Почему же я помогаю тем, кто решил покончить с собой? Такой вопрос я задал себе, когда осторожно толкал руками стену, которая, казалось, должна была вот-вот рухнуть. Для самоудовлетворения? Из-за гордости за спасение чьей-то жизни? Но мне, жнецу, эти эмоции казались несколько далекими. Мне следовало гордиться не этим, а тем, что я направлял души умерших в потусторонний мир.

Когда я наконец смог оттолкнуть стену, она издала громкий шум, и все вокруг завибрировало. К счастью, обрушение произошло только позади женщины, и она не получила никаких травм, кроме пары ссадин.

Когда солнечный свет попал на щеки, ее лицо задрожало, и только тогда она моргнула. В ее заплаканных глазах отразился шок, когда она увидела, что осталась в одиночестве среди обломков рухнувшего здания. Ее ноги, которые отчаянно несли ее вперед, чтобы выжить, и руки, которыми она закрывалась, были покрыты ранами. Хриплым голосом женщина пробормотала: «Как же быть?»

Может быть, именно поэтому я помогаю таким людям. Чтобы, дав шанс снова выбрать жизнь тем, кто решил покончить с собой, доказать, что выбор тех, кто старается жить, даже несмотря на отчаяние, не является неверным.

* * *

Сообщается о многочисленных жертвах в результате обрушения коммерческого здания с двумя подземными и пятнадцатью надземными этажами и окружающей его дороги…

Более ста семидесяти человек погибли и пропали без вести, выживших менее десяти…

В новостях, газетах, на досках объявлений в интернете – повсюду писали об инциденте с обрушением здания, сравнимом с катастрофой. Люди не могли скрыть ужас от внезапного происшествия, случившегося мирным утром выходного дня. На улицах и в магазинах они только и судачили об этом инциденте. Все сокрушались из-за бесчисленного количества погибших и продолжавшейся сложной работы по устранению последствий. Люди боялись, что и с ними может случиться нечто подобное, и выражали полные скорби соболезнования тем, кто так внезапно погиб.

– Как же страшно жить в этом мире, – мрачно переговаривались люди на светофоре, глядя на число погибших, пропавших без вести и выживших, отображаемое на электронном табло. И ведь это произошло не где-то далеко, а совсем рядом, в многолюдном месте…

Один из людей, пробормотав то же, что и все, поежился, будто почувствовав холодок. Возможно, это был не озноб, а он ощутил мое присутствие. Потому что я тоже стоял в этой толпе и глядел на электронное табло. На месте происшествия до сих пор активно работали многочисленные жнецы и существа, ведущие души к смерти.

Однако нам поручили миссию по защите людей, чья жизнь еще не окончилась, поэтому мы ушли оттуда. Это означало, что выживших там больше не было. Мы могли бы остаться на месте происшествия и помогать другим жнецам, но, как только ситуация немного разрешилась, Пхунпэк, глава филиала на Корейском полуострове, приказал примерно трети из нас вернуться к своим обычным обязанностям. Мы оказались в их числе.

– Наверняка в Мёнбуджоне сейчас шум поднялся, не так ли? – сказал со вздохом Чхоль, который стоял рядом со мной, глядя на электронное табло.

Мы с ним были недалеко от Чонгака, а Хан отправился прямиком в Синчхон. Когда жнецы покидают свою территорию, это не значит, что люди прекращают умирать. Скорее, это лишь увеличивает риск того, что души умерших некому будет направить, поэтому они потеряются и станут бесцельно блуждать. Никто не может предсказать, исчезнет ли такая душа, которую некому защитить и проводить, или превратится в какое-то другое существо.

– Кстати, твой отъезд снова отложился. Что будешь делать? Поедешь хотя бы сейчас?

– Сегодня не выйдет. Я так устал, куда мне ехать? Все равно там не так много дел, как здесь, так что останусь еще ненадолго. Неизвестно, что еще может случиться.

