– Видишь в книге описано противостояние русских против русских, это первая война и там говорится, что не с наступлением врага эта война началась, а непримиримые противоречия внутри нашего общества существуют уже давно, очень давно, а враг только использует их в своих интересах. Получается, что внутренний враг и внешний враг объединились, вот с кем воюют эти трое. Но против кого, почему здесь не может быть мирного договора, соглашения, а только одно должно или даже может остаться? Здесь самое главное это понять сущность самого противостояния, на чем оно основано, почему оно могло возникнуть? Что вдруг происходит с людьми, что они готовы убить друг друга, хотя при этом могут быть братьями или отец с сыном, ну и вообще, что вдруг случилось?

– Нет согласия! Чувствуешь, в слове есть два значения: я не согласен или нет согласия между людьми. У людей пропало чувство единения на основе согласия, люди не знают, что это такое и просто подставляют придуманные значения, сами для себя оправдываются. Вот идут диверсанты на свою же Родину, помогать врагу, у которого одна задача, уничтожить здесь все живое. Они что не понимают, что они делают? Вот в том-то и ответ, что не понимают!

– Не понимают? – Андрей озадаченно смотрел на Витю, – ты знаешь мне не приходило это в голову, я всегда считал, что они отстаивают свои убеждения, борются за Родину, пусть по-своему, но за Родину, а ты сейчас сказал, что у них нет, получается Родины, они именно уничтожать её идут, чтобы и памяти не осталось, чтобы забыли о том, что она есть или была? Ты это сказал? Но ведь тогда и не люди они вовсе, а только с виду похожи. Ведь это так страшно, – Андрей смотрел на Витю с испугом.

«Мудро терпение бытия

Есть одно из первооснов видения

Обезличенное видение есть понимание

Но тому кому в уста вложено истина бытие не имеет иного имени как мудрость

Овладевает истиной и она излучает свет на все познаваемые сущности

И тому лишь дано кто её ищет»

Андрей по вечерам дома, сидя у себя один в комнате пытался воспроизвести в словах то, что он услышал, но не звуки или образы, а скорее это были несвязанные отдельные зарисовки единой картины. Он интуитивно видел её, и деталь за деталью постепенно наносил, увиденное, на холст своей книги. Он её ещё не написал, пока он просто зарисовывал словами отдельные фрагменты, которые потом со временем приобретут законченную картину.

После бесед с Витей Андрей заносил свои мысли в большую тетрадь, которая со временем должна была стать основой его будущей книги.

Из тетради Андрея:

«Звучание Баха по вечерам, до суеты ему нет дела, да и мне не больно нужно, чтоб думали и обо мне так же.

Но силы покинули меня в день, когда все смолкло и мне стало довольно скучно, не объяснишь сейчас это, да и надо ли. Я вырос и превозмог себя по духу и мыслям. Так разве так продолжать, когда нет уже свежести в идеях. Все попрала суета, и суета все превозмогла.

Слушая его я, как бы видел расстояние до него. Тянусь и пытаюсь сосредоточиться или, точнее, мысли, слушая, боюсь отпустить, понимая, что мысли только и могут возникнуть, слушая его.

Звучала флейта и картина, написанная кистью, маслом, по холсту, плохо натянутому, но чрезвычайно дорогому. Впервые покрывало холст то масло, которое придаёт этому миру тонкость и хрупкость …, беззащитность. Ведь дуновение ветра можно написать, потому, что можно увидеть или представить. А себя?! Как можно изобразить себя, если даже с трудом представляешь образ, ведь я могу только передать какое-то движение. Не его я изображаю, а себя вижу в этом движение. Это именно то, что искал мой разум, вдохновлённый только общением. И, запыхавшись, бегом от суеты, успеваю подумать о нем, о его звуке – будто услышал флейту на остановке в метро. А разве флейта не будет звучать, когда звук колёс – уже музыка холста и, разговор с маслом обретает образ его звучания – когда я его слушаю!

Поспешные выводы скорее напоминают заупокойный марш с триумфом и фанфарами, обращёнными ко мне лицами вполоборота. Приподняв руку и туман вот-вот поднимется откуда-то сверху. Он уходит вперёд по коридору, как по улице. Там вечер и там ещё не рассветало».

«Ожидание и надежда на избавление

Не есть ли это путь добродетели

Благородство несёт в себе истину

Суть которой в рождении благородного

Путь силы идёт от духа

Он направляет на подвиг»

Так как Поля дружила с Витей, то в команде её считали своим человеком. После игры или тренировки она могла часами сидеть с мальчишками на стадионе, в парке или всей толпой шли в мороженицу. Болтали о всяком, смеялись, обсуждали игру. С этого года, посчитав её достаточно взрослой и ответственной девочкой, папа разрешил Поле самостоятельно везде ходить и ездить без постоянного контроля, полагаясь на её «благоразумие», как он выразился. Но папа был крайне недоволен, что Поля дружна с ребятами из футбольной команды.

