Лейсан
Я забежала в детскую и заперла дверь. Мне не в первый раз страшно рядом с мужем, но сегодня наша эмоциональная связь истончилась окончательно, готовая оборваться в любой момент.
– Лейсан, все нормально? – я обернулась. Мама с Даяном на руках. Хорошо, что темно и не видно моих слез.
– Иди, ложись, – хрипло произнесла, сдерживая всхлипы. – Давай, покачаю, – забрала сына. Мы никому не будем обузой, мы все сами сможем.
– Так, дочь, ну-ка рассказывай!
Мама давно заметила неладное между нами, но когда она оставалась, Амир как-то сдержанней был. Сегодня резьба слетела окончательно, и у меня тоже. Да, наверное, я его спровоцировала, но сколько можно сглатывать его раздражение, злость, капризы! Ему плохо с нами, у него, вероятно, какая-то депрессия, но я не психолог, я женщина, жена, мать, мне нужен мужчина, муж и отец нашего сына! Я устала терпеть и сглаживать! Я хочу поддержки, любви, заботы! Разве многого требую от любимого мужа? Даже после этих трех невыносимых месяцев я все еще любила Амира.
– Все нормально, – и всхлипнула. – Мы разберемся. Иди, мам.
Мириам Багировна Ахматова – женщина пробивная, всегда такой была. Амира любила, но родные дети, это дети. Как бы ни ругала меня за излишнюю эмансипированность, а в обиду своих не даст. Вот и сейчас вся пылала праведным гневом.
– Орет, обижает… – перечисляла. – Леся, если он тебя хоть пальцем…
– Нет, мамочка, до этого не дошли… – и про себя «пока». Наверное, Амир меня уже ничем не сможет удивить. Ни кулаками, ни любовницей. Страшно было верить в это, но сомнений оставалось все меньше.
– Дочь, никогда не позволяй мужчине поднимать на тебя руку и вытирать об тебя ноги. Один раз случится, и это станет нормой, – мать направилась к выходу, но обернулась и прямо посмотрела на меня: – Он сегодня вернулся весь в аромате женских духов, – жестко заявила. – Это больно, Леся, но лучше знать, чем не знать. У вас малыш, будь осторожна, а в остальном… Мы с отцом всегда на твоей стороне, – и вышла.
Я прижала к себе сына и закрыла дверь на замок. Иногда мне казалось, что Амир способен что-то сделать с Даяном на нерве. Потом это проходило: бред! Бред же! Но я давно не просила мужа помочь с сыном, не оставляла их вдвоем, максимально пыталась не раздражать Амира. Это очень больно, когда боишься собственного мужа. Когда страшишься за ребенка.
– Маленький мой, – целовала спящего сына. В моих руках он любил засыпать. Так ему спокойнее, наверное. Даян кричал, но и вокруг него кричали. Замкнутый круг. – Тебя в обиду не дам. Если папа нас не любит… – не договорила. Готова ли я к расставанию? К разводу?
Я зажмурила глаза, смаргивая слезы, выдавливая горячие и соленые следы женского разбитого сердца. Даже если у Амира никого нет (в глубине души надеялась на это и верила его мужским обещаниям), меня он уже не любит. А может, и не любил. Я не верила, что любовь живет три года. Настоящее чувство не умирает даже, когда душу ядовитыми ножами вспарывали. Есть ли порог у любви? Болевой? Кто знает, возможно, я проверю это лично.
Уснуть смогла к утру, хорошо, что поставили в детскую небольшой мягкий диванчик, на нем и устроились. Даян грел мне бочок и, кажется, мы проспали.
Сын в шесть утра получил свою порцию еды и сейчас спал довольный, и я с ним. Правда, меня беспокоило, что молока стало приходить меньше, и Даяну не хватало. Раньше одно кормление – одна грудь, сейчас он выпивал две. Мне говорили, что на стрессе может ухудшиться лактация. Я не хотела переходить на смесь. Да, это иммунитет, но и тупо легче ночью.
