Глава 6

Ладка      

– Вы ужинали? – спрашиваю. Вряд ли Богданов таскает на работу еду в пластиковом контейнере. Скоро девять, он значительно задержался в суде. Я бы считала себя отомщённой за утреннее ожидание, если бы не провела это время на лавочке напротив арбитража.

А Леонидас тем временем, наверное, закончил дела и пошел расслабляться в сауне своего пятизвездочного отеля.

Через пятнадцать минут мы паркуемся у ресторана. Богданов пропускает меня вперед скорее по привычке, чем из желания произвести впечатление галантного мужчины. Мы быстро изучаем меню, после чего делаем свои заказы.

– Вино? – спрашивает официант. Я вопросительно смотрю на Кирилла, он отвечает:

– Девушке бокал белого сухого. На ваш вкус.

– Полбокала, – уточняю я с вежливой улыбкой. После ухода официанта изучаю обстановку зала, делаю вид, что увлечена салатом, который принесли почти сразу, позволяя себя как следует рассмотреть. В итоге замечаю, что всё это время Кирилл что-то напряжённо читает в телефоне, полностью меня игнорируя.

      Не может быть! Я начинаю поглядывать в его сторону. Создаётся впечатление, что он просто забыл о моём присутствии. Долго сверлю его глазами, он всё ещё увлечён перепиской.

– Кирилл Платонович? – окликаю тихо.

– Минуту, – поднимает палец вверх. Пишет сообщение, затем откладывает сотовый в сторону и смотрит на меня. – Извините, дела. Я вас слушаю, Лада Алексеевна. Вы сформулировали ваше предложение?

От его прямоты мне становится не по себе. Это не флирт. Далеко не флирт, хотя несколькими минутами ранее, в машине, на секунду мне показалось, что он заигрывает со мной. Мы словно и правда договариваемся о сделке, только на кону я сама.

Если бы его глаза опустились на уровень моего декольте, клянусь, мне было бы легче. Он бы стал мне понятен, и я бы выбрала стратегию дальнейшего общения. Некоторые мужчины предпочитают исключительно деловой тон, без намёка на разницу полов, другие – завуалированно флиртуют и даже домогаются во время решения рабочих моментов. И с первыми, и со вторыми приходится уметь ладить. Деловой мир даже в двадцать первом веке жестоко проверяет женщин на прочность.

Богданов всё ещё ждёт ответа.

Одно я знаю точно: он мне не нравится. С ним не получится расслабиться, пошутить, а потом спокойно разойтись до следующей встречи. Все его фразы выверены, время расписано по минутам.

– Если честно, я бы хотела перед вами извиниться, – говорю я, решив надавить на жалость. Мужчины любят, когда женщина чувствует себя виноватой, обязанной. Это льстит их самолюбию.

– За что? – он не понимает. Или делает такой вид, что вероятнее.

– За тот случай три года назад. Вы, наверное, не узнали меня, – прикидываюсь дурочкой. – Но, честное слово, всё это время я переживала, что так некрасиво поступила. При всех оскорбила вас совершенно незаслуженно, – я впиваюсь глазами в его лицо, жадно ловя любой оттенок мимики. – Меня до сих пор гнетёт тот поступок. Получилось случайно, я не хотела. Было плохое настроение с утра. Я искренне раскаиваюсь.

Он легонько пожимает плечами, будто я его удивила.

– Извинения приняты. И это даже мило, что столько времени вы так сильно из-за меня мучились, – его голос ровен, но сам набор слов сочится сарказмом. – Не стоило. Моя профессия такова, что я нравлюсь далеко не всем. И мне совершенно безразлично, что обо мне думают. Ваши трёхлетние страдания были напрасны.

– Спасибо, – говорю я.

– Пожалуйста, – оставляет он последнее слово за собой.

Нам приносят горячие блюда, и некоторое время мы молча едим. Я бросаю на него беглые взгляды. Богданов ест быстро, но аккуратно. Заметно, что он адски голоден, при этом манеры его безукоризненны. Я невольно задерживаюсь глазами на его руках: у него крупные ладони, ровные пальцы с ухоженной ногтевой пластиной. Тыльная сторона ладоней на треть покрыта темными волосками. На левом запястье дорогие часы.