– Ты не понимаешь Поля, – горячо говорил папа, расхаживая по кабинету, – это же уличные мальчишки, шпана! – вот они кто, просто уличная шпана, и ты с ними. Ну, хорошо Виктора я знаю, а остальные? Что от них можно ждать? Что у них на уме?

– Папа у нас в районе я с ними в большей безопасности, чем с твоим охранником, – отрезала Поля.

– У тебя, что нет более интересной компании, чем дворовое хулиганье?

– Никакие они не шпана и не хулиганье, а нормальные ребята, только любят футбол, – Поля была крайне раздосадована, таким отношением к ним и к ней папы, мнение которого она очень ценила, но в данном случае, как ей казалось, он был не прав.

– Пойми, я очень за тебя волнуюсь, я не могу тебе запретить с кем разговаривать или встречаться, это твой выбор, но будь осмотрительной, я полагаюсь на тебя….

Поля возвращалась из школы домой вместе с Катей, обсуждали нового учителя истории, который пришёл совсем недавно вместо заболевшего.

– Папа у тебя опять уехал, я тогда зайду к тебе вечером? – Кате очень хотелось посмотреть у Поли новое ожерелье с камнями, что недавно папа привёз ей из Китая.

– Нет, сегодня не получится, сегодня ребята играют, я за них болеть пойду.

– Дался тебе этот футбол, не понимаю, идиоты какие-то… гоняют мяч, и где сегодня?

– За заводом, при выезде из города.

– На берегу? – у Кати заблестели глаза, – я с тобой пойду.

– Зачем, тебе же не нравится футбол? – Поля не заметила Катиного преображения.

– Ну и что, просто так посмотрю за компанию.

Небольшой уютный стадион располагался рядом с заводом, на котором изготавливали небольшие прогулочные яхты, за ним уже город кончался, и шли пустыри, начинались стройки новых районов. Игра была принципиальной с главным соперником. Андрей взял пенальти, и ребята выиграли один : ноль. Как только игра закончилась, и футболисты пошли в раздевалку, Катя вскочила, схватила Полю за руку и бегом куда-то потащила за собой. Они обежали вокруг стадиона и полезли в кусты, что росли вдоль реки.

– Ты чего Катя, куда ты меня тащишь, – Поля не понимала, что они делают, но подчинялась Кате.

Они пролезли к берегу и притаились в кустах за невысокой глиняной насыпью. Метрах в трёх от них по берегу шла песчаная коса, а сбоку от берега в реку уходила огромная железобетонная конструкция метров пять, шесть высотой, покосившаяся и полуразрушенная. Чтобы на неё можно было забраться, от берега были переброшены две доски.

– Мальчишки сейчас купаться будут, они всегда здесь купаются, – зашептала Катя Поле в ухо.

– Купаться? – не поверила Поля, – вода же ледяная, они что сдурели?!

– Они голыми купаются, – хихикая, шептала Катя.

От раздевалки уже бежала ватага мальчишек человек шесть, среди них Витька и Андрей совершенно голые. Они пробежали мимо притаившихся девчонок, прошли по доскам на железобетонку и прыгнули в воду. Выплыв на берег все залезли наверх и стояли в ожидании, стояла абсолютная тишина. Андрей встал на самый край спиной к воде, выпрямил руки перед собой, немного присев он взмахнул руками за голову и прыгнул назад, подтянул колени, взяв группировку, выкрутил два сальто, перед самой водой он раскрылся и, выпрямившись в полный рост, ногами вошёл в воду.

– Во даёт…, Андрюха ну ты молодец…, научи меня… – загалдели все ребята наперебой.

– Ну, дураки, – хихикала Катя, зажимая рот рукой.

Андрей стоял на самом краю, а каждый из мальчишек по очереди становился спиной к воде и прыгал назад, а Андрей помогал, подкручивая того за ноги. У кого-то получалось одно сальто, кто-то не мог выкрутить до конца и падал, как попало в воду, так продолжалось минут пять.

– Так, все пора заканчивать, а то совсем промёрзнем, – сказал Андрей и вся ватага беспрекословно побежала назад к раздевалке.

«Познаваемы ли сущности

Но непосредственно твоя сущность бытие определяет и имеет в себе обязанности

Выполнение их это ты сам

Не принимай все как истину

Вижу окружение случившегося

Но при этом все есть истина сама в себе

Я поверю тебе»

Вечером, ошеломлённая увиденным, Поля сидела у себя в комнате на диване, обхватив руками колени, и перед её глазами всё стояла картина, как Андрей прыгает назад, а потом, как каждый из мальчишек молча также прыгает назад и летит вниз. Вот они оказывается, какие мальчишки! Поля поняла, что она совсем не знает какие они, она даже до сегодняшнего дня не догадывалась, какие же они на самом деле. Поля не была слабой или трусихой, она хорошо каталась на горных лыжах, могла прыгнуть с трёхметровой вышки в бассейне. Но здесь совсем другое. Она в тёплой куртке и джинсах там, на берегу замёрзла. А они боролись с болью, страхом, холодом ради того, чтобы победить. Нет, это не купание, это прямо битва какая-та, сражение.

