Глава 5

Ярослав

Лучше бы сломал руку, блть.

Девушка хорошенькая такая, поцеловал бы её уже десять раз за это время, и никуда бы она от меня не делась. Не то чтобы я как-то особенно целуюсь… да нет, классно я это делаю, ни одна ещё не вырвалась, напротив, снова ластились, намекали.

Процесс этот я не люблю, но надо. Иначе до цели не добраться. А если и добраться, то путь тернист и долог. Хотя отец как-то сказанул, что надо потерпеть до свадьбы, потом уже целовать не обязательно. Но, пожалуй, настолько кардинально решать вопрос я пока не готов.

Игнорирует меня Катерина, пишет, что занята. Мне казалось, что искра проскочила, а потом вдруг «занята». А мне-то нефиг делать, только слоняться по палате, на стенку лезть от скуки.

Есть хочется. Даже не так. Адски жрать хочется ежесекундно. Жидкая пища либо не усваивается, либо делает это слишком быстро. Супчики-бульончики, детское питание, протеиновые коктейли для меня вообще не еда. И вроде бы калории посчитаны, но ощущение, что пустой чай дую день за днём.

Кусочек бы мяса. Сочного. Можно даже жёсткого, сухого и без соуса. Немного посолить сверху – и чудесно.

Чуть слюной не захлебнулся от этих мыслей.

Я думал, она теперь будет каждый день меня навещать. Пусть сначала из чувства благодарности, хотя это лишнее. Если бы она после всего послала меня далеко и надолго, я бы не расстроился. Оно того стоило – пусть живёт, радуется, детишек рожает.

Катя-Катя-Катерина. Мельком глянешь – юная совсем, а взгляд глубокий, серьёзный. Логопед, с детками занимается, проблемы их решает. С виду может показаться – ерунда какая. Но нет, напротив. Дети – будущее нашей страны, а слово «патриотизм» армия в моей дурной башке выжгла навечно.

Всю её обсмотрел за эти дни – понравилась.

В дверь стучатся. Ура, пришла всё-таки! А говорила, что занята. Я быстро оборачиваюсь, но увидев гостью, расстраиваюсь. Улыбка сползает с моего лица.

На пороге вовсе не Катя, а моя бывшая – Маринка Воробьёва. Стоит скромно, смотрит на меня.

– Можно? – спрашивает.

– Заходи, – киваю, отворачиваясь. Не хочу её видеть: расстались мы так себе. Но уже отболело, зарубцевалось намертво. Вместе были чуть больше года, все нервы мне вымотала за это время.

Я, конечно, тоже не подарок, но в итоге пришёл к выводу, что никто не виноват, мы просто слишком разные. Познакомились давно, когда я ещё учился на первом курсе на психолога – вот как жизнь изменилась-то! Она запала на мажора, я – на её модельную внешность. Затем пути разошлись: я ушёл в армию, после которой взяли в ОМОН, параллельно учился в военном на заочке, тренировался, времени не было, а она – ммм, хорошела.

Случайная встреча, интерес, страсть. А дальше – «ты вечно занят», «мне скучно», «я в клубе с друзьями». Каком ещё, блть, клубе?!

– Боже, что у тебя с зубами… – закрывает рот ладонью, поражённо моргая. Я улыбаюсь, показывая скобы и резинки. Выглядит, конечно, жутковато. Как из фильма ужасов. – Это навсегда?

Аж смешно.

– Полгода как минимум ходить, – слегка преувеличиваю, наблюдая за её реакцией. Она удивлённо качает головой.

– Ужасно, просто ужасно.

Пожимаю плечами, присаживаясь на кровать. Жду, что её тяга к прекрасному потянет её на выход из палаты, подальше от меня-чудовища. Но нет, усилием воли девушка заставляет себя остаться. Потом подходит и даже присаживается на кровать рядом со мной. Одета крайне эффектно – заметно, что готовилась. Шикарный вырез, соблазнительная родинка. Знаю, что ненастоящая, – татушка, выполненная очень натурально. Но ведусь: она как маячок притягивает взгляд в ложбинку. Моргаю и отворачиваюсь – держи себя в руках, Ярослав! Мы там уже были, и последствия нам не понравились!

