Отзывы на книгу «Московская экскурсия»

"Московскую экскурсию" я приобрела совершенно спонтанно, в один из тех зимних послерабочих вечеров, когда неудержимо хочется чем-то себя порадовать. Чем же еще, если не новой книжкой? А пройти мимо этой было практически невозможно - прекрасное издание с огромным количеством больших ч/б фотографий на целые развороты, рассказывающее о том, как некая Памела Л. Трэверс (пока еще журналистка, а в будущем - автор известнейшей "Мэри Поппинс") путешествует по России 1930-х.

Одумайся, возьми с собой револьвер, прихвати дюжину лимонов - эти и еще много странных советов слышала Трэверс перед тем, как отправиться в "новую Россию", пугающую, таинственную и манящую. Что она увидела там? С кем встретилась? В каких домах Ленинграда и Москвы побывала? О чем записала в своем блокноте? Ее недлинные путевые заметки не привлекли особого внимания читателей и остались почти не замечены ее биографами, и мне искренне не понятно, почему.

Смотреть на Советскую Россию глазами западного человека, который при этом не занимает никакой политической позиции, не привязан к каким-либо партиям и в принципе не имеет никаких фанатичных взглядов, ужасно интересно и, кроме того, полезно - позволяет увидеть многое из того, что раньше не замечалось. Какова была наша страна снаружи и что было у нее внутри? Трэверс изучает ее, посещая музеи и театры, ясли и тюрьмы, образцовые колхозы и обыкновенные жилища своих знакомых.

По понятным причинам писательница не называет имен, использует инициалы, запутывает следы (иногда просто-напросто ошибается), так что сейчас уже невозможно с точностью определить, что за люди были ее друзьями и поддерживали ее во время путешествия по России. Примерно треть книги занимают примечания переводчика - целое исследование (или даже расследование) записей Трэверс, в результате которого удается расшифровать лишь немногие из оставленных ею загадок.

И знаете, что мне всё это напомнило? Северную Корею, да. Туристические туры по четко прописанному маршруту, от которого нельзя отклониться. Пропаганда вместо экскурсий. Круглосуточное наблюдение гида, постоянная слежка. Голод и холод, лишения, к которым, кажется, все привыкли. Странные люди, променявшие одну религию на другую. Волосы на голове начинают медленно шевелиться от осознания того, что в общем-то так всё и было на самом деле.

Трэверс не только критикует - она восхищается красотой Ленинграда и московскими театральными постановками. Однако, лично для меня стали открытием ее замечания о соборе Василия Блаженного (оказывается, его можно счесть безвкусным) и о русских женщинах (которые, по мнению Трэверс, коротконогие тумбочки, а вовсе не самые красивые в мире). Взглянув со стороны, вдруг понимаешь, что наша страна - это не совсем то, что мы привыкли о ней думать. Или даже совсем не то.

М.

Дополнительно:
Моя рецензия на книгу Русский дневник

Сложно судить однозначно об этой книге. В 1932 году, о котором повествует писательница, меня еще и в проекте не было. Поэтому оценить, насколько нарисованная картина соответствовала действительности, я не могу.
Стилистически текст несколько напоминает прозу Ильфа и Петрова. Только они изначально стремились преувеличить, подчеркнуть, высмеять часто доведенные до абсурда недостатки и нелепости, присущие первым десятилетиям советского строя в придуманных ими историях. Памела Л. Трэверс же вроде бы как пишет нехудожественное произведение, претендующее на документальность, а чуть ли не за каждой строчкой скрывается едкая ирония и ёрничанье.
Вряд ли можно заподозрить автора в намеренном искажении фактов с целью очернить или оболгать явно чуждую ей страну и идеологию. Да и доступные на сегодня документальные свидетельства подтверждают многие нелицеприятные зарисовки из этой книги: серость, фанатизм, бардак и оголтелая пропаганда.
И все же некоторые моменты наводят на мысль, что не стоит относится к написанному как к истине в последней инстанции. Сложилось впечатление, что госпожа Трэверс изначально была настроена сильно скептически и заранее была готова воспринимать увиденное именно вот в таком, гротескно-абсурдном, виде. Иронично, откровенно и детально автор подмечает многочисленные нелицеприятные стороны повседневности победившего большевистского строя. И тут не поспоришь: СССР образца 30х годов – совсем не эталон процветающего общества.
Но почему же тогда про «поразительно красивый город» (Ленинград) так вскользь, мельком? Вроде бы похвалила и опять подробно про серость и убожество. Зато вот в тюрьме ей понравилось…
Опять же Храм Василия Блаженного «нагромождение одного архитектурного кошмара на другой», а русские женщины «коренастые и коротконогие, в большинстве своем красотой не блещут», это уж, извините, чистой воды субъективизм.
Да и в поездку в «колхоз», где с гордостью рассказывают о «произфодить тридцать три капусты ф год», верится как-то слабо. Не в смысле, что такого колхоза не могло быть, а в то, что туда бы повезли на экскурсию иностранцев, которым старались показывать самое лучшее и передовое (по меркам того времени).
В общем, говорить о полной непредвзятости автора я бы не стала. Да и в комментариях переводчик сообщает, что будущая мама Мэри Поппинс была той еще фантазеркой, даже биографию свою превратила в

...полуправду-полувымысел. Она оставила исследователям множество загадок, недостоверных фактов и противоречивых воспоминаний.

