По телу пробегает неприятная дрожь. Тревога сжимает горло.
– Островский, что ты натворил? – пугающая злость в моем голосе выходит наружу.
– Я то же самое могу спросить у тебя. Дочь сказала, что она еще дома чувствовала себя плохо, – спокойно отвечает Паша.
Я замираю, недоверчиво глядя на телефон.
Лелька ничего мне не говорила. Весь день вела себя как обычно. Неужели она боялась, что если я увижу ее состояние, то не пущу на выходные к отцу? Хотя… я бы именно так и поступила!
– Хорошо, привози ее домой.
– Нет. Она остается у меня. Уже был врач, назначил ей лекарства и постельный режим.
Давящее чувство поселяется в груди. Растираю грудь, которая так и саднит странной болью. Мне совсем не нравится, что Лелька там больная с ним. А не со мной. Может, это какая-то родительская ревность, когда отдаешь своего ребенка?
– Боже, Островский. Это все из-за тебя! На дворе декабрь, а ты ее мороженым кормил – вот и результат! – ругаюсь в трубку.
Понимаю, что сама виновата. Была так занята собой, что не заметила состояние дочери. Но мне хочется с кем-то разделить эту вину, а Паша просто идеально подходит.
– Она ела его не на улице, а в помещении, и не говорила, что у нее горло болит. А сегодня проснулась вялая, не ест и все время лежит. Я померил температуру, оказалось тридцать восемь и пять. Так что я сразу вызвал врача.
Я тру виски. Конечно, он же не мог понять, что у нее что-то болит. Он же с ней не жил никогда. И Лелька молодец, с больным горлом есть мороженое! Никакой ответственности у девчонки.
Я снова растираю грудь. Колющая боль потихоньку проходит.
– Привези ее домой. Я за ней присмотрю. Больничный возьму, – говорю уже спокойнее.
В трубке виснет тишина.
Тягучая и пугающая. Что там еще решил придумать Островский? Он не имеет права отказывать мне! Это все-таки мой ребенок.
– Хорошо. Бери больничный, – соглашается он после паузы. И тут же ставит мне ультиматум: – Но дочь никуда не поедет, пока не выздоровеет. Тебе самой придется приехать, если хочешь, конечно. У меня дома достаточно места и для тебя.
По коже вновь пробегает дрожь. Импульсы отдаются в каждой клеточке тела. Низ живота наливается тяжестью.
Я и Паша вновь в одном доме…
Это очень опасно. Я только-только начала учиться жить без него, строить отношения с другим мужчиной…
Но он прав. Если дочь больна, то нет смысла таскать ее по улице.
– Хорошо, говори адрес, – я устало вздыхаю.
Островский вновь держит паузу.
– Я сам заеду за тобой, – говорит сухим тоном.
Меня снова кидает в жар.
– Я сама доберусь, будь с Лелей, – отвечаю чуть хриплым голосом.
– Нет, жди дома. Я заеду. Ей есть с кем остаться, – отметает Паша мое предложение и отключается.
Сжимаю трубку смартфона.
Он сам приедет сюда. Уже второй раз за неделю. А Лельку он что, со Светой оставит? То есть, моя дочь останется со Светланой?
Нет, я ничего имею против его невесты. Она все же беременная от него. Но я не знаю, можно ли ей доверить чужого ребенка. Как она вообще отреагирует, увидев Лельку в доме Паши?
Я аж прикусываю язык.
Судя по тому, что в офисе Света всегда ведет себя как коршун, то сомневаюсь, что она дома милая и приятная. Так что да. Я должна быть рядом со своей дочерью. Должна ее защищать в любой ситуации.
И пока Паша ко мне едет, я хожу из стороны в сторону по квартире. Места себе не нахожу.
Вздрагиваю, когда в дверь наконец-то раздается звонок. На пороге Паша. Я быстро накидываю куртку и сапоги. Он вновь звонит в дверь.
– Бегу! – кричу.
Едва не ломаю “молнию” на сапожках. Открываю входную дверь, едва не влетая в Островского. Тот ловит меня за талию.
– Привет, Танюш, – обдает меня морозным дыханием.
Прижимает к себе крепко. Я невольно вдыхаю аромат его парфюма. По телу проносятся знакомые мурашки.
