– Судя по всему, это наказание Дьявола, – прорычал Катунь-старший. – Бегать, ловить, загонять в угол невиновного человека лишь за то, что он единственный понимает речь животных.

– За подобную способность в древности сжигали на кострах по обвинению в колдовстве, – невозмутимо провозгласил Бессменный, не выпуская из поля зрения светлые глаза Юстина.

– А вы его безболезненно усыпите, как больную псину, так?!

Самообладание разваливалось на части, гнев, копившийся долгое время, требовал свободы. Юстин Катунь шумно дыша и до крови вонзив пальцы в ладони, изо всех сил оттягивал пелену красного, что накрыв разум, могла привести к непоправимому.

– Не нужно утрировать, господин Катунь, – в голове праведника дёрнулась струна. – Вы не глупец, это очевидно. Если парень достанется вурдалакам, они с его «способностью» натворят дел. Это не нужно никому. А мы о мальчике позаботимся.

– Не верю! Вы лжёте! Всё, всё ложь от начала до конца! Вы лжец!

Юстин, теряя контроль, двинулся на оппонента, выставляя перед собой кулаки. Ещё шаг и …

– Подумайте о жене!

Сталь в голосе Саркара, точно плеть с металлическими шипами, прошлась по рукам и лицу. В шаге от недруга Юстин Катунь замер, широкие плечи опали, руки бессильно повисли, разжав кулаки. Если бы он был один у праведников, то не остановился.

– Вы можете разбить кулаки о стену, но знайте: всякий раз, как вы поднимете руку на меня или кого-либо из моих людей, Вида Катунь получит каждый ваш удар – в лицо, в грудь, в живот и так далее.

Флегонт Саркар произносил угрозу с садисткой нежностью, вплотную приблизившись к супругу Виды. Вид великана не пугал, ведь так легко укротить и лишить воли того, кто любит. В этом отношении глава праведников имел безупречную защиту, издавна оградив себя от любой сердечной привязанности, что могла ослабить его позиции власти.

– Знаете, я не буду убивать вас и вашу жёнушку, – с холодной улыбкой пообещал он обездвиженному мужчине. – Сперва я не хотел, но теперь передумал: когда мы отловим вашего сына, а это вопрос времени, вы лично будете присутствовать на его казни.

Не дожидаясь ответа, Саркар повернулся спиной, постучал по двери, та тут же отворилась и захлопнулась за ним.

Юстин Катунь снова остался один. Он сел на пол, беспомощность впервые навалилась на него с таким давлением, что хотелось выть, кричать во всю глотку.

Тут отделившись от ножки стула, к нему подполз уж. Змею спрятать на себе, как выяснилось ещё месяц назад, оказалось проще, чем думалось. Ксафан за несколько дней, с момента похищения господина, добрался до Арконы, а там ему не составило труда прояснить ситуацию с нахождением союзника. Нашлись лазейки, и юркий прислужник отыскал Юстина, как раз вовремя – тот находился на грани отчаяния и помешательства. Хорошо конспирируемые под разговор с самим собой беседы с прислужником и были тем выходом из тупика, той волшебной соломинкой и тайной Катуня-старшего.

– Ничего, гос-с-сподин, – утешительно прошипел Ксафан, его блестящее чёрными бриллиантами тельце, обвилось вокруг безвольной ладони. – С гос-с-спожой вс-с-сё в порядке. Я её навес-с-стил. Она передала вам: не унывай, Юс-с-с.

Этого хватило на полное преображение супруга Виды. Отчаяние скатилось кубарем в глубину, надежда и вера придавили его сверху. Твёрдым и уверенным взглядом Юстин посмотрел на прислужника и, погладив большим пальцем маслянисто-чёрную голову ужа, благодарно кивнул.

– А теперь прячься, дружище, пока они не пришли.

Змейка послушно скользнула к щиколотке правой ноги и, обвив её, скрылась под штаниной.

Входя в свой кабинет, Флегонт Саркар успел остыть от пустого диалога с Катунем. Все средства хороши – всегда был девизом праведников, но в эпоху Бессменного девиз принял форму принципа и нормы для общественной жизни братства. И слов на ветер руководитель братства не бросал. Если нужно, супружницу этого упёртого быка используют в качестве боксёрской груши. Не жаль, если это возымеет силу над упорством.

Бегло оглядев стол, он заметил на включенном мониторе компьютера пульсирующий сигнал о доставке нового письма. Не рассчитывая на что-то стоящее, Флегонт всё же открыл послание и прочитал. В тексте значилось всего два слова – имя и фамилия. Больше ничего. Отправитель, пожелав сохранить анонимность, не подписал письма, да и адрес электронной почты выглядел чересчур простовато – набор из букв. Абракадабра какая-то.

Но имя, обозначенное на белом полотне экрана, показалось знакомым Саркару, где-то он о нём слышал. Нажав на кнопку интеркома, не дожидаясь отзыва секретаря, он потребовал:

– Ирина, мне срочно нужны все материалы на Нила Хотина и вызовите ко мне Ро́слава Ми́тке. Скажите, это срочно.

