Пока я в утешение себе создавал целый мир, состоявший из доброй жены, милой дочки, телевизора, газет, моих книг, работы в мэрии, коллег по кабинету, моих сплетен, моих чашек кофе и сигарет, защищаясь и для этого окружая себя вещами, до которых можно дотронуться, он сумел окружить себя полным безмолвием. По ночам я думал о безмолвии, которому он смиренно и с верой посвятил себя, и когда я представлял, как он переписывает книгу, я воображал чудо из чудес и чувствовал, что, пока он там, за своим столом, терпеливо делал свое дело, безмолвие начинало говорить с ним. Загадка предметов, которую я не смог разгадать, была внутри того безмолвия и тьмы; и по мере того, как человек, любимый Джанан, писал, шепот из глубин ночи, которого не дано услышать человеку, подобному мне, обретал свой собственный голос.