Глава 1. Вдова королевского писаря

Вельмина очень хорошо запомнила тот день, когда они с матушкой пошли к гадалке. Ей тогда… исполнилось двенадцать, и впервые в жизни она задумалась о том, что очень скоро ей будут подбирать жениха. Матушка, изогнув атласную бровь, посмотрела на дочь особенно пристально и объявила, что всенепременно нужно посетить гадалку, ведь предсказания – это дар богов. Отец лишь пожал плечами и ничего не ответил, потому что думал над тем, как починить поломавшийся книгопечатный станок. Тогда стояли теплые осенние дни, на городской площади расположилась ярмарка, с каруселями, с циркачами. Один из пестрых шатров принадлежал гадалке. Вот туда-то они и пошли с матушкой, сопровождаемые конюхом – чтоб чего-нибудь не случилось.

Гадалка… оказалась сморщенной, загорелой до черноты бабулькой в смешной шапочке из алого бархата и в алой же бархатной накидке поверх долгополой темно-серой туники. Матушка положила в глиняную миску серебряную монетку, и они с Вельминой уселись прямо на землю, застланную рогожей, – больше сесть было некуда. Вельмина помнила, как екнуло сердце, когда протянула руку гадалке… Бабулька взяла ее ладонь, долго водила по ней шершавыми подушечками скрюченных пальцев, а затем изрекла: «Ты будешь женой короля-дракона, девочка».

«Так ведь драконов не бывает», – возразила матушка.

«Так будут еще», – усмехнулась гадалка и выпустила колечко сизого дыма – она курила трубку.

«Увидим», – сухо ответила матушка и вывела Вельмину прочь из шатра.

Вельмина вышла замуж за королевского писаря, что было очень хорошей партией для дочери обедневшего книгопечатника. А королева Лессия, поскольку – как выяснилось позже – была чрезвычайно одаренным алхимиком, создала дракона. В самом деле, если алхимия позволяет превращать одно вещество в другое, отчего бы не перенести трансмутацию на живое? Отчего бы не создать покорное чудовище и не держать в ежовых рукавицах все королевство?

К сожалению, королева умела создавать чудовищ и омолаживаться, но не умела призвать дожди или хотя бы унять засуху. Несколько таких неурожайных лет – и королевство буквально взвыло. Начались голодные бунты, которые – что естественно – усмирялись королевским драконом. А потом дошло и до заговора, который, как водится, тоже оказался раскрыт не без помощи случайно затесавшегося предателя. По столице прокатилась волна арестов с отчуждением средств и счетов в пользу короны, а за арестами последовали казни.

* * *

Где-то капала вода. Редкие капли звучно шлепались о камень, в дополнение откуда-то доносились глухие стоны. Сами стены как будто сочились этими жуткими стонами вперемешку с тихим предсмертным хрипом. За железной дверью кто-то прошел туда-сюда, стукнул железом о железо. Вельмина невольно стиснула в руках четки – самодельные, всего пять узелков, завязанных на носовом платке: Мать, Отец, Дитя, Старец и Старица, божественное семейство, хранящее род людской от порождений Бездны. Что ж, она прилежно молилась все эти дни. Вернее, не так: сперва плакала, потом боялась, потом страх ушел… Настало время молитв. Но сейчас, слушая, как мерно кто-то постукивает по дверям в соседние камеры, Вельмина вдруг с необычайной ясностью осознала, что молиться она тоже больше не может. Слишком устала. Да и, наверное, тоненький росток надежды надломился в ней в тот момент, когда в очередной раз железная, побитая ржавчиной дверь приоткрылась, и седой королевский гвардеец окинул Вельмину сочувствующим взглядом.

– Госпожа… нет его больше.

В груди все сжалось, замерло – а потом ухнуло в ледяную тьму. Вельмина была бы счастлива упасть в обморок, но не получилось. Она лишь облизнула пересохшие губы и выдохнула:

– Как?

Гвардеец покачал головой.

– Господин де Триоль быстро умер, не беспокойтесь. Думаю, он даже не успел почувствовать, что это больно. – И, помолчав, добавил: – Король вырвал его сердце и отдал королеве.

