Читать книгу «Вопрос и ответ» онлайн полностью📖 — Патрика Несса — MyBook.



– А вот я думаю, что ты мне лжешь, молодой Тодд. – Голос был все еще приятно удивленный.

– Я не лгу! – почти заорал я. – Я сделал то, чего хотел Аарон! Я убил его! Я стал мужчиной по вашим же собственным законам, можете теперь записывать меня в армию, и я буду делать все, што вы захотите, только скажите, што вы с ней сделали!

Мистеру Коллинзу явно подали сзади какой-то знак. Он шагнул вперед, занес кулак и…

(Я ничего не могу поделать)

Я дернулся от него с такой силой, што отъехал со стулом на несколько дюймов в сторону…

(заткнись)

Тумак так и не прилетел.

– Хорошо. – На сей раз в голосе было тихое довольство. – Хорошо.

Он снова куда-то пошел в темноте.

– Позволь, я тебе кое-что объясню, Тодд. Ты сейчас находишься в бывшем Соборе Убежища, в главном его помещении, которое со вчерашнего дня стало Президентским дворцом. Я привез тебя к себе домой в надежде оказать тебе помощь. Помочь тебе понять, как ты заблуждаешься в этой глупой, безнадежной борьбе против меня… против нас всех.

Голос плыл за спиной мистера Коллинза.

Голос…

На секунду мне показалось, што он даже не вслух со мной говорит…

А прямо у меня в голове…

но это быстро прошло.

– Мои солдаты прибудут сюда завтра во второй половине дня, – сообщил он все так же на ходу. – Сначала ты, Тодд Хьюитт, скажешь мне, што я желаю знать, а затем, в соответствии с твоим обещанием, будешь помогать в создании нового общества.

Он снова вышел в свет: руки – за спиной, што в них – неизвестно.

– Но к обучению, Тодд, нам нужно приступить уже сейчас. Вернее, к приучению. Нам предстоит приучить тебя к тому, что я тебе не враг.

Я так обомлел, што даже на секунду перестал бояться.

Не враг?

У меня даже глаза открылись во всю доступную им ширь.

Он мне не враг?

– Нет, Тодд, – мягко ответил он. – Не враг.

– Ты – убийца, – ляпнул я, не подумав.

– Я – просто генерал, – сказал он. – Не больше и не меньше.

– Ты убивал людей по дороге сюда! – Я так и вытаращился на него. – Ты поубивал всех в Фарбранче!

– В военное время часто случаются прискорбные вещи. Но война уже окончена.

– Я видел, как ты в них стрелял.

До чего же ужасна была эта прочность, эта весомость слов человека без Шума! Словно камень, который и с места не сдвинуть.

– Лично я, Тодд?

Во рту было кисло, я проглотил этот вкус.

– Нет, но эту войну начал ты!

– Это было необходимо. Чтобы спасти больную, умирающую планету.

Я дышал все быстрее, в мозгу подымался туман, голова тяжелела, но и Шум попутно краснел.

– Ты убил Киллиана.

– К огромному моему сожалению, – кивнул он. – Из него вышел бы превосходный солдат.

– Ты убил мою мать. – Горло у меня перехватило (заткнись), Шум налился горем и яростью, в глаза кинулись слезы (заткнись, заткнись, заткнись). – Ты убил всех женщин в Прентисстауне!

– Ты веришь вообще всему, что тебе говорят, Тодд?

Последовало молчание, настоящее, неподдельное; даже мой Шум задумался.

– У меня нет никакого желания убивать женщин, – сказал он. – И никогда не было.

У меня отвалилась челюсть.

– Нет, было

– Сейчас не время для урока истории.

– Ты врешь!

– Ну, а ты все доподлинно знаешь, да?

Голос похолодел. Мэр покинул круг света, а мистер Коллинз выдал мне такого тумака в ухо, што я чуть не опрокинулся на пол.

– Ты ВРУН И УБИЙЦА! – заорал я во всю глотку.

В ухе адски звенело, но тут мистер Коллинз ответил мне с другой стороны – крепко, словно поленом, для симметрии.

– Я тебе не враг, Тодд, – повторил мэр во тьме. – Прошу, не заставляй меня так с тобой поступать.

В голове было так больно, што я промолчал. А што я мог ему сказать? Уж точно не то, чего он хотел. А за все остальное они из меня тут дух выбьют.