Я думаю о том, что тогда, в прошлом, его руки выглядели иначе. Я помню тонкие дистрофические пальцы с крупными костяшками. Впервые в моей голове проносится мысль: «А не был ли он болен в то время?» Мы с коллегой и по совместительству моей близкой подругой называли его гоблином. Гоблин Дубовой – невольно всплывает в голове фамилия судьи и прозвище, которое мы дали её помощнику.

«Гоблин Дубовой так написал решение, что юрист противной стороны скорее проломит бетон лбом, чем добьётся апелляции!» – хвасталась я своей Маше, с которой мы одновременно закончили учебу и были приняты в фирму.

Тупой прыщавый гоблин – именно так я назвала его в шутливом диалоге с той же подругой. За секунду до этого судья зашла в зал суда и все замолчали, поэтому мои слова прозвучали громко, их услышали все. И Дубова, и сам гоблин тоже. В зале было человек пятнадцать. Все поняли, о ком речь. Все посмотрели на него.

На мои глаза наворачиваются слёзы, и я быстро моргаю, прогоняя их. Допиваю своё вино и прошу официанта принести ещё.

– Я правда не хотела. Если бы я знала, что так получится, я бы лучше язык себе отрезала, – выпаливаю в полной тишине.

Богданов на секунду замирает с вилкой, поднесённой ко рту. Хмурится, не сразу понимая, о чём речь. Кажется, мыслями он был далеко. Проглатывает то, что жевал, и вытирает губы салфеткой. У него довольно крупный рот, и вообще, если уж рассматривать придирчиво, очень интересная, нестандартная внешность. Не могу сказать, что он красив. Напротив. Вот Леонидас – он очень красив, любая бы, листая ленту в соцсети, задержалась на его фотографии.

А Кирилл… нет, но он и не страшен… теперь. Скорее, необычен. Наверное, его можно было бы даже полюбить, будь в его глазах хоть капля теплоты.

– Да прекратите вы уже, Лада Алексеевна. Вы решили этим вечером каждые две минуты напоминать мне о том, что в Москве меня звали тупым гоблином?

– Нет, я просто… Фух. Да, давайте закроем эту тему. А вас так звали? – Меня пробивает ужас от мысли, что прозвище могло к нему прилепиться.

– Я думаю, меня по-разному называли и называют, – произносит он спокойно.

Я пытаюсь распознать в тоне, интонациях или во взгляде обиду или хотя бы намёк на уязвлённость, но не нахожу ничего подобного. Он потрясающе владеет собой.

– Поймите, – продолжает Кирилл, – я не имею намерения нравиться. Каждый день я принимаю с десяток сложных решений, которые, возможно, меняют жизни некоторых людей. Я топлю за правду, а она редко кому по вкусу. Я наелся, а вы? – кивает на мою почти нетронутую тарелку.

– Да, спасибо. Хороший ресторан, отличный повар. Замечательное вино.

– Десерт?

– А вы?

– Нет, я пас.

– Может быть… хотя бы мороженое? – Мне кажется, что неправильно расходиться на такой ноте. Нет, я не жду, что он вдруг раскроет мне душу, но… не буду лгать, что это не было бы идеальным завершением дня.

– Сладкое я люблю только с кофе, – он снова смотрит на часы. – А для кофе уже слишком поздно. Мы можем попросить завернуть вам десерт с собой.

Слишком поздно.

Его тон прежний, но я успела немного привыкнуть к своему непростому собеседнику и его манере говорить, поэтому чувствую, что он начинает раздражаться. Возможно, он просто слишком устал, чтобы лишние полчаса пялиться на то, как я жую чизкейк.

Я понимаю, что ужин закончился и настало время решать, что делать дальше. Он просит счёт, расплачивается сам, не мешкая и не спрашивая, собиралась ли я разделить чек. И это снова не жест галантности, скорее, он просто хочет быстрее с этим закончить. У него есть деньги, и он готов купить себе время.

Оставив щедрые чаевые, Кирилл поднимается и идёт к выходу. На улице уже совсем темно. Тёплый летний воздух приятно окутывает после холодного зала ресторана. Кажется, я немного замёрзла под кондиционерами, и сейчас мне хорошо.

– Вы не против, если я вызову вам такси? – произносит Кирилл. И снова безапелляционно, словно давно всё решил. Вечер закончился, и точка. Устного предложения от меня не поступило, разговаривать ему со мной больше не о чем. А мы так ни к чему и не пришли.