– Зачем ты приехала? – спрашиваю сквозь зубы. Не специально рычу – пока другой возможности говорить нет.

– Увидела твой стриптиз, не смогла остаться в стороне. Кошмарная у тебя работа.

– Они лицо не замазали, что ли? – напрягаюсь немного.

– Да я так узнала, по фигуре, – отмахивается и вздыхает. – И татуировке на боку.

– Ясно.

Некоторое время мы молчим, потом я говорю:

– Марина, спасибо, что навестила, мне приятно. Но правда, не стоило.

Она вскидывает свои прекрасные голубые глаза и начинает тараторить:

– Яр, я никогда тебе не изменяла, у меня ничего с ним не было. Может быть, сейчас ты захочешь меня выслушать? Говорят, оказавшись одной ногой в могиле, человек переосмысливает свою жизнь. Я когда прочитала новости… так плакала! Так переживала за тебя!

– Спасибо, Марин. Но… говорить не о чем, – отворачиваюсь. Эта тема вызывает во мне только раздражение. Я перелистнул страницу, закрыл книгу, убрал её на полку. Сжёг шкаф, продал дом и свалил из города. Фигурально выражаясь.

– Мне всё ещё больно, что мы расстались именно так.

– Ну да, приятного мало. Я вернулся из командировки, а ты в клубе висишь на каком-то мудаке.

– Это был просто танец! – всплёскивает руками.

– Да я что, против? Танцуй. Только без меня.

– Я забыла, какой ты невыносимый! – она вскакивает на ноги. Затем снова присаживается. – Видишь, что происходит? Всё ещё выводишь меня из себя парой фраз! Знаешь, что это значит?

– Что нам всё ещё нужно держаться друг от друга как можно дальше?

– Что чувства никуда не делись. У тебя ведь пока нет никого?

Как знать, как знать, Марина.

Впрочем, Катя до самого вечера не читает мои сообщения, а я как привязанный к этой клетке. Вечером приезжает мама, рассказывает новости. Деловито сообщает, что перечитала весь интернет, и уверяет, что поводов для беспокойства нет, поставим мне самые лучшие брекеты, улыбка станет бесподобной. Мама, как и Марина, думает, что внешность для меня имеет большое значение.

Вообще безразлично. Не после всего, через что я себя протащил.

– Да я не беспокоюсь, мам. За улыбку-то, – сдавленно смеюсь. Мама у меня замечательная. Для меня она эталон женственности и хрупкости, ни разу не видел её в брюках, только в платьях. Творческий человек, ранимый. Поэтому очень удивился, когда она вцепилась в волосы Катьке и выволокла её из палаты. Чуть глаза из орбит не вылезли.

У мамы была мечта, чтобы хотя бы один из её сыновей занимался бальными танцами. В красивой одежде, с белоснежной улыбкой и с идеальной осанкой. Она даже водила нас с Русиком целый месяц на тренировки бальников, пока отец не узнал, что секция карате работает в другие дни. Ну и не прикрыл это дело. «Педиков мне хочешь вырастить?!» – орал он как бешеный. Номер у мамы не прошёл, но и «педиками» мы, отдать должное, не выросли.

И тем не менее… Катя. Не пришла, ни на одно сообщение не ответила.

Долго уснуть не могу, мучаюсь от голода, живот спазмами сводит. Какое там мясо?! Хотя бы корочку хлеба… можно даже не солить. Чёрствого. Чёрного. Плесень бы соскрёб… клянусь, счастлив был бы! Чуть позорно не всхлипывал. Голод… адский, сжигающий изнутри, отдающийся тошнотой. Жрать, жрать хочется! Ворочаюсь, терплю. Утром не выдерживаю, снова пишу Катерине:

«Хочу жареную курицу».