– Если тут еще что-то и случится, так только война, а?

– Хватит нести всякую чушь. И без того ведь проблем не оберешься. Скажи лучше, где можно выпить?

– В окрестностях полно баров. Проблема лишь в том, что ни в одном из них нас не могут принять.

– Как это не могут? Можно ж пацана позвать.

Чхоль закатал рукава рубашки, в которую только что переоделся, и закатил глаза. Несмотря на то что его глаза скрывали темные очки, я ясно видел, что в них зажглось любопытство. Надеюсь, он не про Ли Чонуна говорит. Я, делая вид, что ничего не понимаю, быстро пошел вперед.

– Это он, да? Тот парень, который собирался покончить жизнь самоубийством.

– Ты о чем вообще?

– А как иначе он может нас видеть? Странный он человек. Если он действительно хочет покончить с собой, почему такой радостный?

– А, откуда мне знать, я же говорю, что нет…

– Так можно же просто спросить у него самого. Эй!

* * *

Это получилось настолько кстати, что аж жутко. И почему я не заметил раньше, что на противоположной стороне пешеходного перехода в толпе людей стоял Ли Чонун? На этот раз он счастливо улыбался, держа в руках не кота, а сумку и книгу. Он был одет в белую рубашку и шорты, а на лбу у него, несмотря на вечернее время, из-за жары выступили капельки пота.

Пусть это и странно, но всякий раз, когда я встречаю его в последнее время, я вижу в его внешности что-то живое. Энергия жизни чувствовалась в его улыбке, действиях и даже в этих маленьких капельках пота. Почему же такой человек решил покончить с собой и теперь может видеть нас?

– Эй! Вы идете после работы?

– Работы?

– Разве вы улетели не из-за обрушившегося здания?

Он сообразительный только тогда, когда это совершенно не надо.

– Все верно, парень, – ответил Чхоль, который стоял рядом и улыбался. Его сообразительность тоже проявлялась в самые бесполезные моменты. Разве может жнец так небрежно сообщать подобную информацию?! В какой-то момент Ли Чонун развернулся и пошел по переходу в одну с нами сторону.

– А ты куда идешь? Разве можно просто взять и пойти с нами?

– Все в порядке. У меня только что закончились дополнительные занятия, так что я шел домой.

Действительно, в руках Ли Чонуна был учебник по английскому языку. А в довольно увесистом рюкзаке, похоже, тоже находились разные пособия для учебы. Точно ли этот человек хочет умереть? Я еще раз посмотрел на врата жизни над головой Ли Чонуна.

Его путь был пройден лишь частично, а врата не были настежь распахнуты. Это значит, впереди у него была долгая жизнь, поэтому он не должен был нас видеть. В таком случае, единственным возможным вариантом оставалось самоубийство. Потому что он не относился к людям, обладавшим особой чувствительностью. Чхоль, который тоже должен был об этом знать, обращался к Ли Чонуну с радостью.

– Занятия? Так ты учился до захода солнца? Какой прилежный. А поесть успел?

– Только перекусил булочкой. А вы ели?

– Да разве булочка – это еда? Идемте поедим как следует. Хён, а ты почему не идешь за нами?

– Чхоль, ну правда… Ты решил правила нарушать?

В ответ на мой серьезный вопрос Чхоль наклонил голову. Это он-то нарушает правила? Затем он нагло переспросил:

– А ты сам-то не забыл о последнем правиле? Я действую, основываясь на степени моего сострадания.

Сострадание, значит… Мне нечего было сказать, и все, что я мог, – это только закусить губу.

Последнее правило жнеца. Если существо мира живых хочет покончить жизнь самоубийством, жнец может вмешаться в его дела жизни и смерти в соответствии со степенью своего сострадания. Даже если действия, предпринятые для предотвращения самоубийства, приведут к нарушению правил Мёнбуджона, поступок жнеца будет признан оправданным.