Что уж говорить о заметках на такую благодатную тему, как несовершенство непонятного государства большевиков. Посмотрела, чуть-чуть съутрировала, преувеличила или приукрасила и как забавно получилось. Как говорится, ради красного словца…
Нет, я не обвиняю писательницу во лжи, в советской России всякое бывало, но какими-то уж совсем карикатурными часто выглядят ее впечатления, а главное – она почти не пишет ничего позитивного (а если и пишет, то опять же с иронией). Наверное, про хорошее не так интересно потенциальным читателям… Короче, за державу обидно…
Но, в любом случае, было любопытно взглянуть на исторические картинки своей страны глазами человека, хоть и не слишком доброжелательно настроенного, но и не откровенно политизированного, не враждебного, и как минимум, не очерняющего огульно всё и вся.
Кое-что стало для меня новостью. Например, даже не предполагала, что экскурсии водили не только в музеи и театры, а и на судебные заседания, в ясли и даже в тюрьмы.

Значительную часть книги занимают комментарии переводчика Ольги Мяэотс, где она подробно и обстоятельно раскрывает многие эпизоды из записок П.Т.: с кем она могла действительно встречаться, по каким адресам ходить, какие фильмы и спектакли смотреть.
Комментарии эти к тому же в некоторой степени примиряют с малорадостными зарисовками П.Т. Вроде бы это она так пыталась узнать и понять… Ну что ж, мне показалось, что узнала она немного, а поняла еще меньше, но критиковать всегда было интересней, чем хвалить, поэтому особой симпатии Советская Россия образца 1932 года в изложении Памелы Л.Трэверс не вызывает. Хотя это и правда была далеко не поляна с лебедями, но толики добрых слов все же заслуживала, ну хотя бы для контраста что ли.
В целом: почитать можно, есть любопытные моменты, да и исторический фон в общем-то сохранен. Но особого позитива ждать не стоит. Эта книга из тех, которые обличают и насмехаются.