Это конец. А как иначе? Они не дадут мне жить. И ей тоже.

На этом все должно кончиться.

– Я очень надеюсь, что на этом все кончится, – голос мэра звучал чисто правдой. – Надеюсь, ты скажешь мне, что я хочу, и мы, наконец, сможем все это прекратить.

А дальше он сказал…

Дальше сказал…

Он сказал:

– Пожалуйста.

Я поднял глаза, моргая, всматриваясь сквозь наливающуюся подушкой опухлость.

На его лице была написана забота… почти мольба.

Какого черта? Какого трепаного, шлепаного черта?

И я снова услышал у себя в голове жужжание…

Не такое, как просто у чужого Шума…

Пожалуйста, как будто это я его произнес…

Пожалуйста, словно это мой голос, словно оно исходило от меня…

Рвалось из меня, давило изнутри…

Я почти сам хотел его сказать…

Пожалуйста…

– То, что ты думаешь, будто знаешь, Тодд, – голос мэра так и кружил у меня в голове, – все это неправда.

И тут я вспомнил.

Вспомнил Бена.

Как Бен говорил мне вот это же самое.

Бен, которого я потерял…

Мой Шум вскрепчал.

И отрезал его.

Молящее выражение разом пропало с мэрской физиономии.

– Ну, ладно. – Он слегка нахмурился. – Но не забывай, ты сам это выбрал.

Он выпрямился.

– Как ее зовут?

Мистер Коллинз ударил меня в голову так, што у стула две боковые ножки оторвались от пола.

– Как ее зовут?

– Ты и так это знаешь…

Бумм. Еще один удар, с другой стороны.

– Как ее зовут?

– Нет.

Буммм.

– Скажи ее имя.

– Нет!

БУМММ.

– Как ее имя, Тодд?

– ЕТЬ ТЕБЯ!

Ну, я не «еть», конечно, сказал, и мистер Коллинз так мне двинул, што мне чуть голову не оторвало. Стул, наконец, потерял равновесие, и я вместе с ним опрокинулся боком на пол. Я вывалился на ковер, а руки у меня по-прежнему были связаны, так што я уткнулся мордой прямо в Новый свет, што и ничего, кроме Нового света, собственно, и не осталось.

Я немного подышал в ковер.

Носки мэрских ботинок приблизились к моему лицу.

– Я тебе не враг, Тодд Хьюитт. – Ну надо же, еще раз. – Просто скажи мне, как ее зовут, и все это кончится.

Я набрал воздуху в грудь и тут же выкашлял его обратно.

Попробовал еще раз и сказал-таки то, што собирался сказать:

– Ты – убийца.

Молчание.

– Ну, значит, так тому и быть.

Ноги ушли. Мистер Коллинз сгреб стул с пола вместе со мной. Организм взвыл под собственным весом. Я снова сидел в круге цветного света. Глаза уже так запухли, што я и Коллинза-то с трудом различал, хоть он и стоял прямо передо мной.

Судя по звукам, мэр снова стоял у столика и што-то там двигал на поверхности. Царапнул металл.

Он снова рядом. Ну вот, после всего, што блазнилось, што обещалось, наконец он и здесь.

Мой конец.

Прости, подумал я. Прости, пожалуйста, прости.

Мэр положил мне руку на плечо, я дернулся прочь, но она никуда не делась, осталась там, крепко держа. Я не видел, што у него в руках, но оно приближалось, двигалось к моему лицу, што-то твердое, металлическое, с болью внутри, готовое заставить меня страдать и положить конец жизни, но где-то внутри есть нора, туда можно забраться, уползти подальше от всего этого, вниз, вглубь, в темноту, потому што это же все равно конец, конец всему, мне отсюда не сбежать, он меня убьет и убьет ее, и нет ни единого шанса, ни надежды, ни жизни, ничего.

Прости.

И мэр приложил мне к лицу пластырь.

Я ахнул от внезапной прохлады, отшатнулся от рук, но он мягко прижимал его к шишке у меня на лбу, ко всем ссадинам, к ранам на подбородке и по всему лицу, и его тело было так близко, што я чувствовал запах, запах его чистоты, древесный аромат мыла, дыхание из носа касалось щеки, пальцы трогали кожу почти нежно, обрабатывая опухлые глаза, рассеченную губу, я чувствовал, как почти мгновенно пластырь принялся за работу, как спадает опухоль, как обезболивающие проникают в систему, и я думал, какие же хорошие пластыри в Убежище, совсем как у нее, и облегчение пришло так быстро, так неожиданно, што у меня перехватило горло и пришлось проглатывать ком.