Я был ошеломлен до глубины души, потому что это говорил мне Чхоль, который в обычной жизни только и делает, что игнорирует правила. Ли Чонун, не понимавший, в чем тут дело, наклонил голову вслед за моим непутевым другом.

– Чего бы нам поесть? Мне бы хотелось чего-нибудь теплого.

– Что? Но ведь на улице такая жара.

– Парень, люди вроде нас не чувствуют жару. Но внутри немного свербит, вот и хочется чего-нибудь тепленького.

Ли Чонун, немного задумавшись, спросил:

– Кукбап?^[21]

Конечно же Чхоль ответил на это широкой улыбкой. А затем подошел к парню так близко, словно собирался положить руку ему на плечо. Вдруг он повернулся ко мне, как будто о чем-то вспомнив:

– Хён, а позови-ка Хана. Он ведь тоже сегодня работал и не успел поесть.

Сейчас он казался настолько бестолковым, что мне хотелось разок его ударить. Перед глазами у меня ясно представилось зрелище, как Хан, увидевший произошедшее, безжалостно избивает его своим зонтиком-тростью. Я растерянно смотрел, как прямо передо мной жнец и человек легкой походкой шли есть суп.

* * *

– Мне суп с бычьей кровью.

– А я буду суп с ростками фасоли. А вы?

Я не хотел отвечать, поэтому просто уставился в меню на стене, задаваясь вопросом, почему все так вышло. Неужели и правда не следовало помогать тогда? Я что, не должен был предотвращать его самоубийство? Напротив меня сидели Ли Чонун и Чхоль, который подначивал его: «Какие еще ростки фасоли? Мясо ешь, мясо» – и надоедливо смеялся. Стул, на котором он сидел, и стена за ним были чистыми. Мало того, и сам ресторан выглядел совершенно новым, как будто только что открылся. Жнецы, хоть иногда и питались в ресторанах, могли посещать только те из них, где управляли люди, которым скоро предстояло умереть, поэтому в таких местах, как это, бывали редко.

Поскольку наступил уже поздний вечер, людей, пришедших поесть, оказалось мало. К тому же стоило нам войти, как даже те, кто еще ужинал, начали подниматься и уходить один за другим. Хоть они и не могли нас видеть, зато могли почувствовать особую энергию жнецов, поэтому неосознанно старались отдалиться от нас.

– Эй, Хён, что ты будешь есть?

– Кукбап с сундэ…^[22]

– Чхоль, соджу тоже заказать?

Чхоль? Я моргнул и быстро посмотрел на него. И когда они успели друг другу представиться?

Чхоль, не обращая внимания на мой пристальный взгляд, мотнул головой:

– Не надо. Я с детьми не пью.

– Но я уже совершеннолетний.

– И все равно недостаточно взрослый.

Чхоль, говоря веселым голосом, украдкой глянул на директора ресторана. Мужчина за кассой странно смотрел на Ли Чонуна. Он мог видеть только парня, который сидел один за столиком на четверых и что-то бормотал. Если он закажет несколько тарелок супа, да еще и соджу, это будет выглядеть весьма странно. Чхоль решил позаботиться о парне, поэтому не стал заказывать алкоголь, но, если бы он действительно был заботлив, с самого начала не приглашал бы его поесть вместе.

– Хочу заказать! – энергично закричал Ли Чонун, подняв руку.

Женщина в фартуке тоже странно на него взглянула, прежде чем подойти. Увидев, что она несет бутылку с водой и одну чашку, он наклонил голову:

– Дайте еще две… Нет, три чашки. А еще хочу заказать один суп с бычьей кровью, один – с ростками фасоли и один – с сундэ.

– А-а-а, похоже, еще кто-то придет.