Более недели Поля ходила под впечатлением от увиденного, её обуревали противоречивые мысли, эмоции, она все пыталась представить себя: голой, на глазах у всех, прыгающей назад в эту ледяную пропасть. И вот как-то идя в школу Поля, вдруг остановилась, как громом поражённая от неожиданно накатившей на неё мысли, у неё буквально перехватило дыхание, она в ужасе оцепенела: «А если вдруг ребята узнают, что я за ними подглядывала?». Поля почувствовала, как она сквозь землю проваливается от стыда и в груди так защемило, что даже трудно стало дышать. В школе она ничего не могла поделать с ватными руками и ногами, все валилось и портилось, а Витька, как назло, пристал к ней с каким-то новым придуманным им и Андреем концертом. Поля не то, что слышать, что там Витька говорит, она глаза боялась поднять, только кивала головой.

Поля сидела дома вечером одна, сжавшись в комочек в кресле у себя в комнате в темноте, и размышляла о том, что же теперь делать, может признаться и что тогда, позор перед всеми, она даже боялась подумать об этом. Перед глазами стояли лица ребят смешливые, угрюмые, сосредоточенные, беззаботные и она с ними была такой, потому что она своя, ей доверяли, доверяли искренне, Поля никогда не обманет, не может обмануть. Поля расплакалась, ну как им скажешь, они даже, наверное, не поверят ей, кто угодно, а Поля не может разрушить доверие.

«Кто ведает это лишь ветер шумит в ветвях деревьев

И листья распустились и тихо качаясь пленяют

Меня своим целомудрием и своей мудростью

Небо обнимает их и птицы летят всегда навстречу порыву

И искренне любят друг друга

Кто идёт здесь вместе со мной

Кто сказал эту сказку»

Так вот сидя в одиночестве и тихонько плача, незаметно Поля задремала: кусты вокруг сплошной стеной, Поля пытается их раздвигать руками и потихоньку идёт вперёд, наклоняясь, переступая через ветки и вдруг перед ней каменная стена, Поля пошла сначала влево вдоль стены, ища выход, потом пошла вправо и наткнулась на низенькую деревянную дверь, утопленную в стене. Поля подёргала дверь, но она закрыта была изнутри. Она стояла перед дверью, не зная, что предпринять. Через некоторое время внутри за дверью послышались шаги, Поля снова подёргала дверь. Раздался звук отодвигаемого засова и дверь отворилась наружу, Поле пришлось посторониться, чтобы дверь открылась. Согнувшись вышел старик в тёмно-серой поношенной одежде, оглядел Полю снизу доверху, потом прищурившись внимательно снизу заглянул ей в глаза, как будто искал в них что-то, видимо удостоверившись, старик с удовлетворённым лицом посторонился, освобождая вход: «Проходи». Поля низко наклонившись, вошла внутрь и остановилась в нерешительности. Старик запер дверь на засов и пошёл вперёд, Поля пошла рядом с ним. Повсюду был серый однородный тусклый свет и вокруг уходящие до бесконечности ввысь колонны и стены разнообразных геометрических форм. Пол состоял из широких и неровных каменных плит. Поля обернулась назад и увидела за своей спиной, что стены смыкались в лабиринт, а впереди перед ними прямой путь между стенами и колоннами. Вдруг Поле почему-то показалось, что это Витя идёт рядом с ней, а не старик: «Витя, это ты?», – Поля всматривалась в профиль лица рядом, ну точно Витя. Старик повернулся к ней лицом: «Какой я тебе Витя…, Тимофеем меня зовут». Обозналась, решила Поля, но ощущение что это Витя все равно не покидало. Наконец, они подошли к одной из стен, в которой была такая же низенькая дверь. Старик отворил её наружу, пропуская Полю вперёд. Снова низко наклонившись, Поля вошла в очень просторный, но низкий почти пустой зал, больше напоминавший подвал. Сзади опять послышался звук задвигающегося засова. Пол был земляной, а стены из огромных валунов. Посредине залы горел небольшой костёр, по кругу обложенный валунами поменьше, потолок состоял из переплетённых корней и земли. Перед костром стоял широкий и низкий деревянный стол, за которым сидел человек и, не обращая на них внимание, гусиным пером медленно выводил на пергаменте какие-то знаки. Между потолком и головой оставалось совсем небольшое пространство, что позволяло Поле выпрямиться и стоять во весь рост.