Я вышла в коридор, собиралась умыться, но приглушенные крики остановили:
– Ты ведешь себя недостойно татарского мужчины! – это голос мамы.
– А как же ведут себя достойные? – в голосе Амира слышалась злая насмешка.
– Ценят и уважают жену. Любят своих детей. Не заставляют плакать любимых женщин…
– Мириам Багировна, вам ли не знать, что мы, Черкесовы, не уродились.
– Видимо, да, – мама явно на грани. – Яблоко от яблони. Что Карим был… – она замолчала, поэтому что о мертвых либо хорошо, либо никак. Мой свекр умер еще до нашего с Амиром знакомства.
– Мириам Багировна, очень надеюсь, что когда приду домой вечером, вас не застану.
– Ночью, – ехидничала мать. – Ты возвращаешься ночью.
Больше не стала слушать, к ним поспешила. С мамой столкнулась на лестнице.
– Я уезжаю, Лейсан, – строго сказала. Вся заведенная, раскрасневшаяся. Она у меня тоже блондинка, но не такая высокая, да и к пятидесяти годам талия уже не столь тонка, но мама харизматичная, поэтому взгляды до сих пор приковывала. – И ты знай, что тебя примем в любом случае. Дом у тебя есть!
Я хотела ее обнять, успокоить, но она фурией пролетела – вспыльчивая, ей нужно время. Ничего, я как раз с мужем поговорю.
– Ты выгнал мою мать? – спустилась в столовую. Амир пил пустой кофе. Сегодня завтрак ему никто не приготовил, а сам… Ну не царское это дело. Теперь. А раньше мог и сгонять с утра в кофейню, и сам сделать яичницу, чтобы мне в постель принести. Больше я внимания не заслуживала. Трофей завоеван, рассмотрен со всех сторон и больше не интересен.
– Я хозяин в этом доме и имею право на уважение, нет? – смотрел холодно и отчужденно. Вчерашняя ссора отдалила нас окончательно. Держались на тонких сухожилиях, осталось чикнуть скальпелем, и все. Любопытно даже, кто из нас станет тем самым хирургом?
– Так, может, и нас с Даяном попросишь на выход, хозяин?
Амир вскинул голову, ноздри затрепетали, как у норовистого молодого жеребца. Он ведь красавец у меня: высокий, поджарый, с густой темной шевелюрой, чувственными губами и хищным взглядом. И эти длинные ресницы… Плюс деньги, статус, стиль и возможности – завидный мужчина и, видимо, кольцо на пальце уже не являлось барьером ни для охотниц за ресурсными самцами, ни для самих женатых жеребцов.
– Не передергивай, Лейсан. Это твой дом, и он им останется… при любом раскладе, – мы схлестнулись взглядами, и я поняла, что он будет и хирургом, и палачом…
Амир ушел. А я осталась. Пока живая, пока…
Всю неделю мы почти не встречались. Я не хотела видеть его утром, а вечером муж приходил настолько поздно, что ничего не имело смысла. Я ждала: видела, как фары скользили по фасаду дома и скрывались в гараже, но не встречала.
Я больше не спала в нашей спальне, а Амир не возвращал меня в свою постель. Значит, ему не нужно. Видимо, в нашем браке у него секса гораздо больше, чем у меня, а это значило одно…
С каждым днем муж приходил все позже и позже, словно ставил свой личный рекорд. Возможно, ждал от меня действий. Дождался.
– Мир, – встретила его в прихожей, – зачем ты возвращаешься? – я правда хотела знать.
– Я здесь живу, – безэмоционально, практически в темноте.
– Но ведь ты не хочешь возвращаться, – я неплохо узнала его за четыре года. Не двадцать совместных лет, но все же.
Амир молчал. Значит, правда.
– Уходи уж насовсем, – горько выдохнула, кусая губы, проглатывая боль, которая рвалась наружу диким воплем. Я ведь любила, я все еще его любила.