– Кирилл Богданович… – выпаливаю я, грубо оговорившись, – Ой! Кирилл Платонович, – и жутко краснею. Какая глупая оплошность! По его губам пробегает тень снисходительной улыбки, он бросает нетерпеливый взгляд на часы. – Ещё раз спасибо за вечер. Могу ли я быть уверенной, что мы всё решили и вы больше не будете мне мстить?

– Что? – он хмурится. – Мстить? – его удивление так искренне, что я теряюсь.

– За последний месяц вы рассмотрели с десяток моих дел, и все решения были приняты не в мою пользу. А дело «Молокозавода» вы в очередной раз отложили, хотя там всё очевидно.

– Вы считаете, что проигрываете, потому что я на вас обижен? – он окидывает меня внимательным взглядом. – И решили меня задобрить? – на его лице отражается понимание.

– По первоначальному плану платить за ужин должна была я, – пытаюсь свести всё к шутке, но ему не весело. – Для меня очень важно помириться с вами, поймите.

Он мгновение мешкает, потом улыбается.

– Ладно, идёмте, – кивает мне следовать за ним и спускается с высокого крыльца. Огибает здание, направляясь в сторону парковки, вот только дорогу выбирает почему-то пролегающую через тёмный хозяйственный переулок. Посетители ресторана здесь не гуляют. Я зачем-то иду за ним, полагая, что он хочет продолжить разговор уже в машине.

На полпути Кирилл вдруг останавливается и оборачивается. От неожиданности я вздрагиваю, едва не врезавшись в него. Отскакиваю назад, а он идёт прямо на меня, быстро сокращая разделяющую нас дистанцию. Я инстинктивно пячусь, внезапно понимая, что нахожусь в небезопасном месте вдвоём с едва знакомым мужчиной. Делаю пару шагов назад, на шпильках совершенно неудобно, они высоченные, сантиметров десять. Тонкие каблуки вязнут в земле, не упасть бы.

Глава 7

Богданов решительно подходит, берёт меня за запястье и тянет на себя. Здесь плохое освещение, его глаз не видно, но я ведь помню, сколько там чертей пряталось. Да, он изменился внешне, но внутри-то всё тот же самый! И одному дьяволу известно, что у злопамятного гоблина в голове.

Пульс заметно учащается. Я немного паникую, потому что он впервые касается меня. Вообще впервые в жизни. Упираюсь ногой, сохраняя между нами дистанцию.

Пытаюсь освободить руку, но хватка стальная. Мы смотрим друг другу в глаза, но видим лишь бледные лица и чёрные пятна.

– Ко мне? «Или здесь?» – спрашивает он низким голосом, в котором сквозит недвусмысленный интерес. Во рту мгновенно пересыхает. – Ты ведь не думала, что ужина будет достаточно? Почему сразу не поехала, когда предлагал? Голодная была?

– Кирилл…

– Ты суд хочешь выиграть или нет? – спрашивает он, по-доброму так, с участием. Я делаю шаг назад.

Он не пускает, я дёргаюсь, и он заламывает мою руку за спину, толкает лицом к стене, наваливается сверху, лишая возможности двигаться.

Я замираю, задержав дыхание. Мир суживается до стука собственного сердца в ушах. В голове проносится: «Он сейчас отымеет меня здесь, у кирпичной стены, а потом напишет решение в мою пользу».

Адреналин подгоняет кровь, я снова дёргаюсь, но у меня не получается отпихнуть Богданова даже на сантиметр. Напротив, после моей попытки освободиться Кирилл ещё плотнее вжимается в меня. Его мышцы словно каменеют, а я… на миг я ощущаю себя абсолютно беспомощной!

Стена шершавая, я не хочу о неё поцарапаться, поэтому больше не пытаюсь дёргаться. Просто жду, что будет дальше.

Его лицо приближается к моему, и я чувствую аромат его туалетной воды. Его много. Слишком много чужого запаха вокруг меня. Почему-то шокирует именно это, я отвыкла от близости других мужчин за пять лет «дружилок» с Леонидасом. Хочу отвернуться, но не решаюсь.

– Послушай меня, вертихвостка, – его голос у самого уха. – Ш-ш-ш, не брыкайся ты, иначе будет больно. Ты можешь просто слушать? – дождавшись моего кивка, он, наконец, освобождает мою руку, и я тут же упираю её в стену. Он продолжает низким шёпотом: – Это был первый и последний раз, когда ты обвинила меня в пристрастности и попыталась вертеть задницей в целях свести решение в свою пользу.