От мимолетного удовольствия жмурюсь. Сама не осознаю, что тоже прижимаюсь в ответ. И мне плевать, что я выгляжу сейчас не красавицей. Без грамма косметики, со взъерошенными волосами…
В сравнении со Светой – просто неухоженная серая мышь.
– Нам пора, – отстраняюсь от него первая.
– Да, точно, – отвечает Паша и отпускает меня.
Хмурится. Между его бровей появляется знакомая складка. Это значит, он чем-то недоволен.
Мы спускаемся и садимся в его машину. Меня то и дело потряхивает.
– Нужно сделать тест на ковид! – спохватываюсь, с ужасом вспоминая недавнюю эпидемию.
– Не переживай, врач уже сделал экспресс-тест, – говорит Паша. – Отрицательный. Это просто ангина.
Я с облегчением выдыхаю. Ну хоть не ковид. Ангина – обычное дело, вылечим сами, не в первый раз.
Искоса поглядываю на Пашу. Нужно перед ним извиниться. Накричала, обвинила, а он молодец. Сразу сориентировался, вызвал врача. Не стал разводить панику, как я.
Но язык не поворачивается первой с ним заговорить. И еще возможная встреча со Светланой меня беспокоит. Я вся как на иголках.
– Хорошо, – отворачиваюсь к окну.
Вскоре машина останавливается в элитном районе.
Мы с Пашей почти одновременно покидаем салон. Только я задерживаюсь, оглядываясь по сторонам. Никогда здесь не была, только видела это комплекс на фотографиях, когда искала жилье.
– Идем, – торопит Паша. – Еще насмотришься.
Я спешу за ним в парадной. По мере приближения, сердце колотится все быстрее. Дыхание становится сбивчивым.
Мы поднимаемся на нужный этаж.
Изрядно нервничаю, пока Паша открывает дверь.
Его квартира встречает теплом и приятным запахом.
В просторной прихожей Паша помогает мне снять куртку. Я так и рвусь к дочери, но понятия не имею, что и где тут находится. А квартира, похоже, огромная. Только в прихожей вижу пять арочных проемов, это помимо входной двери.
Сбрасываю обувь. И с нетерпением смотрю на Пашу.
Тот тоже быстро раздевается.
Иду за ним в один из проемов. Мы оказываемся в большой гостиной, в центре которой с потолка спускается то ли колонна, то ли труба, а под ней – оборудован настоящий камин, защищенный специальным стеклом. Сквозь панорамные окна открывается вид на город, вся мебель в стиле хай-тек из стекла и металла, диваны и кресла обтянуты белым материалом, подозрительно похожим на кожу.
Непривычно. Дорого. Но светло и уютно.
А посреди этого великолепия стоит огромная елка.
Дочка не преувеличивала. Дерево действительно упирается макушкой в потолок. Елка сверху до низу украшена разноцветными шариками. Даже на первый взгляд видно, что Паша не поскупился, купил дорогие игрушки с ручной росписью. И вся гостиная увешана гирляндами. Даже сейчас, когда на улице день, они таинственно мигают и переливаются.
– Нравится? – прошивает он, ловя мой взгляд.
– Красиво, – пожимаю плечами.
И чувствую укол ревности. Моя елочка и в половину не так хороша.
Мы пересекаем гостиную, и Паша открывает дверь со вставками из рифленого стекла. За ней оказывается небольшая комната с розовой мебелью и разноцветными бабочками на стенах.
На кровати лежит Лелька. Рядом с ней сидит женщина средних лет. При виде нас незнакомка встает, но я не обращаю на нее внимания.
Вся злость улетучилась, стоило мне увидеть дочь.
Бросаюсь к ней. Краем мысли радуюсь, что тут нет Светы. Можно немного расслабиться.
Кстати, а почему ее нет? Может, она в другой комнате и просто не вышла? Ох, да какая мне разница, нужно заняться ребенком!
Обнимаю дочь.
– Ты как, малыш? – спрашиваю ее.
В комнате пахнет лекарствами. Женщина потихоньку отступает от кровати, освобождая мне место. Я тут прикладываю ладонь ко лбу дочери. Тот горячий. Глаза у Лельки краснющие, будто она долго плакала, взгляд осоловелый.
