Ну что я могу сказать, молодой человек? Вы только что на моих глазах отказались от двадцати тысяч долларов ради удовольствия смотреть на чужую печаль. Кажется, вы правы: это искусство. Одному человеку плохо, другой на это смотрит. Третий за это берёт деньги.
Нужно отметить, что реальность, описанная в этой книге, не особенно поэтична. В мире будущего, например, никуда не делась преступность, и мафия проворачивает свои тёмные делишки, серийные убийцы годами скрываются от полиции, а бандиты обеспечивают «крышу» нелегальным роботам.
— Включи мозг! — сказал робот совершенно другим тоном. — Кто контролирует зарядки Северо-Запада?
— О! Это уже интересный разговор, — сказал Серёга. — Известно кто. Только не он тебя пасёт.
— Тебе почем знать?
Парни переглянулись.
Робот чуть поднял подбородок, и планшет Серёги пиликнул, приняв сообщение от робота.
— А я что говорил? — сказал Серёга и показал планшет приятелю. — Дроп. Гасанова застрелили уже года два назад. После него был Чехов, но и Чеха тоже уже нет.
Однако человеческие желания и страхи за условные двести лет будущего не изменились, и это вполне достоверно – не изменились же они за тысячелетия нашего прошлого. Люди будущего научились, например, приспосабливаться к своей среде – обманывать школьного робота или использовать видеонаблюдение в своих целях.
Плёнка слегка замахнулся на Катю, сперва повернувшись спиной к камере видеонаблюдения.
— Не уйду. И попробуй только тронь. Я закричу.
Катя говорила шёпотом, но в библиотеке уже начали оглядываться на подростков. Катя встала лицом к полке и сняла книгу. Камера слежения среагировала на это и повернулась прямо на Катю. Книги были дорогими. И хотя библиотеки были бесплатными, штраф за испорченную бумагу был гигантским.
Но в целом даже чип, вживлённый в мозг, не делает человека чем-то принципиально иным, утверждает эта книга – и ты склонен с ней согласиться.
… – Допустим, чипы в мозгах – это противоестественно. Ну так мы живём в противоестественном мире. Носим одежду. Жарим и солим пищу. Живём в домах, а не прячемся под деревьями от дождя. Вентиляторы заменяют нам ветер, а обогреватели – костры. Мы используем косметику. Мы всегда и всё улучшаем – для себя. Берём естественное – превращаем в искусственное. И самих себя тоже.
– И себя тоже, – зло повторила Анна. – Как будто человек – это… мотор в автомобиле, которому надо смазывать шестерёнки.
– Ну… – В первый раз Кей задумался дольше, чем на долю секунды. – Да! В целом – вполне здравая аналогия. Надо смазывать. Можно подумать, лучше ходить несмазанным.
Я бы сказала, что эта книга нащупывает границу человеческого и обозначает её чисто буддийским способом – через то, чем она не является. Человек – не тело, не ограничения разума, не эмоции, утверждают (и демонстрируют на себе) герои. Сделай ещё шаг, продвинься дальше, дотянись до горизонта. Найдётся ли там ответ? Не факт, но… Если человек и является определённым «чем-то», то это – тяга к познанию, в том числе к самопознанию. Мы изобретаем робота или велосипед, но в конечном счёте используем все эти практичные и утилитарные вещи для того, чтобы разобраться в себе, превращаем механизм в игру или искусство. Может быть, где-то здесь и нужно искать определение – и понимание – человека.