– Ты хорошо подумала? – голос как битое стекло, на котором мне нужно станцевать.
– А я должна думать, Мир? – шепотом воскликнула. – Я только делаю выводы. Правильные ведь? – я ждала. Как дура ждала, что обнимет и разубедит, признает вину, но заверит в любви.
– Не знаю, Лесь. Не знаю, – вот и честность, затем он накинул на плечи пиджак. – Я уйду. Нам обоим нужна пауза, – все-таки зацепился за мое предложение. Если человек хочет уйти, то уйдет с полпинка.
Лейсан
Я плакала всю ночь. Это точно конец. До последнего не верила, что счастье у меня хрустальное, хрупкое, и что разбилось оно об обыденную реальность. Не выдержал мой муж, мой Мир, испытания отцовством. Понять это сложно, принять практически невозможно, но если бы вслух произнес, помощи попросил, признал, что тяжело ему – мне было бы легче. Мы ведь могли обратиться к правильным людям, к врачам, которые могли бы помочь, и нам как паре в том числе. Теперь уже точно поздно.
Я ведь знала, не хотела за него замуж, боялась репутации и все равно влюбилась, поверила, упала в него! Теперь разбитая, как то самое корыто.
Некоторых мужчин просто нельзя исправить, они такие, какие есть: дикие, привыкшие к воле, необузданные и ни к кому не испытывающие долгих привязанностей. Я поверила, что моя любовь для него – кровь, которая по венам; мое тело – храм, а душа – алтарь. Нет, не так. Все не так. Это было временно. Я трофей. Трофей, который больше не имел для него ценности…
Днем ко мне заехала подруга. Жена Аделя, брата моего мужа. Она моложе меня на три года, но замужем подольше, и сыну ее скоро пять.
– Лесь, – Майя забрала у меня Даяна, пыталась помочь, – ты совсем…
– Замученная? Уставшая? Страшная?
Майя внимательно на меня посмотрела и сделала свои выводы:
– Ты плакала?
– Постоянно…
Стыдно. Как же стыдно обнажать душу, когда в ней столько боли и горечи. Я привыкла делиться счастьем, позитивом, хорошим. Любила смеяться и радоваться каждому дню. А сейчас плачу. Почти всегда. Самое большое горе, что любимый мужчина мог причинить любимой женщине – лишить ее улыбки, а способы, чтобы она рядом с тобой завяла и перестала радоваться, могли быть любыми. Это уже вторично.
– Лейсанчик, я мармелад принесла. Иди, посиди в тишине, а я с Даяном буду. Если хочешь, прими ванную и ложись, поспи. Я, если что, на целый день к тебе.
Я пошла ставить чайник и заваривать свежий чай. Мне не хотелось спать, есть, нежиться в ванной. Мне нужно спросить у Майи… Она ведь тоже замужем за Черкесовым.
– Давай мне, – вернулась в гостиную с подносом, – дам ему грудь, – забрала Даяна. У меня катастрофически мало молока. Я старалась чаще прикладывать сына, чтобы дотянуть хотя бы до полугода.
– Лесь, иди отдыхай, – подруга пыталась взять на себя мои заботы, хотя у самой своих полон рот.
Было приятно, но меня муж обвиняющими взглядами и несколькими фразами приучил справляться самой. Если не могла, значит, плохая мать, не справляюсь.
– Май, у меня деликатный вопрос… Это сложно вслух произнести… – начала осторожно, но чем больше говорила, тем легче становилось. Просто выговорить и облечь в слова свою боль. Поделиться с такой же, как и я, женщиной.
– Господи, не верится, что Амир может быть таким, – Майя была шокирована. Да, Черкесовы могли быть жуткими мудаками, но свою плоть и кровь ценили превыше всего. – Вы не думали с психологом поработать?