Его пах вплотную прижат к моим ягодицам. Я прерывисто и жадно дышу, от гипервентиляции кружится голова.

– Отпусти немедленно, – мы с ним оба переходим на «ты». В текущей ситуации не до изысканных манер. – Мой парень… он влиятельный. Я ему расскажу.

– А я, ты считаешь, нет? В тридцать лет судья в золотом составе, да ещё и в самом вкусном в стране крае. Никогда не пытайся меня купить, соблазнить или напугать. Со мной это не работает. Если ты хочешь что-то предложить, будь готова к тому, что предложение будет принято, – он толкается в меня бёдрами, плотнее прижимаясь пахом к моей заднице, и я округляю глаза.

К своему ужасу, я отчётливо ощущаю его эрекцию. Не могу пошевелиться. Мои губы дрожат. Я чувствую его учащённое дыхание у самого уха. Его поза, тон, стояк – всё кричит о сильном вожделении к моему телу. Я всё же добилась его реакции. Только не совсем той, на которую рассчитывала.

Он проводит своей щекой по моей, царапая вечерней щетиной.

– Я… больше не буду, – выдавливаю из себя.

– Пора определиться: ты юрист или шлюха?

Киваю ему много раз. Я готова сказать всё что угодно, лишь бы он прекратил. Неужели он не понимает, как сильно пугает меня?

– Прогнись, – слышу тихий голос у самого уха.

– Я буду кричать.

– Ты слишком испугана. Прогнись в спине, и всё закончится, – повторяет он, накрыв мою ладонь своей.

Я киваю и исполняю команду.

– Хорошо, умничка, – одобрительно шепчет на ухо.

От его голоса и тона волоски на теле встают дыбом. Впервые за месяц общения я различаю что-то похожее на похвалу из его уст. Морально готовлюсь к тому, что он начнет лапать, гладить, трогать, задирать платье, как действовал Леонидас в туалете перед обручением, но он этого не делает. Лишь дышит чуть глубже, чем раньше.

Одна его рука сжимает мою ладонь, вторую он подносит к моему лицу и проводит пальцами по подбородку, затем касается рта. Я чувствую запах табака и закрываю глаза, концентрируясь на ощущениях.

Он не спешит. Указательным пальцем задерживается на моей нижней губе, чуть сминает её, смачивая подушечку в моей слюне. Промедление и скупая ласка действуют на меня совершенно странным образом. Он словно ждёт знака, а я застыла и не могу пошевелиться. Такого со мной ещё не было.

Его пальцы почти нежно гладят мои, переплетаются с ними, дразнят. Эрекция же становится твёрже, я чуть подаюсь ему навстречу, и он усиливает напор бёдрами. В этот момент что-то меняется, и я… я послушно приоткрываю рот и сама обхватываю его указательный палец. Сначала прикусываю, потом губами. Провожу по нему языком, втягиваю в себя.

Инстинктивно я чувствую, что ему хочется именно этого, и начинаю играть по его правилам. Разумеется, чтобы спастись… или вновь заслужить одобрение?

Моё сердце сейчас выскочит из груди.

Он меня почему-то не лапает! А ещё не пытается стянуть бельё, принудить к поцелую… ничего подобного, и я не чувствую себя униженной. Хотя должна. По всем параметрам должна!

Он даёт мне немного времени поласкать его добровольно, после чего проникает в мой рот еще одним пальцем. Я принимаю оба и начинаю сосать. Пошло, влажно. Он пихает их глубже.

– Расслабь горло, – говорит мне почти ласково, и я слушаюсь, как самая настоящая шлюха. Пытаюсь максимально успокоиться. Он трахает пальцами мой рот, а потом пихает их так глубоко, что у меня едва не срабатывает рвотный рефлекс. Я отшатываюсь, и он отпускает меня. Я складываюсь пополам и начинаю кашлять.

– Боже! – шепчу, хватаясь за горло. – Какой же ты мудак!

Теперь его взгляд опускается на мою грудь, и я понимаю, что вырез сдвинулся и открылся вид на чёрное кружево. Поспешно прячу бельё, пытаюсь натянуть ткань и максимально уменьшить вырез. Вытираю глаза от подступивших слёз.