Тогда перед глазами Вельмины потемнело, но, к сожалению, она снова не упала в обморок. Дверь захлопнулась с оглушительным лязгом, и Вельмина осталась одна. Теперь уже до самой смерти одна, потому что до этого их с мужем держали в камере вместе.

Муж…

Пальцы снова перебирают четки. Мать, Отец, Старец… Дитя… Старица…

Как же она устала. Скорее бы все закончилось, но вот уже несколько дней прошло с того момента, как ей сказали о казни Кельвина, а она все еще жива. И вместо молитв на ум приходят только воспоминания. О муже, которого не стало… Которого, положа руку на сердце, она не любила, но все-таки прожили вместе несколько лет. Странным таким браком прожили, но Вельмина никогда и ничего не говорила ни отцу, ни матушке, потому что о таких вещах приличная женщина никогда и никому не скажет.

Вельмина сидела на охапке подгнившей вонючей соломы, подобрав ноги. Тяжело ждать… Ждать, когда снова откроется железная дверь, и теперь уже ее схватят и потащат на казнь, потому что жена одного из заговорщиков должна разделить участь мужа. Когда Вельмина узнала о том, в какую передрягу влез благоверный, то умоляла его… сделать что-нибудь, отказаться, подумать, наконец, о ней. Но Кельвин презрительно оттопырил нижнюю губу – как он частенько это делал – и сказал, мол, что вы, бабы, понимаете. Да она и не понимала, и не хотела понимать. Ей просто хотелось тихо жить бок о бок с мужем, хоть и нелюбимым, но все ж таки. А получилось вон как.

Когда понимаешь, что все, что осталось от жизни, – это воспоминания, то невольно цепляешься за них в слепом желании нырнуть в эти цветные лоскуты, прожить еще раз и забыть о том, что впереди ничего нет.

Тиская перевязанный узелками платок, Вельмина раз за разом ныряла в невесомую цветную круговерть, воскрешая образы, ощущения, запахи… Ей хотелось думать о родителях, но думать о них больно, потому что они будут горевать, после того как и ее казнят. А вот о Кельвине думать не больно, потому что так и не связала их та невидимая нить, которая соединяет любящих. Нет, Кельвин был неплохим человеком, и, возможно, неплохо и то, что их поженили, но… Имелся, как говорится, интересный нюанс.

Он сделал ей предложение потому, что терпеть не мог женщин. Женился исключительно для того, чтобы пресечь на корню досужие сплетни, что ходили о нем во дворце. И самое обидное, что за пределами дворца об этой интересной особенности Кельвина мало кто слышал, и отец с матушкой не слышали, а потому обрадовались. Ведь это большая честь, когда девушку из благородной, но весьма бедной семьи сватает сам королевский писарь. Кельвин и ухаживал красиво, подарки дарил… Тут Вельмина вздохнула и быстро вытерла набежавшие слезы. Подарки… А потом, в первую брачную ночь, привел в спальню любовника. И, собственно, смог сделать Вельмину своей исключительно после бурной прелюдии, от которой Вельмину едва не стошнило. Больше у них никогда ничего не было. Вельмине иногда казалось, что супруг даже дверь в ее спальню обходит по широкой дуге, чтобы, упаси Все Пять, не коснуться ненароком дверной ручки, за которую постоянно берется женщина.

Вельмина с тоской посмотрела на железную дверь. Сколько лет они прожили так, на людях изображая влюбленных? Пять лет. Пять паршивых, считай, выкромсанных из жизни, наполненных ложью лет.

Впрочем, Кельвин де Триоль не был ни тираном, ни сволочью. Что до его наклонностей – ну, просто так получилось, Вельмина его в этом не винила. И, надо отдать должное, Кельвин старался компенсировать Вельмине то, чего не давал в супружеской спальне: нет, не о любовниках шла речь, рогоносцем Кельвин быть тоже не хотел. Но когда Вельмина попросила у него дозволения изучать алхимию – исключительно, чтобы занять себя, – Кельвин даже нанял ей учителя и выделил закуток в подвале под лабораторию.

