Шелби галопом носится по комнате, и я его понимаю: внутри столько дури, что и бесконечной уборкой не выбить. Мы с Тимофеем лежим в кровати, пялимся в потолок и… по очереди вздыхаем.
Заряженные, отбитые. Оба два.
Сердце выстукивает дьявольскую чечетку. Губы сохнут, беспокойные пальцы покалывает. В этой комнате с каждым днем все жарче. Я почти привыкла к ежедневным вечерним агониям.
Тим открывает свой бесстыжий рот:
– Слушай…
– Нет.
Он цокает языком.
Пахнет от него терпким гелем для душа, дезодорантом, и я приподнимаю брови, размышляя, зачем он так намывается перед сном. Лежит, весь доступный, в полуметре. Когда Тим выиграет все гонки мира, я буду думать о том, как легко могла его получить сколько вздумается. А он обязательно выиграет.
Шелби ракетой проносится по кровати.
– В человеческом теле двести шесть костей, – вкидывает Тимофей вполголоса. – Хочешь, покажу двести седьмую?
Господи.
– Нет уж, спасибо! Зачем мне смотреть на мутантов?
– Насть, ты прикалываешься? Если это игра такая, – чеканит он слова, – то ты, девочка, заигралась. – Берет мою руку и кладет на член.
Каменный.
Эмоции взрываются, я резко отдергиваю ладонь, словно ошпарившись огнем. Сажусь ровно, Тим тоже поднимается.
Пульс зашкаливает, предельное напряжение разрядами тока бежит по телу. Оно кости выкручивает, все двести шесть. У Тима на одну больше, а значит, ему еще хуже, наверное.
Вот бы почувствовать ее в своем теле.
В комнате – печка. Выступают капельки пота. В висках стучит. Мы пялимся друг на друга. Я надышалась его запахом так, что сейчас завою. Какая глупость. Какая дура.
Зажмуриваюсь.
Он вздыхает.
– Просто расслабься, – размазывает по стенке хриплым голосом и мягкими интонациями. – Я хорошо тебе сделаю. – Тим переплетает наши пальцы, чуть сжимает. – Я о тебе думаю, Насть. Не смотри, что я на обочине сейчас топчусь, я еще вернусь в гонку.
Он наклоняется и касается губами щеки, шеи. Касание такое простое, нужное, меня же разрывает от эмоций и ощущений. Тим тут же стискивает руку, как бы фиксируя, не пуская. Он так правильно соблазняет, что хочется закрыть глаза и отдаться. На миг становится неважно, что будет потом.
Он ведет горячими губами. Целует такие важные точки, такое концентрированное удовольствие от этого… Я таю весенним снегом. Могла бы утонуть в этом удовольствии.
Шелби проносится по комнате, со стола что-то падает. Я сглатываю скопившуюся для поцелуя слюну, усмиряю обезумевшее сердце. И развеиваю магию:
– Я бы трахалась с тобой все это время без остановки, не сомневайся. Если бы ты не умудрился в прошлом отыметь мою сестренку.
– Да твою-то мать!.. – Тим раздраженно отстраняется.
Мы снова друг на друга пялимся. Вместо глаз в темноте – черные дыры, но и ладно. Наши эмоции не надо видеть, они осязаемы.
– Сложно найти того, кто не отымел бы твою сестренку, – говорит он искусственно ровно.
– Нельзя плохо говорить о бывших, это красный флаг!
– Повесь его над моей кроватью, – бросает Тим. Поднимается и идет к выходу.
Кричу ему вслед:
– Ты куда пошел? Сдавать меня?
– Воды попью! Спи!
Взбешенный, он спускается на первый этаж и подниматься не спешит. С кем-то долго говорит по телефону. Я не собираюсь подслушивать, просто хожу по комнате. Шелби, видимо подумав, что игра началась, – скачет с удвоенной скоростью.
Когда уже придет этот надувной матрас?
Долго ворочаюсь в кровати, а когда наконец проваливаюсь в сон, вижу что-то черное – картинка заляпана кляксами, абстрактными рисунками. Я бегу по бесконечному коридору, я кричу что есть мочи, но погоня не отстает ни на шаг. Ор Шилова сливается с зеленью газона клиники… Отчим меня ищет. Дал отставку волонтерам, потому что в этот раз у него уже есть план. Теперь мама не сможет меня защитить: я сбежала во второй раз и его терпение лопнуло.
Когда я распахиваю глаза, сердце бьется о грудную клетку с бешеным напором.
Захлебываюсь ужасом и осознаю, что пока нет даже припрятанных деньжат. Тим поедет в Германию на гонку, а я… Я обречена.
Воспаленным разумом ощущаю приближающуюся паничку и понимаю, что надо валить. Сейчас!
Несколько минут я лежу, прислушиваясь: Тим мерно дышит, сон у него глубокий. Предельно аккуратно поднимаюсь. Беру со стула джинсы, носки, футболку и куртку. Дальше самое сложное – ключи. Они в кармане его джинсов, я это давно для себя отметила на всякий случай.
Колотит от страха и какого-то зубодробительного напряжения. Я двигаюсь жалкой мышью, при малейшем шуме застывая и озираясь. Достигаю второго стула, запихиваю руку в карман и шарю. Тут только документы, блин! Права мужские ничем не помогут, а вот кредитка – да. Это ужасно, но… прости, Тим, когда-нибудь я все отдам.
Второй карман – удача. Сжимаю брелок так, что он больно впивается в ладонь. Я снова замираю, прислушиваюсь. Тимофей дрыхнет с Шелби в ногах. Котенок выбрал себе хозяина и провожает меня светящимся в темноте глазами.
На цыпочках выметаюсь в коридор, в потемках осторожно крадусь до лестницы, бесшумно спускаюсь.