В другой части помещения встрепенулась громадная птица. Сонно зевнув, серый филин спикировал с высоченного шкафа и, пролетев через весь кабинет, приземлился на край стола.

– Появилась зацепка, господин? – поинтересовался прислужник, тараща на белый монитор круглые жёлтые глаза.

– Похоже на то, Алконост, – рассеяно выговорил полный задумчивости и предвкушения голос хозяина. – Похоже на то.

***

Если бы можно было спрятаться: отыскать крохотную, непроницаемую для любой твари норку и забиться в неё, надёжно закупорив выход, чтоб ничей чуткий нос или зоркий глаз не достал…

Все желания его свелись к единственному – исчезнуть.

Нет, не умереть, а пропасть для тех, точнее для того, кто без спроса вторгался в его мозг и подчинял своей воле, дёргая за верёвочки, словно бездушную марионетку. И ладно бы, если б все чувства умерли ещё в тот день, когда кровь впервые омыла его горло, так ведь нет. Отвратительная беспомощность, временами охватывавшая его тело и выставлявшая его на задворки разума, никогда не притупляла чувства. Каждый нерв в его теле и душе страдал от той тьмы, что наполняла его всё больше. И больше жаждалось крови.

Вопреки прямому приказу, Нил Хотин не покинул землю благословенных, затаившись в крысиной норе Дханпурских трущоб. Проще простого отозваться на мысленный призыв хозяина и, наняв переправщика, унестись обратно в Вирию. Это просто даже для него, хотя переправа давалась ему легко, в отличие от прежних друзей. И вернись он в Гориницы, ничто не мешало продолжить то, от чего его оторвал роковой день в Айвовом тупике: работать в мясном цехе гипермаркета «Атлас» и доучиваться на пищевого технолога.

Учёба дымным облаком виделась теперь его замутнённому взору, по ней он и тосковал и презирал себя за слабину. Его маленький шанс встать на ступень, которая могла возвысить над множеством других. Но как вернуться туда, где из него вынули душу?!

Тут же память не вовремя вытаскивала перед его мыслимым взором друзей. Дружеский круг родственных душ. Лицемеры! Ненависть удушливой волной вскипала, будоража желчь. Как? Как смели они зваться его друзьями? Ведь никто, ни один из тех гадёнышей ничегошеньки не сделал, чтобы помешать твари, прислуживавшей Астрогору. Никто не бросился за Волкодлаком и не отбил «друга» из жуткой собачьей пасти. А ведь ему было так больно и беспредельно страшно!

Когда Матфей и остальные удрали, а вурдалак отыскал своего прислужника, глядя в полные страха глаза Нила, тот с насмешкой заявил, что так всё, оказывается, было спланировано изначально. Конечно, лучше было бы, если б удалось схватить всеслуха, но запасной вариант на то и вариант, чтобы сработать на случай провала основного.

Нет, не сразу его подвергли инициации. Подготовка к ритуалу даже немного затянулась, кажется, ушло около дня или чуть дольше, – он плохо помнил, манипуляции с его сознанием не прошли без последствий, некоторые временные границы приняли зыбкие очертания.

Да и о самом «обращении» ему бы хотелось забыть, хотя в действе отсутствовал жертвенный камень, на который в жанре ужасов должны были его уложить. Не творились и иные священнодейства, будь то бормотание заклинаний главаря вурдалаков в тёмном балахоне с капюшоном и прославления Дьявола. Ничего подобного. Парня с аккуратно промытой, заштопанной и перевязанной рукой привели в кабинет Револьда Астрогора, где тот кратко прояснив ситуацию, поставил перед фактом Нила: или тот соглашается добровольно принять кровь, или это произойдёт против его воли. Нил отказался, и всё прошло по второму сценарию.

Двое подручных держали юношу, поставив того на колени и задрав голову, а Астрогор рассёк себе запястье серебряным кинжалом, после чего поднёс кровоточащей раной к губам пленника. Нилу зажали нос, и выбора не осталось. Тёплая, чуть солоноватая, с металлическим привкусом жидкость заструилась по языку в горло. Опять же, сколько ушло на то время, Нил не помнил – секунды, минуты, всё стёрлось, оставив неизгладимый отпечаток ощущения. Когда его опустили по приказу главного, сильный спазм скрутил живот и организм изверг чужую кровь с болезненной судорогой, обжигая пищевод желчью. Казалось, на этом всё.

– Это нормально, – услышал над своей головой он холодный голос мучителя. – Что нужно, уж впиталось.

И уже ночью впервые он почувствовал в полной мере ту каплю чуждой крови, что отныне, как микроб, завоёвывала и убивала его собственную кровь. Голос в голове разбудил среди ночи и потребовал делать всё так, как ему угодно. И к чудовищному изумлению Нила, тело с готовностью подчинилось приказу, игнорируя волю хозяина. Боль прожигала голову всякий раз, когда юноша предпринимал попытку вернуть себе контроль над телом. В какой-то миг безжалостный голос Астрогора в голове обратился напрямую, сухо и мрачно:

«Если ты продолжишь в том же духе, я взорву твой разум, и ты канешь в слабоумии, но тело твоё всё равно продолжит ходить, бегать и совершать всё, что требуется мне».