Еще в пятницу она была абсолютно здорова, а сейчас как подменили. Дочь реально больна.
– Хорошо. Меня осмотрела тетя врач и поставила укол. И выписала таблеток. Папа их купил. И витаминок дали. Вкусных и сладких, – говорит Лелька. – А ты теперь со мной останешься?
Голос сипит. Она втягивает носом сопли, а затем растирает рукой. Еще и лимфоузлы под ушами воспалились, их видно невооруженным взглядом.
Да, в таком состоянии ее действительно нельзя вести домой. Если я это сделаю, то будет только хуже.
Ох, завтра надо написать классному руководителю. А еще съездить в больницу, больничный взять. Не оставлю больную дочь на чужих людей. Паша хоть и отец, но он не будет сидеть с ней сутками, у него работа и Света. А домработница… Ну она на вид добрая женщина, но все равно чужая.
– Конечно, только больничный оформлю. Папа сказал, ты ничего не ешь? – строго смотрю на нее.
Лелька кивает.
– Горло болит, кхе… кхе, – заходится кашлем Лелька. – Больно кушать.
– Ладно, тогда помолчи.
Оборачиваюсь к домработнице:
– У вас есть суп или бульон?
– Да, я на сегодня харчо приготовила.
– Это не то, – качаю головой. – Нужен куриный бульон. Приготовьте, пожалуйста, я покормлю ребенка.
Она переводит вопросительный взгляд на Пашу, тот с задержкой кивает. Она тихо уходит из комнаты.
А у меня кровь в жилах стынет. У ребенка ангина, а его пытались накормить острым харчо? Не мудрено, что Лелька не стала есть! У этой женщины вообще дети есть?
Еще и мысли о Свете не дают покоя. Как мы с Лелькой тут можем остаться, если она может появиться в любую минуту? Наверняка они с Пашей вместе живут. И вряд ли она обрадуется, увидев меня.
Прям шведская семья, какая-то. Бывший жених с беременной невестой и его бывшая невеста с ребенком.
И домой я Лельку забрать не могу. На улице холодно. Как по закону подлости впервые с начала зимы ударил мороз!
– А пока супчик варится, давай молочко с медом попьем, а потом горлышко пополощем. Хорошо? – укутываю Лельку в одеяло.
Затем оборачиваюсь к Паше:
– У тебя в квартире мед с молоком есть?
– Нет, но если нужно, я закажу доставку.
– Закажи, – соглашаюсь я. – Еще мне нужны йод, соль, сода и теплая вода.
– Зачем? – хмурится он.
– Горло будем лечить.
– Я понял, но зачем? Ей достаточно выписали лекарств.
У меня нет ни сил, ни желания спорить. Поэтому я спокойно повторяю слова:
– Мне нужен стакан теплой воды, йод, соль и сода.
– Мам, а ты не привезла мой планшет? – хрипит Лелька из-под одеяла.
– Забыла, милая. Ты поспи, а вечером я привезу.
Дочь кивает.
Я отхожу от кровати и сажусь на стульчик рядом с ней.
– Не думаю, что тебе стоит куда-то ехать сегодня, – говорит Паша шепотом. – Останься с ней, я сам все привезу.
Лелька открывает глаза и смотрит на него. Я тоже поворачиваю голову. Хмурюсь. Мне есть что сказать, но не при ребенке.
Перевожу взгляд на дочь. Не хочу ее оставлять ни на минуту в таком состоянии. Но с Пашей надо поговорить.
– Ладно, пойду сделаю заказ и спрошу у Абрамовны, есть ли в аптечке йод, – он поднимается.
Я тоже встаю. Вижу, как его глаза темнеют по мере того, как я приближаюсь.
– Ты не останешься здесь? – он цепко смотрит на меня.
– Надо поговорить, – отвечаю уклончиво.
По спине пробегает дрожь. Не хочу оставлять Лельку одну, но выбора нет. Я должна расставить точки над “И”.
– Хорошо, пошли на кухню. Поговорим за чаем, – решает он.
На кухне домработница колдует над плитой.
– Марина, заварите нам чай, пожалуйста, – отвлекает ее Паша. – У нас есть йод?