…Когда в замке заскрежетал ключ, Вельмина выронила четки и вскочила на ноги. Перед глазами потемнело и сделалось очень страшно – до тошноты. Она едва не закричала: «Пусть все закончится уже сейчас, сию минуту, зачем меня так мучить?!» Но крик застрял в горле и, царапая, выполз еле слышным хриплым выдохом. Едва дыша, она стояла и смотрела, как дверь открывается все шире, завораживающе, как в камеру входит знакомый уже старый гвардеец, а за ним – мужчина, которого она ни разу раньше не видела. От ужаса Вельмина даже толком его не рассмотрела, запомнила лишь то, что лицо белое и как будто рыхлое, а глаза – черные, маслянисто блестящие в свете факела. Мужчина был высок и полноват, блестящая атласная жилетка натянулась на объемном животе. И волосы, темные волосы были так старательно напомажены и зачесаны назад, что сперва Вельмине со страху померещилось, что их и вовсе нет, а на голове у мужчины блестящая тонкая шапочка.

Несколько мгновений незнакомец, щурясь, осматривался. Его взгляд буквально прилип к Вельмине, и оттого сделалось так страшно, что во рту поплыл мерзкий вкус желчи.

«Великая Мать, пусть я просто упаду в обморок и больше ничего не почувствую», – успела подумать Вельмина, а потом гвардеец сказал:

– Вот, ваша милость, вдова заговорщика де Триоля. Приговоренная.

– Прекрасно, прекрасно, – энергично откликнулся мужчина. – Ну что, милочка, повезло вам!

Вельмина чувствовала себя так, словно ее на морозе облили водой и так и оставили.

– Что значит… повезло? – с трудом выговорила она.

– А? Не расслышал! – Незнакомец говорил громко и гулко, и сам он был какой-то громоздкий, едва вошел в камеру, как сразу стало ощутимо меньше места. – Впрочем, неважно. Королева мертва. Ее дракон тоже, судя по всему, мертв. И все ее прихвостни тоже.

– Что?.. – выдохнула Вельмина.

Ей срочно нужно было присесть, потому что ноги не держали.

– Но… как же…

«Как такое возможно? Что нужно сделать, чтоб убить дракона? Кто убил королеву? А как же король?» – Мысли теснились в голове, сменяя друг друга, так что Вельмина даже не успевала задать вопросы.

– Теперь эти земли – часть королевства Аривьен, – с гордостью пояснил мужчина, – так что вы, милочка, свободны. Отправляйтесь домой, вас никто не задерживает.

И, как будто вмиг потеряв интерес к Вельмине, он повернулся к застывшему гвардейцу.

– Ну, веди дальше. Кто тут еще сидит?

Солдат засуетился, едва не выронив факел, и показался Вельмине жалким и совсем старым.

– Идемте, идемте, ваша милость. Тут дальше… еще вот…

Вельмина все же присела обратно на солому. В голове плескалась цветастая мешанина мыслей, руки тряслись, платье на спине пропиталось холодным потом. Да нет же, то, что он сказал… Невозможно! Невозможно убить королеву и ее дракона. Может быть, это шутка, и как только она, Вельмина, выйдет из камеры, как ее тут же схватят под руки и поволокут рубить голову? Так уж лучше никуда не ходить, пусть сами заходят и забирают.

Она кое-как нашарила свой платок с завязанными узелками и снова стиснула его в руках. Надо только немного подождать. Еще чуть-чуть… И даже глаза зажмурить, потому что ждать так – еще страшнее, еще больнее. Тошнотворная сладковатая жуть разливается по телу, и все, что нужно, – просто покориться, принять. Откинуться назад и падать, тонуть в вязкой черноте.

Но ничего не происходило. Никто не подошел к ней, не подхватил под руки и не поволок на казнь. Вельмина осторожно приоткрыла один глаз, второй… По-прежнему она – одна, и дверь распахнута, факел трещит, догорая.

Она кое-как поднялась, кряхтя и в душе смеясь над собой, потому что кряхтела как старуха. Все остальные мысли куда-то делись, оставляя лишь морозную пустоту. Вельмина сжала кулаки, заставила себя дойти до распахнутой двери, осторожно выглянула в коридор. Но и там было совершенно пусто, лишь редкие факелы в подставках горели. Вельмина судорожно вздохнула. Все еще не верилось… Потому что невозможно поверить в то, что кто-то смог убить королевского дракона. Боги! Возможно, сам король его убил?