– Я не тот, кем ты меня считаешь, Тодд, – негромко произнес мэр, почти мне в ухо, накладывая еще один пластырь на шею. – Я не делал того, что ты мне приписываешь. Да, я попросил сына привезти тебя, но я не просил его ни в кого стрелять. Я не просил Аарона убить тебя.

– Ты лжешь. – Но мой голос был слаб, и я весь дрожал от усилий не пустить в него рыдание (затыкайся уже).

Мэр налепил еще пластырей мне на грудь и живот (все в синяках) – с такой лаской, што это было почти невозможно вынести, словно он и вправду не хотел сделать мне больно.

– Я действительно не хочу, Тодд, – ответил он. – У тебя еще будет время осознать, насколько это правда.

Он тихо двигался сзади, накладывал еще пластыри прямо поверх веревок у меня на запястьях, брал кисти, растирал, возвращал им чувствительность.

– В свое время ты научишься мне доверять, – говорил он. – Возможно даже, я смогу тебе понравиться. Возможно, когда-нибудь ты сможешь увидеть во мне что-то вроде отца, Тодд.

Мой Шум плавился от снадобий, от уходящей боли, и вместе с ней уходил, исчезал и я сам, словно мэр и правда наконец-то меня убивал, – но не наказанием, а заботой.

У меня больше не было сил гнать слезы из горла, из глаз, из голоса.

– Пожалуйста, – пролепетал я. – Пожалуйста.

Нет, я не знал, о чем я.

– Война окончена, Тодд, – говорил мэр. – Теперь мы будем строить новый мир. Эта планета, наконец-то, воистину примет свое имя, станет жить с ним в согласии. Поверь, когда ты все сам увидишь, ты непременно захочешь стать частью этого.

Я дышал темнотой.

– Ты мог бы вести за собой людей, Тодд. Ты и вправду совершенно особенный мальчик, ты это уже доказал.

Я дышал, я старался держаться за воздух, но все равно ускользал, таял, куда-то падал.

– Откуда мне знать? – Голос треснул, смазался во што-то не совсем реальное. – Откуда мне знать, што она вообще еще жива.

– Ниоткуда, – сказал мэр. – Тебе придется поверить мне на слово. Я даю его тебе.

Он ждал.

– А если я это сделаю, – прошептал я. – Если сделаю, што вы хотите, вы спасете ее?

– Мы сделаем все необходимое, – ответил он.

Без боли ощущение было такое, словно у меня нет больше тела… словно я – призрак, сидящий на стуле, слепой и вечный.

Словно я уже умер.

Потомуш откуда тебе вообще знать, што ты жив, если у тебя ничего не болит?

– Мы – это выбор, который мы делаем, Тодд. Не больше и не меньше. Я бы хотел, чтобы ты выбрал правильно. Скажи мне, Тодд. Я бы очень этого хотел.

Под пластырями царила тьма.

Только я, один, во мраке.

Я и этот голос.

Я не знал, што мне делать.

Я ничего больше не знал.

(што. я. делаю?)

Но если шанс все-таки есть, хотя бы какой-то…

– Неужто это правда такая жертва, Тодд? – Он слушал мои мысли. – Сейчас, когда прошлому настал конец? Когда начинается будущее?

Нет. Нет, нельзя. Он врун и убийца, и плевать, што он там говорит…

– Я жду, Тодд.

Но она, может быть, еще жива. Он вполне мог сохранить ей жизнь…

– Это твоя последняя возможность, Тодд.

Я поднял голову. Пластыри слегка отстали, я сощурился навстречу свету, туда, где должно быть его лицо…

Оно там было. Пустое, как всегда.

Пустая, безжизненная стена.

С тем же успехом можно разговаривать с бездонной ямой.

С тем же успехом я мог быть этой бездонной ямой.

Я отвел глаза. Я уставился в пол.

– Виола, – сказал я ковру. – Ее зовут Виола.

Мэр испустил долгий блаженный выдох.

– Молодец, Тодд, – сказал он. – Я тебе очень благодарен.

И повернулся к мистеру Коллинзу.

– Под замок его.