И тут сердце в пятки ухает, я так спешу! Нервничаю, словно вижу себя со стороны. Двинутая, двинутая девка. Испуганная до смерти!
Джинсы, кроссовки, майка. Отключаю сигнализацию супры. Забираюсь внутрь и кидаю куртку на заднее сиденье. Призраки всюду. Меня запрут, запрут, запрут снова.
Куда глаза глядят надо валить! Господи, куда глядят глаза.
Трясет. Завожу движок. Пульт между сиденьями, я давлю на кнопку, и ворота гаража поднимаются. Слишком медленно.
Нетерпеливо ерзаю в кресле. Выжимаю сцепление, втыкаю передачу. Дальше – осторожно газ.
Я плавно подруливаю к воротам, смиренно дожидаясь, пока поднимутся. Они противно скрипят, словно душу царапают.
Быстрее, быстрее же… Родненькие!
Но едва они поднимаются на нужную высоту, в груди леденеет.
Потому что дорогу перегораживают.
Прямо передо мной в свете луны стоит мужчина. Я врубаю фары, сразу дальний – Тим вскидывает руку и закрывает глаза. В сторону не отходит.
Я газую на месте, требуя, чтобы свалил. Трясет. Я остро ощущаю, как паничка собирается накрыть тьмой, она уже лезет за шиворот. Жму гудок.
Свали-свали-свали.
Он – неподвижен. Я газую – супра срывается с места. Торможу ее в полуметре от него.
Даже, сука, не дрогнул.
Вновь газую на месте. Я размажу тебя по асфальту, ты не понимаешь, что ли? Еще немного – и перееду тебя! Я чокнутая. С меня взятки гладки!
Тим подходит и опирается руками на капот, смотрит на меня.
Я снова угрожающе газую на месте. Агаеву плевать! Этот придурок не хочет жить, откровенно на смерть нарывается!
Подбородок вздергивает и руками нахально подзывает. Дескать, давай-давай, девочка. Пялимся друг на друга – не взгляды, а стрелы убийственные. Тим усмехается, оскалив зубы, – вызов бросает, не иначе.
Я опускаю окно и перекрикиваю гул в ушах:
– Я за себя не отвечаю!
Он указывает на пассажирскую дверь. Сердце замирает, сжимается в точку, а потом и я вместе с ним. Черная дыра в открытом космосе, бесконечно одинокая. Слезы капают на одежду – только сейчас замечаю это и вытираю щеки.
У Тимы глаза пустые, как дыра в моем сердце. Это предельно жутко. Если бы он попросил – обняла бы его немедленно.
Он снова показывает на пассажирскую дверь, тычет в нее пальцем, будто приказывая. Напряжение звенит. Мои ладони потеют. Я качаю головой и… сдаюсь. Конечно, я его не перееду.
Он победил.
Тянусь и распахиваю дверь настежь.
Тим грозит пальцем и медленно обходит капот. Резко хватает дверь. Это лишнее, я бы не успела за реакциями профгонщика. Одним прыжком он усаживается в низкую супру. Мрачный, явно злой.
Что ж, заслужила.
Точка внутри меня взрывается. Мы снова в этой машине вдвоем. Понятия не имею, что делать. В прошлый раз мы отчаянно занимались любовью. Как-то быстро переглядываемся, находясь в секунде от конца света.
Широко открыв глаза, я смотрю перед собой.
– Хочешь убить – убивай, – говорю натянуто.
– Поехали, – бросает Тим.
– Куда?
– Куда ты там собиралась? Езжай. – Он пристегивается и откидывается в кресле. Скрещивает руки, молчит.
Через пару секунд я плавно жму газ. Лошадей под капотом – стадо до горизонта, зверюга супра будто сожрала их и сыто рычит. Я медленно выруливаю в сторону трассы. Тим берет пульт, опускает за нами ворота.
– Теперь налево. Дальше по прямой. Смелее, мы на главной.
Едва выкатываемся на безлюдную дорогу, он командует:
– Гони. Давай, девка, дури в тебе много!
– С чего ты взял, что мне это нужно?
– Это всем чокнутым нужно. – Тим добавляет насмешливо: – Потом будет моя очередь.
Я шумно вздыхаю, захлебнувшись эмоциями. Утапливаю педаль в пол, и нас прижимает к сиденьям.
Мы закатываемся на заправку, я останавливаю зверюгу у колонки.
– Что тебе взять? – спрашивает Тим.
Это первое, что он произнес за получасовое путешествие.
– Капучино с корицей.
– Окей. – Он протягивает руку, ждет. – Ну же, не беси меня.
Я все еще рассматриваю спортивный руль, оторваться от него не могу. Потом сдаюсь окончательно и возвращаю ключи.
Когда Тим выходит из магазина с двумя стаканчиками кофе, боль внутри меня затапливает теплой надеждой. Я уже сижу на пассажирском сиденье, провинившаяся и послушная.
– Спасибо большое, – бормочу скромно, когда он протягивает кофе и сэндвич.
Сам усаживается за руль. Быстро его поглаживает, будто здороваясь. Делает это как бы машинально, но я улавливаю и улыбаюсь. Тим относится к машине как к живой.
– Поешь. Голодные женщины – нервные.
– Слушай…
– Сначала поешь.
Мы выкатывается на трассу и едем прямо, я – подчиняюсь. Откуда-то и правда просыпается аппетит. Потом вспоминаю, что не ела с того самого момента, как мы узнали, что Шилов включился в игру. Я словно была сжата от страха и сейчас начинаю дышать глубоко.
Когда с сэндвичем покончено, Тим произносит:
– Раз трахаться не будем, рассказывай.
– Что?
– Все.
– Прости, эта выходка была глупой, и больше такое не повторится…
О проекте
О подписке