А потом из сумбура, царящего в голове, вынырнула одна-единственная мысль: тот мужчина, что объявил ей об освобождении, сказал о королевстве Аривьен. То, что теперь эти земли – часть королевства… Выходит, аривьенцы завоевали Селистию и, выходит, именно они уничтожили королеву?

Вельмина, придерживаясь рукой за стену – холодную, шершавую, – медленно пошла вдоль череды ржавых железных дверей, каждая из которых звучала предсмертными стонами. И чем дальше – тем быстрее. Уже казалось, что в этом липком мраке и воздуха не хватает, чтобы дышать, и хотелось скорее вырваться из королевской тюрьмы. Это просто чудо, что о ней, вдове господина де Триоля, вообще вспомнили. Могла бы сгнить заживо, всеми забытая.

В какой-то миг Вельмина ощутила укол совести: в конце концов, ее мужа казнили, а она идет и радуется. Но, будучи честной с собой, Вельмина подумала и о том, что они с мужем так и остались чужими друг другу. Пожалуй, она еще долго будет испытывать по отношению к нему светлую печаль, какую порой испытывают к людям, которых просто жаль. Но всепоглощающего, выпивающего все силы горя не было. С этим Вельмина тоже ничего не могла поделать – равно как и Кельвин не мог ничего поделать с тем, что вместо жены любил мужчин, всяких и разных.

* * *

Она моментально опьянела от чистого, по-весеннему вкусного воздуха. Прохладный ветер взлохматил волосы, бросил их на лицо. Пришлось откидывать спутанные пряди назад, щурясь на солнце, жадно вдыхая запахи нагретых каменных мостовых, сладковатый аромат распускающихся листьев. Вокруг все шумело, двигалось, смешивалось: коричневые кареты с яркими пятнами родовых гербов, лошади всех мастей, самоходные повозки, которые только недавно вошли в моду, люди… много людей. Вельмина за время пребывания в тюрьме успела позабыть, каково это, когда на улицах людно. Слишком много было темно-зеленого в палитре города, и Вельмина запоздало сообразила, что улица кишит солдатами в форме чужого королевства. Сообразила – и испугалась, потому что сама она сейчас отнюдь не была похожа на знатную даму. Скорее, на дешевую шлюху, а с такими у солдат разговор короткий. Но никто ее не трогал, когда она торопливо перебежала мостовую и пошла по тротуару вдоль ряда галантерейных лавок. Чужие солдаты в зеленом, в цветах королевства Аривьен, вели себя образцово. Ни погромов, ни грабежа. Просто как будто в столице расквартировали дополнительный полк.

Вельмина смогла выдохнуть с облегчением лишь тогда, когда свернула в знакомый квартал, последний перед мостом. Оставалось перебраться на ту сторону всегда темной и спокойной Верейры – и начнутся владения знати. Вельмина торопилась домой, в имение де Триолей. Конечно, все имущество было отчуждено в пользу короны, но, но… если королева мертва и ее дракон убит, а с королем как-нибудь договорились, то, возможно, у Вельмины есть шанс хотя бы забрать свои вещи?

Куда идти дальше, она пока не думала. Наверное, можно вернуться к родителям, но особнячок их в тихом пригороде, до него еще добраться надо. А дом де Триолей – рядом, с час пешком. На миг солнце закрыла тень, Вельмина непроизвольно задрала голову и невольно вскрикнула: над городом неторопливо плыл огромный, невообразимо огромный дирижабль. Вельмина такие видела только на открытках, да и то не такие, а существенно меньше. И раньше дирижабли представлялись ей неповоротливыми и оттого беззащитными. Теперь же стало ясно, как сильно она ошибалась: дирижабль шел очень быстро, куда-то на север. Шел довольно низко, Вельмина даже разглядела гладкое, обитое латунью брюхо гондолы и бок, ощерившийся пушками. Выходит, именно так аривьенцы и справились с королевским драконом.