Женщина слегка улыбнулась, будто ее сомнения немного развеялись, и поставила бутылку с водой на стол. Передав заказ на кухню, она быстро принесла остальные чашки, а затем двинулась убирать другие столики. Посетителей, кроме нас, не было, так что убирать было особенно нечего, но она инстинктивно избегала нас. Жнецы обычно там, где смерть. А значит, тот, кто еще не столкнулся с ней, предпочитает нас избегать.

– В этом ресторане вкусно. Он довольно известный, но сегодня почему-то совсем нет посетителей. Значит, сможем поесть без спешки.

Конечно, кроме этого человека. Ли Чонун, который был непонятно чем так доволен, продолжал улыбаться и накладывать на тарелку кубики редиса в остром соусе из маленькой банки. Чхоль разлил воду по стаканам и протянул один из них мне.

– Ты связался с Ханом?

– Да, но не знаю, придет ли он.

– Да придет, куда денется? Хоть он и отнекивается, но в конце концов всегда приходит.

– Только если для того, чтобы побить тебя.

– Да разве такое когда-нибудь было? Ну если только пару раз, но точно не каждый день.

Проблема лишь в том, что эти пару раз они ссорились так серьезно, что в Мёнбуджоне даже ломали голову над тем, какое наказание к ним применить. И все же, кажется, совесть у Чхоля была, раз факт ссоры он признавал. Мы сидели и препирались, когда внезапно я почувствовал, что на меня пристально смотрит Ли Чонун. Я перевел на него взгляд, желая понять, в чем дело, но наткнулся только на его сверкающие глаза.

– Братик-жнец, а вы правда такой же, каким были тогда. Похоже, вы не стареете?

– Не называй меня братиком-жнецом.

– Верно, его зовут Хён.

– А, так, значит, Хён.

– И так тоже не называй…

– Вот ваша еда.

Во время этой суматохи, о которой знали только мы, принесли суп, испускающий белый пар. Воздух из кондиционера, наполнявший помещение, на мгновение смешался с ним. Когда сотрудница ресторана увидела, что Ли Чонун сидит один, она на мгновение заколебалась, не зная, куда поставить суп.

– Давайте его сюда.

Ли Чонун, лучезарно улыбаясь, поставил суп с кровью перед Чхолем, с сундэ – передо мной, а с ростками фасоли – перед собой, а затем поблагодарил сотрудницу.

– Похоже, ваши спутники еще не пришли. Но еда ведь остынет…

Сотрудница словно спрашивала, что же ей делать, но Ли Чонун просто ответил ей улыбкой.

– Почему только я могу вас видеть? – произнес он, как только сотрудница, закончив подавать еду, ушла на кухню.

Чхоль, который тут же схватил ложку и начал поедать суп, закашлялся. Я быстро оторвал салфетку, любезно швырнул ее ему в лицо и спокойно проговорил:

– Кто б знал. Должно быть, это с тобой что-то не так.

– Не так? А в чем может быть проблема?

– Допустим, сме…

– Эй, давай сначала поедим, а потом поговорим. Разве можно за столом обсуждать что-то подобное?

Чхоль, едва отдышавшись, прервал этот разговор, ударив ложкой по тарелке. Похоже, он не хотел, чтобы Ли Чонун знал, что жнецов может видеть тот, кто решил покончить жизнь самоубийством. И зачем эта бессмысленная забота, когда он уже и так узнал все, что можно и нельзя?

Коротко щелкнув языком, я зачерпнул полную ложку супа. Вместе с ним по моему горлу прошли и горячие водоросли. Наблюдавший за этим Ли Чонун широко округлил глаза, словно спрашивая, не горячо ли мне, но я не ощущал никакого жара. Для жнецов, снующих туда-сюда через границу в мир мертвых, этот жар не был чем-то особенным. Скорее, мое настроение просто немного улучшилось от теплой еды, которую я ел впервые за долгое время.