– Это помогает, когда человек хочет, а Амир не хочет. Ничего не хочет. Мы не спим вместе, Майя. Мне давно уже можно, понимаешь?
Майя кивнула. Конечно, она тоже рожала и знала про интимные ограничения и их сроки.
– Муж не хочет меня. Я для него асексуальна: воняю молоком и ребенком. Амир не хочет меня и, кажется, больше не любит…
– Так и сказал?! – воскликнула Майя. Я только кивнула. – Ну какой мерзавец! Как он мог вообще. Ведь так любил, Лесь, так любил… Неужели эти Черкесовы в принципе лишены сердца… – теперь моя очередь ошеломленно смотреть в ее мокрые глаза. – Да, подруга, Адель не любит меня и никогда не любил, – поднялась, обняла меня и поцеловала в макушку. – Но у нас ровные отношения, и я поговорю с мужем. Адель вставит Амиру мозги на место.
– Это невозможно: Амир не признает давления и авторитетов. Тем более что, вполне вероятно, у него кто-то есть.
– Скажи, что мне сделать? – Майя гладила меня по волосам. – Я не оставлю тебя здесь одну с ребенком. Хочешь, ко мне поедем? Поживешь у нас. Может, у Амира что-то щелкнет, когда реально осознает, что может потерять вас.
– Не нужно, – обняла ее в ответ, а Даян тут же закряхтел – придавили малютку. Все-таки Амир сделал мне самый главный подарок, и это не недвижимость, деньги и драгоценности. Сын. У меня всегда будет мужчина, который не предаст. – Мы к родителям поедем. Не могу здесь одна.
– Одна? – удивленно переспросила Майя. – А Амир?
– Он вчера ушел, – пожала плечами. – Вернулся в два часа ночи, и я предложила ему в принципе не приходить домой, и он ушел. Так просто, – схватилась за руку подруги, – словно перешагнул через наш брак. Это так больно…
– Я знаю, Лесечка, знаю. Это больно, но боль проходит. Это я тоже знаю. Время лечит, оно все лечит.
Майя пробыла со мной до самого вечера. Мне кажется, она тоже ждала Амира, чтобы в глаза ему заглянуть. Я тоже ждала. Надежда ведь умирала последней.
– Мам, – вечером набрала ее, – я хочу домой вернуться.
– Мы с папой едем! – только и ответила.
Майя дождалась моих родителей и поехала к себе. Да, никто не завидовал Амиру, если он вдруг решит вернуться.
– Где он? – отец буквально ворвался в дом. – Я ему яйца оторву!
– Папа! – я сама испугалась. – Папочка, не нужно, – успокаивала его. Мама злилась на зятя и явно накрутила отца. Он у меня вспыльчивый и здоровенный мужчина, зашибет и не заметит, но маму слушался как верный рыцарь. Они долго прожили вместе: мне двадцать девять, брату двадцать. Наверняка у них разное бывало, но за своих они горой. Да, наша семья жила дружно, тесно пересекаясь с диаспорой, не отделялись и не забывали корни, но наш дом и традиции, в нем принятые, были важнее. Поэтому я училась за границей без присмотра родителей, мой брат тоже сейчас в Лондоне. И мы с Наилем никогда не были товаром и инвестицией для родителей. Нас не принуждали к браку с отпрысками влиятельных семей и не продавали как мясо на рынке. Мы всегда были свободны и имели право выбора.
– Дочка, – взял меня за плечи, – честно скажи: ударил?
– Нет, – погладила его густую темную с проседью голову. Я его принцесса и всегда была ею. Если бы хотела отомстить мужу, то просто натравила бы на него отца. – Просто мы не справились и решили взять паузу.
– Булат, – мама, качавшая Даяна в гостиной, подошла к нам, – смотри, какой сладкий, – он заснул у нее.
Папа как мороженое растаял и поплыл. Крупным пальцем коснулся щечки и расцвел улыбкой, когда Даян пускать пузыри принялся.