Решаю взять внезапностью. Продинамит – ладно, отложим встречу до того момента, как я выйду отсюда.

Прочитано. Печатает. Затаился, жду.

«Доброе утро, Ярослав».

Неплохо.

«Не вареную, не суп, не бульон. А жареную, с корочкой. Привет, малышка». А потом добавляю: «Она мне снилась».

«Утром я такое не ем», – отвечает.

«Как насчёт обеда?»

«Днём у меня психолог и ещё одно собеседование».

«Ужин?» – я настырный.

«При свечах?»

«Придумаю что-нибудь», – отвечаю.

«Вечером у меня языковая школа. Но, может, успею после неё», – сдаётся.

«Ты, кстати, можешь выпить вина».

«А ты? В смысле, оно же жидкое».

«Увы. У меня строгая диета. Если что-то пойдёт не так, могу захлебнуться».

«Какой кошмар! Риск точно не стоит того».

«Так что, Катя?»

«Я подумаю».

«Я тебя буду ждать». И добавляю: «Весь день».

Глава 6

Катерина

У меня есть хлопковое красное платье в мелкий горошек. Оно длинное, простое, и совершенно непонятно как, но оно добавляет мне баллов двести по шкале сексуальности.

Волосы у меня тёмно-русые. Раньше красилась в блондинку, но потом надоело: слишком сложный уход, да и не дешёвый. Надеваю серёжки. Платье эффектно облегает грудь, поясом акцентирую внимание на талии.

У нас с Ярославом по-прежнему нет общих тем, отсутствуют общие интересы и знакомые. Только странный фетиш с едой и одно на двоих воспоминание о страшных часах. Я крашу губы, думая о том, как буду жевать при нём мясо. Никто не знает, что я всё ещё к нему езжу: я держу наши встречи в секрете от родных и друзей. Я… просто не могу остановиться.

Это посттравматический стресс. У нас обоих. Кто-то должен разорвать замкнутый круг. Судя по настырности спецназовца, придётся мне, но, кажется, не сегодня.

* * *

Стучусь в дверь его палаты уверенно – сам приглашал настойчиво, я не навязывалась. Открываю её и замираю на пороге. Ярослав сегодня не один, на стульях у его кровати сидят двое мужчин. Они о чём-то болтают, своим появлением я прерываю беседу. Три пары глаз устремляются на меня, мужчины как по команде вскакивают на ноги. Невольно улыбаюсь, поражаясь их воспитанию.

На вид гостям около тридцати, высокие крепкие мужчины. Они переводят вопросительные взгляды на Ярослава, тот жестом приглашает заходить. Его постель наспех заправлена, покрывало смято.

– Добрый вечер, – произношу я. – Не вовремя? – смотрю на своего раненого.

– Привет, Катя! Я тебя ждал, – от его самоуверенной улыбки становится, честно говоря, не по себе. С каждым днём ему всё лучше, и он начинает меня немного… пугать напористостью.

Ярослав поспешно подходит ко мне, легонько приобнимает и провожает в комнату.

– Парни, это моя Катя, – улыбается. Я округляю глаза в ответ на местоимение «моя». – Рома и Лёха, мои друзья, – кивает на мужчин. Снова притяжательное местоимение.

Возможно, он так про всех говорит? «Мой стоматолог», «мой парикмахер», «моя соседка». Будто делит окружающих на своих и чужих. А может, я выдумываю.

– Очень приятно, – улыбаются они, смотрят очень внимательно. Если сослуживцы, а похоже на то, значит, узнают. Что-то себе думают, но не комментируют.

– Взаимно, – отвечаю вежливо.

Было бы логично занять один из стульев, но Ярослав подводит меня к кровати. Присаживается сам, потом двигается, приглашая занять место рядом. И я принимаю приглашение.

Наконец, мы все вчетвером сидим.