В этот момент я услышал слабый звук колокольчика, висевшего на двери ресторана. Директор за кассой повернул голову, но не увидел, что кто-то вошел. В тот момент, когда он наклонил голову, как бы недоумевая, не ослышался ли, внезапно внутрь влетела черная субстанция.

– Ай! Ыа-а-а! Ч-что это?!

Чхоль вскрикнул и рефлекторно схватил это нечто, собиравшееся ударить его прямо по голове. В руке у него оказалось не что иное, как длинный черный зонтик-трость, а у входа в ресторан стоял пыхтящий Хан в костюме. Глаза за его очками без оправы пылали черным огнем гнева.

– Я, конечно, считал вас сумасшедшим, но не думал, что все настолько плохо! Хён, как вы можете подыгрывать этому идиоту?!

– Что? Идиоту? Что ты только что сказал? Да что ты вообще творишь во время еды, а, мерзавец?!

– Идиот – это еще мягко сказано! Что вы сейчас творите с живым человеком? Собираетесь нарушать правила Мёнбуджона?

– Едим суп, а что?! Мы не нарушили никаких правил! Он первый нас увидел!

– Что за ерунда? Ему же еще жить и… Неужели это тот человек, о котором вы говорили тогда? Тот, что решил покончить жизнь самоубийством?

– Что? Я?

Ли Чонун, растерянно сидевший среди поднявшихся криков, указал на себя. От этого движения горячий суп из ложки выплеснулся прямо на него.

– Ай, горячо!

– Ну как можно быть таким неуклюжим?! Эй, Хён. Дай сюда салфетку.

Чхоль, полностью игнорируя пышущего гневом Хана, взял у меня салфетку. Тот вздохнул, словно видеть, как Чхоль вытирает обожженную руку Ли Чонуна, для него было абсурдно. Сотрудница, которая не могла видеть жнецов, но уловила какое-то волнение, взглянула в сторону столика, за которым мы сидели. Я качал головой, думая, что теперь с этим делать, когда Ли Чонун вдруг поднял руку.

– Принесите еще супа со свининой.

Не обращая внимания на мое недоумение, Чхоль резко выдвинул стул рядом с собой.

– Садись. Ты ведь будешь суп со свининой?

– Чхоль, правила Мёнбуджона…

– Что ты все заладил Мёнбуджон да Мёнбуджон? Если бы мы нарушили правила, могли бы мы сейчас неторопливо есть суп? Нас бы уже давно схватили!

Он был прав. Стоит только жнецу нарушить правила, как в Мёнбуджоне тут же об этом узнают, врата в потусторонний мир открываются и забирают нарушителей для суда. Однако мы уже некоторое время беседовали и даже ели вместе суп, а врата все не открывались. Как бы там ни было, правила мы не нарушили.

– Как знать. Может быть, дело в том, что в Мёнбуджоне сейчас заняты из-за происшествия с обрушением здания? И времени вас наказать просто не было.

– Это тоже имеет смысл.

Я кивнул, снова зачерпывая ложкой остывший суп с сундэ. Лицо Хана, получившего наконец от меня согласие, просветлело, но, как только я съел ложку супа, снова сморщилось. Я почувствовал на себе суровый взгляд, который, казалось, вопрошал, как кусок может лезть мне в горло. Пусть смотрит, если так хочет, а я снова набрал полную ложку. Трудно найти место, где хорошо готовят суп с сундэ, но этот ресторан неожиданно пришелся мне по вкусу. Но, поскольку здесь нет никого, кто скоро должен умереть, боюсь, я ем здесь суп в последний раз. В таком случае нужно распробовать его как следует.

– Садись. Если будешь просто шататься здесь, люди тоже почуют что-то неладное.

Хотя, кажется, они уже почувствовали, что атмосфера стала холоднее. Директор дрожал, пытаясь отрегулировать температуру кондиционера. Хан, которому не осталось другого выбора, подошел, схватил пустой стул рядом с Чхолем, вытащил его и втиснулся справа от меня.