– А если я подчинюсь?! – в отчаянии воскликнул пленник, беспомощно озираясь вокруг себя, где кроме него никого не находилось.

«Тогда я позволю тебе сохранить разум и время от времени, когда в тебе не будет необходимости, я буду разрешать тебе жить, как хочешь ты».

Страх сыграл свою роль. Теперь, месяц спустя Нил сомневался, что тогда, заключив сделку с дьяволом, он сохранил свой разум. Астрогор по капле вытягивал из него сущность, всё больше оболванивая и обращая в пустышку. Те же сомнения будоражили и доводили до исступления: как чья-то кровь была способна на губительный эффект? Это точно не магия, да Нил и не верил в подобные бредни. Инфекция? Неизвестный медицине штамм болезни? А это уже попахивало из области фантастики.

Однажды он рискнул напрямую спросить у одного из подручных главаря: дескать, неужели господин через свою кровь повелевает всеми? Или так у всех вурдалаков – кто обращён, тот в подчинении. В ответ он услышал откровенный смешок. Рядовой «упырь» назвал новичка чудиком с богатой фантазией и заверил, что Револьд – не Дракула какой-то, но силой всё ж наделён, а повелевает не всеми, а лишь горсткой нужной ему людей и то, когда это ему нужно.

Кровь, поглощаемая впопыхах или растягиваемая долгими тягучими глотками, успокаивала Нила, заверяла его минутным покоем, отгораживая от хозяина зыбким барьером забытья. Благо доноров навалом – вопрос в цене. И никаких укусов в шею: бабкины сказки остались в книжках, пусть и дальше пугают малышню и легковеров, в жизни всё иначе, хотя без грязи не обойтись.

Иной раз он ловил себя на вопросе – а так ли уж ему хочется сорваться с крючка? Кровь объединяла всех вурдалаков в одну семью, в сеть, из которой уже не выбраться. И возносясь на пик сиюминутного удовольствия, его даже охватывала эйфория, пусть скоротечная, но сладкая и ярчайшая настолько, что подле мёд казался горьким ядом, а радуга – выцветшим шаблоном.

И если бы Нил Хотин обладал хоть мельчайшей крупицей дара Дельфийского Оракула, то заглянув за краешек будущего, содрогнулся бы. Ведь как бывает: горы падают, распадаясь на груды бесполезных камней, в то время как один камешек, угодив в глинистую массу, при удачном ускорении способен сотворить гору. Именно участь подобного камешка проглядывалась за занавесом близившегося грядущего.

«Нил! – требовательно и непререкаемо раздалось в голове у юноши. – Ты нужен и срочно».

Молодой человек, утратив волю над телом, упал на грязный пол подвала, где обитал последние два дня и закатил глаза. Цвет холодного моря сменили грозовые тучи неба. По лицу пробежала судорога, будто кто-то силился протиснуться наверх. Взгляд более глубокий, проницательный и оценивающий прошёлся вокруг, пухлые губы сжались в недовольстве. Веки сомкнулись и задрожали, а рот искривился.

«В какой помойке ты живёшь? И ради этого я тебя сюда отсылал? – сетовал голос Астрогора в голове у Нила, тот же беспомощно слушал не в праве возразить или послать к чертям деспота. – Тебе следовало уже давно отбыть из Агнишандира, Нил. Какого Дьявола ты забился в это захолустье, словно крыса?!».

Как же желалось ему проклясть, послать на все буквы всех известных миру алфавитов живых и мёртвых языков того, кто так грубо и бесцеремонно позволял вторгаться в сознание и помыкать, повелевать и унижать, как ему вздумается! Но язык Нила молчал, точно под него вогнали шприц с анестезией. Нет, в мозг вогнали. Как бы хотелось проснуться и понять. Что это лишь длинный кошмарный сон, а впереди встреча с Юнкой и ребятами, и всё – как и прежде.

«И не мечтай, парень, – оборвал мысленную надежду вурдалак, словно яд, проникающий всё глубже в разум Нила, – пока ты мне хоть каплю полезен, мечты тебе не по карману. Вот выжму тебя до последней капли и – мечтай, сколько влезет, если будет чем».

Последовал неприятный холодный смешок, от которого заныло всё нутро.

«Итак, слушай внимательно: хватит прохлаждаться в Дханпуре, ты мне срочно нужен здесь. Найми переправщика и не мешкай».

Хватка ослабла и связь, столь тесно державшая хозяина и слугу, пропала, будто и не бывало её никогда. Постанывая и потирая виски от подступившей головной боли, Нил Хотин открыл глаза – зимнее море вновь бушевало в его больших круглых глазах.

Может, ему всё причудилось? Но тогда что он делает так далеко от дома? А если он просто напросто болен и всё – плод больного воображения…

Нет, так жаждать глотка крови даже больной человек не способен. А ему сильно хотелось, позарез, так, что хоть волком вой. Один глоток, а там хоть весь мир гори.