«Я купила билет в Россию». С этого ёмкого, но очень яркого предложения начинается книга Памелы Трэверс «Московская экскурсия». Это самое первое произведение автора «Мэри Поппинс» было опубликовано в Англии в 1934 году и осталось практически незамеченным. Более того, не всегда это произведение упоминают в библиографии самой писательницы. И, о, какое счастье, что издательство «Лимбус пресс» опубликовало эту книгу на русском языке, спустя восемьдесят два года. Лучше поздно, чем никогда.
«Я получила билет и паспорт с визой. - Возьми револьвер! - советовали мне. Но зачем - чтобы палить по русским или на крайний случай застрелиться самой? Моя предстоящая поездка либо шанс всей моей жизни, либо совершенное безрассудство. Вздумай я отправиться на Юпитер, это вызвало бы меньший переполох. Нас предупреждали в Лондоне, что русские (осенью) готовы на все ради лимонов. А когда ко мне вернулся дар речи, сообщили вдобавок, что в Советской России нет чаевых: дескать, люди по собственной воле отказываются принимать вознаграждение. Знаю, знаю. Все за любовь. Но на всякий случай я все же взяла лимоны с собой. <…> В России, да будет мне известно, труд - венец всех желаний: работа ради работы, работа как смысл жизни. Где мы уже слышали эти слова прежде? Не кажется ли вам, что подобные идеи пытались вбить нам в головы последние два тысячи лет? Может, новая Россия на самом деле не так и нова? Что ж, скоро я это выясню.»
Десятидневная поездка вторым классом «Интуриста» в страну Чингисхана (так Памела называет Сталина) - удовольствие еще то. Горячая вода два раза в неделю, отсутствие в ванной пробки (Памела предусмотрительно взяла ее с собой), скудная еда из вареных яиц, сыра и горячей бурды, отдаленно напоминающей чай. Она, кстати, мельком увидит отца всех народов, но это, безусловно, не главное впечатление. Как впрочем, и бытовые трудности. «Унылость, всеобщая серость, совершенная одинаковость людей проникают и в нас. Мы заражаемся привычкой, которую замечаем в каждом встреченном нами русском: жить вполсилы, сберегая драгоценную энергию, и учимся терпеть, терпеть, терпеть»
В коротком, но лаконичном опусе Трэверс подмечено то, что спустя 80 лет никуда не делось, не ушло из нашей жизни (вот в чем ужас).
«Вот чего не хватает в России - личного во взгляде! Повсюду тут встречаешь лица застывшие и невыразительные, а глаза стеклянные и пустые». «Всех туристов, чтобы они поняли Россию, надо водить в театр сразу по прибытии. Жизнь страны здесь! Сидя в русском театре, начинаешь понимать, как Советскому государству удалось довести страну до крайности: добавьте к природной склонности к актерству непрекращающуюся пропаганду и бесконечные плакаты, и вы сможете приручить человека к нынешнему режиму. Афиши, громкоговорители и личная склонность все превращать в театр способны убедить любого, что он играет ведущую роль в большевистском пышном спектакле и что без его участия вся сценическая конструкция Советской России обратится в руины. О, как это хитро придумано, как чертовски хитро! Ленин обнаружил, что медведи могут плясать, а Сталин догадался, как вдеть им в носы кольца, чтобы водить по улицам. Но не скрывается ли где-то там, за всей этой хитроумной эксплуатацией, желание самого медведя, чтобы его водили?»
И после таких фрагментов вы все еще раздумываете, стоит ли вам читать эту книгу? Памела Трэверс показала себя прекрасным журналистом и честным автором. Ее речь легка и крайне занятна. (Вероятно, в этом есть и заслуга переводчика Ольги Мяэотс). Трэверс словно литературный хилер, проводящий операцию по вскрытию гнойных ран государства без всяких острых предметов, одной лишь силой слова, но как мастерски точно! «Россия еще не изжила влияние Достоевского: исступленное сострадание сочетается здесь с бессмысленной жестокостью. На днях я стала свидетельницей того, как двое мужчин, привычно ругавшихся на улице, вдруг наскочили друг на дружку, один из них повалил противника и ногой пнул лицом в грязь. Папаша, братишка, возлюбите друг друга! Я убил Ивана за то, что он украл мой перочинный ножик».
Я бы поставил это произведение в один ряд с шедеврами путевых очерков: Маркизом де Кюстрином «Россия в 1839 году» и Труменом Капоте «Музы слышны». (1956). Произведение Трэверс как раз будет расположено посередине, сохранив при этом хронологию.
Русское издание «Московской экскурсии» прекрасно иллюстрировано уникальными фотографиями из личного архива Владимира Никитина и архива музея театра Вахтангова, к тому же прекрасный комментарий переводчицы Ольги Николаевны Мяэотс подарит вам удовольствие познания фамилий наших соотечественников, скрытых Трэверс под вымышленными именами. А это всегда интересно!
Английская журналистка встречалась с Николаем Акимовым и была на его скандальной постановке «Гамлета», о чем она с таким восторгом повествует в своих путевых заметках. Она смотрела русское кино и даже побывала на студии Горького в районе ВДНХ. В общем, эта книга - настоящий подарок читателям, литературное событие года, которое нельзя пропустить. И, кстати, прочитал я книгу за три часа! Очень рекомендую. Удовольствие гарантированно!
P.S. Хочется верить, что у какого-нибудь издательства дойдут руки и до другой крайне интересной и программной книги Памелы Трэверс «I go by Sea, I go by Land», которая, увы, до сих пор не переведена на русский.

"Все вокруг незнакомое — даже люди, серые и едва различимые в сером северном свете, кажутся пришельцами с другой планеты. Глаз, единственный из всех органов чувств, иногда развеивает наши страхи. Дворцы восемнадцатого века уносят нас мыслями в прошлое, такое знакомое и любимое"

Не умею я выходить «из зоны комфорта» убеждаюсь уже в этом сотый раз. И если бы не «Дайте две» я бы никогда и не взглянула в сторону этой книги. Памела Трэверс и её «Мэри Поппинс» мне в юности очень нравились, но вот публицистическая литература, всякие заметки, очерки это явно не моя тема. Мне понравилось то, как писательница описала Советскую Россию 1930 х годов, ярко, интересно, но были моменты, с которыми я не могу согласиться.

Также все заметки Памелы Трэверс от силы занимают страниц сто, остальная же половина книги это комментарий переводчика, который пересказывает содержание ранее описанного. Так и хочется спросить: для чего это было сделано? Зачем по сто раз пересказывать одно и тоже? Не понимаю.

Мне не понравилось. И дело не в том, что мою страну как-то опустили.
На самом деле, я очень люблю читать путевые заметки глазами иностранцев. И не важно, насколько это правдиво и достоверно. Ведь на самом деле, каждый видит то, что может и хочет.
Памела Трэверс, автор любимейшей Мэри Поппинс, неожиданно для меня была с СССР в далекие тридцатые. И это просто не могло заинтересовать.
Серость, мерзость, враньё и какбытожизнь. Наверное, всё это неприятно.
Но вот есть в этой книге какая-то искусственность.
Я поняла, что была там цензура, что записки зашифрованы, что до сих пор в них много загадок и домыслов.
Кем были эти люди, с кем встречалась Памела? Что за места она посещала?
Много шифровок и тайных знаков. Но вот положительного нет совсем.
Меня в тридцатые годы ещё не было. Не было даже моих родителей. Я это к тому, что судить про те годы не могу.
Значит, будет субъективизм. Не понравилось!