Человек закончил рисовать, отложил пергамент, сложил руки перед собой на столе и посмотрел на старика.

– Пришёл! – сказал он, как подвёл черту под чем-то законченным. Полю человек за столом вообще не воспринимал, как будто её и не было в зале. Потом человек повернулся и спрыгнул со стула, на котором сидел под стол и скрылся. Он вышел из-под стола и неожиданно оказался ростом Поле немногим выше колена. Он был совершенно нормального телосложения и пропорционально сложен, даже изящен, но просто маленький. И одет он был как-то странно, Поля видела такого человечка в иллюстрации, к одной из сказок в детстве. Он подошёл к Поле, остановился напротив неё и, не поднимая головы, смотрел на её туфли, колени, обошёл вокруг, все также разглядывая её ноги. Потом поднял руку и подёргал за край юбки, как будто собирался её стащить. И только после всех этих манипуляций он отошёл немного подальше и изучающе посмотрел снизу Поле в глаза. От его взгляда Поле на мгновение стало жутко, она прямо видела его взгляд перед собой и внутри себя, причём взгляд настолько не добрый, но и нельзя сказать, что злой, просто это был взгляд, от которого не скрыться, беспристрастно изучающий тебя изнутри.

– Настоящая, – констатировал человечек, – а звучит как?

Он подошёл к столу, вскарабкался на стул, потом на стол и пошёл по нему, что-то разыскивая, вытащил из-под наваленных грудой свитков деревянный молоточек, спрыгнул со стола и снова подошёл к Поле. Достал из внутреннего кармана своего камзола маленький золотой камертон, стукнул по нему молоточком, вытянувшись и став на носки, приложил к Полиной груди. Раздался негромкий звук камертона, который как эхо начал отражаться от стен создавая какофонию звуковых наслоений и объединившись вдруг вокруг них зазвучала партита до минор.

– Выбор, выбор…, – запел человечек, – ясно слышу выбор. Число 2, красный, ну что ж достойно…, даже багрянец…, – человечек пошёл к дверям, не переставая бубня себе под нос что-то о багрянце и туфлях. Он взял висящую лампу перед выходом, отодвинул засов и вышел из зала. Старик ни слова, не говоря и не обращая внимания на Полю вышел за ним. Поля растерянно стояла, не зная, что ей делать, а потом бросилась вдогонку. Человечек шёл первым, за ним рядом друг с другом старик и Поля. Подойдя к одной из стен, человечек зажёг лампу, одинокий луч начал шарить по стене и Поля увидела, что вся стена состоит из корешков книг, совершенно одинаковых и бесцветных. Видимо найдя, что искал, луч вытащил одну книгу из стены и исчез, книга упала к ногам человечка. Поля почувствовала толчок локтем в бок и шёпот в самое ухо: «Считай». Человечек поднял книгу и раскрыл её, она была чистой, но Поля отчётливо увидела, как первая страница начала сама собой заполняться записями, как будто кто-то невидимый писал в книге быстро и не разборчиво и сразу же над самой головой прозвучал очень низкий и тяжёлый звук колокола, потом второй, третий, четвёртый… с каждым новым ударом звук удалялся и становился все тише, двадцать пять считала Поля уже еле слышный звук, двадцать шесть, двадцать… книга захлопнулась.

«Твоя ли сущность как мотылёк над ручьём

В ясный день без движения воздуха передаст высокое слово

И только речь обретёшь как сразу проснётся ребёнок

Руки к тебе протянул и улыбнулся во сне

Мягкое касание пророка до бесчувственного тела надежды

Я ли не дал вам значение слова»

В пред выпускном классе Андрей уже точно для себя определил, что станет философом и будет поступать на философский. Это решение он принял, после весенней игры на стадионе за заводом. После игры ребята, как всегда побежали купаться, и вот один уже взрослый парень сказал, что он может прыгнуть одно сальто назад с железобетонки и прыгнул. Он не до конца выкрутил сальто и грохнулся вводу головой, видимо больно ударившись при этом, но с Андреем, видевшим этот прыжок, произошло что-то необъяснимое. Его поразил этот прыжок – безрассудный, отчаянный, при том, что видно было – парень совсем не умел прыгать сальто назад, однако прыгнул.

– Вить, знаешь, что я решил? – они с Витей шли вместе после уроков и Андрей был явно чем-то взволнован.

– Что? Ты последнее время какой-то странный, что случилось?

– Я решил стать философом…, ну не то чтобы стать, я неправильно говорю…, философом не становятся, я просто решил, что я научусь делать не одно сальто назад с железобетонки, а два – с ног в ноги. Обязательно до поступления. Если я сделаю, значит, я чего-то стою и могу быть философом…, вот так!

– Зачем тебе надо крутить обязательно два сальто? – Витя был явно озадачен.