– Ладно, – взлохматил голову, – не буду убивать твоего мужа. Пока. Пойдем, вещи помогу собрать, пока мать внучка качает.
Мои родители очень внимательные бабушка с дедушкой, и в их доме была детская для внука. Они очень активно собирались включаться во внука. Мы взрослые с братом, а у родителей всегда были большие возможности, поэтому для себя они пожить успели, теперь хотели снова нянчить, носиться, учить и воспитывать.
– Алло, – телефон неожиданно ожил. Свекровь. – Здравствуйте, Эльвира Сабировна.
– Лейсан, – даже без приветствий, – что у вас с Амиром происходит? Он сегодня буквально сбежал с обеда! И про сына ничего не рассказывает, психует только. Я завтра заеду к тебе, посмотрю, что с Даяном. Может, он болен, а вы скрываете?
– С моим сыном все в порядке, Эльвира Сабировна.
А вот с вашим нет! Хотела сказать, да промолчала.
– Завтра мы с Даяном у моей мамы будем. Приезжайте туда.
Свекровь у меня женщина тяжелая, и скандалить с ней себе дороже. Лучше просто «улыбаемся и машем».
– Как ты? – мама не сильно склонна к сантиментам, но сейчас была нежна как никогда. Она собирала вещи первой необходимости для внука, а я свои, Даяна передали деду. Это мой дом, и отдавать его другой женщине, если такая реально существовала, не собиралась! Но мне нужно время, нужно решение, а здесь сложно думать: слишком много хорошего было… и больно здесь было, очень.
– Плохо, но жить буду. Наверное.
– Лейсан, ты молода, у тебя еще все будет. На одном говнюке свет клином не сошелся.
– Не нужно, мам. Может, мы еще…
– Может… – развела руками. – Но звоночек прозвенел… и довольно рано.
Я вернулась в свою старую спальню. Сейчас, правда, здесь симпатичная гостевая комната. Сколько я здесь пробуду? Не знаю. Наверное, нам с Амиром все же нужно поговорить и что-то решить. Мы ведь не чужие, связаны брачными клятвами и даже кровью. Мы не можем разъехаться и сделать вид, что ничего не было.
Я не спала почти до утра. Нет, сын на удивление хорошо себя вел: животик пришел в норму и со стулом больше нет проблем. Видимо, он начал входить в ту самую фазу, когда малыши спят, кушают, учатся новому. Даян освоил улыбку, уже сам переворачивался на бочок, держал головку, пускал слюни и гулил. Милаш, по-другому его воспринимать сейчас невозможно. Мама с папой весь вечер не отходили от внука. Дай им волю, и они его всего как маленького пророка обласкают.
Не спала я, потому что из рук телефон не выпускала: ждала звонка или хотя бы сообщения. Вернулся ли Амир домой? Если да, то заметил, что нас с Даяном нет?
Если не вернулся, то все в принципе ясно. Если вернулся, но настолько плевать, куда мы пропали – тоже понятно.
Так я пролежала до утра. Никто мне не звонил и не писал. Значит, я все правильно сделала, не поторопилась.
– Мам, я отъеду на часик-полтора? – решила поехать на работу к Амиру и там поговорить. Дома мы элементарно не слышали друг друга. Возможно, там что-то прояснится. Может, по-человечески разберемся с нашей жизнью.
– Конечно, – отмахнулась мама. Когда мне понадобилась ее помощь, после рождения сына, она решила оставить активную деятельность в компании отца. Она была одним из акционеров, и ей бояться остаться на бобах не стоило. Но она долго возглавляла бухгалтерскую службу, привыкла работать и быть занятой. Отец зато доволен. Жена только дома.
– Сегодня приедет Эльвира Сабировна. Если я не успею…
– Не волнуйся, со свахой я разберусь, – и подмигнула мне. С моей матерью даже слегка сложная и высокомерная свекровь не решалась конфликтовать.
О проекте
О подписке
Другие проекты