– Да, Павел Сергеевич.
– Хорошо, приготовьте йод, соль и соду.
– Это все?
Паша поглядывает на меня.
– Еще нужны молоко и мед, – напоминаю про обещанный заказ.
– Да, сейчас позвоню в доставку.
Она тут же начинает стучать шкафчиками и чайником.
Мы садимся за круглый стол. Он маленький, рассчитан на двух человек, и я внезапно осознаю, что в этой квартире, какой бы большой она не казалась, все рассчитано на двоих. Вот и у этого столика всего два кресла – удобных, мягких, глубоких, но два.
– Паш, я не могу оставить дочь у тебя. Нужно отвести ее домой.
– Не вижу причины. Скорее это ты должна остаться тут, с нашей дочерью, – он пожимает плечами.
Я кошусь на Марину, но она не смотрит на нас, а ставит чайник на плиту.
– И каким это образом? – я все же понижаю голос. – Что скажет твоя невеста, когда увидит меня?
– Светы тут нет.
Его тон абсолютно спокоен.
– А, оу, – выдыхаю я.
Видимо, это одна из квартир Островского. Здесь он с дочкой встречается, а со Светой живет в другой?
– Все равно не удобно. Что люди скажут?
– Таня, наша дочь больна. За окном уже темно. Куда ты с ней поедешь? Оставайся тут, с нами, – Паша подается вперед.
В его голосе появляются мягкие нотки.
“С нами?” Я округляю глаза.
– Погоди, а Света?
– А что она?
– Она тоже сюда приедет или где она?
– Здесь я, экономка и наша дочь. Светы тут нет.
Я мотаю головой из стороны в сторону.
– Но так нельзя. Она твоя невеста. Я не могу остаться в одной квартире с тобой.
На лице Паши начинают играть желваки.
– Я не живу со Светой. Поэтому и говорю, чтоб ты осталась здесь. Если надо, я отвезу тебя домой, возьмешь нужные вещи. Но сегодня я не выпущу дочь из квартиры, – жестко отрезает он.
Я ежусь от его слов. Но понимаю, что не могу спорить.
– Я тоже не брошу свою дочь, – говорю резким тоном. И выдыхаю, потирая виски: – Хорошо. Я остаюсь.
Мы гневно смотрим друг другу в глаза.
И вопреки всей ситуации по телу пробегает дрожь. Потому что Паша опять смотрит так, будто желает меня. Будто сейчас поцелует. Но так ведь нельзя!
Его взгляд пробирает меня до души, все тело покрывается щекочущими мурашками.
– Вот и решили, – на лице Паши возникает улыбка.
– Это ради дочери, Островский, а не ради тебя, – говорю ему сухо.
Чайник начинает свистеть. Марина тут же снимает его. Разливает по чашкам чай. Ставит перед нами на стол.
Ароматный запах чая сквозит в воздухе. Рядом появляются сахарницы с тремя видами сахара. Машинально беру кусочек, бросаю в чашку.
У меня все мысли только о Лельке. И о том, как я реагирую на бывшего. Потому что до сих пор помню, как он касается меня. До сих пор реагирую, хотя у меня другой мужчина. Жених.
И все же здесь, в его кухне, за одним столом с ним, я ощущаю себя так, будто нахожусь дома. Странное дело, даже кухонный гарнитур в стиле кантри очень напоминает тот, который стоит в моей квартире. Будто у них был один дизайнер. Только у Паши все явно из натурального дерева, а у меня – из дешевого композита. Но все равно, сходство бросается в глаза.
И снова я вспоминаю тот день, когда он забрал нас с мамой из аэропорта. Я не называла адреса, откуда он знал, куда ехать?
Моя паранойя вновь просыпается.
С подозрением поглядываю на Пашу.
Хм… Нет, ерунда. Хватит выдумывать! Ну вряд ли бы он стал сдавать мне свою квартиру, а потом еще деньги брать за аренду с меня и Лельки.
– Успокойся, Танюш, – говорит Паша.
Его взгляд то и дело возвращается к руке, которой я держу ложку и помешиваю чай. Он смотрит на мое кольцо. Подарок Леши.
Что ж, надеюсь, мне не придется жалеть, что осталась в его квартире…
О проекте
О подписке