Примерно через минуту я начинаю осознавать, что за окном давно стемнело, а я нахожусь в комнате с тремя малознакомыми мужчинами. С одним из них мы на кровати. Чтобы меня не смущать ещё сильнее, они обсуждают общего знакомого. Роман заканчивает какую-то историю, Алексей дополняет подробностями, Ярослав внимательно слушает, приглушённо смеётся.

Одна его рука лежит на изголовье кровати, как бы обнимая меня, но не касаясь. Всем своим видом Ярослав демонстрирует друзьям права на меня. Словно я – действительно его. Чтобы у них даже мысль не мелькнула заинтересоваться мною. Во рту пересыхает, нестерпимо хочется пить.

Я слушаю окончание истории про человека, которого не знаю, попутно бросая взгляды на своего бойца. На его крепкие ноги, его мерно вздымающиеся грудь и живот под чёрной майкой. Свободные штаны с мягкой резинкой. Отмечаю, что он очень чистоплотен, каждый день в свежей одежде, приятно пахнет мылом и тщательно выбрит. Хотя сейчас, к вечеру, уже появилась тёмная щетина. Интересно, утром она будет колоться?

О чём я думаю? Сама себя удивляю!

– Чёрт, вы меня, конечно, извините, но… Мне кажется, или я чувствую запах курицы? – вдруг переключает на себя внимание Алексей. Я смотрю на него и понимаю, что раньше его где-то видела, слышала этот голос. Но никак не могу припомнить, где именно. Парни активно кивают.

– Да, я тут еды принесла, – хватаю пакет, который оставила у кровати.

– Курицу Ярику? – приподнимает брови Роман. Кажется, он считает меня слегка идиоткой.

– Ладно тебе, девушка всё ещё в стрессе, – кладёт ему руку на плечо Алексей.

И прежде чем я успеваю умереть от стыда и смущения или ляпнуть что-то колкое в ответ, Ярослав отвечает:

– Это я попросил, дабы получить визуальное и обонятельное удовольствие. Жареная курица, как женская… – он сам себя обрывает, замирая на целую секунду, а затем заканчивает иначе, чем планировал изначально, – как красивая женщина: всегда приятно просто посмотреть, – срывается на смешок, жестикулируя.

Парни приглушённо смеются и закатывают глаза. Ярослав, слегка смутившись, проводит рукой по голове с отросшим ёжиком волос.

– Н-да, это всё сотряс, – дополняет себя.

– Может быть, и неплохо, что тебе зашили рот? – спрашиваю ласково. Парни улюлюкают в ответ, он сам смеётся:

– Тонко, – отвечает беззлобно. Кажется, ему понравился мой подкол.

– Тогда тебе всё равно, кто будет есть? Эстетическое удовольствие получишь и так, и эдак, – переводит тему Роман, всё ещё улыбаясь. – Уж больно вкусно пахнет.

Ярослав закатывает глаза.

– Я после смены, не ужинал, – сообщает Лёха вкрадчиво.

– Здесь немного, – предупреждаю я, поднимаясь на ноги. – Не смотрите так на меня, он меня заставил! – оправдываюсь, поддерживая общее весёлое настроение. Мы втроём смеёмся. Ярослав тоже, кажется, веселится, хотя и делает вид, что недоволен, пока я сервирую стол-тумбочку.

После чего парни вдвоём с аппетитом едят, макая кусочки в соус и хрустя свежими овощами.

– С ума сойти, как вкусно, – хвалят. – Ярик, чувствуешь этот нереальный аромат? На вкус ещё лучше.

Он громко сглатывает, бросая на них полные притворной ненависти взгляды. Они смеются, вытирая губы салфетками.

Я возвращаюсь на место рядом с ним. Ярослав снова закидывает руку, но теперь уже обнимает меня, слегка притягивая к себе. О Боже.

Сижу с ним на кровати. Рядом. Бок о бок. Чувствую его горячее бедро вплотную к своему. Одна его нога как две мои.

Моё дыхание становится чуть глубже, со стороны, надеюсь, незаметно. Кровь отливает от лица и устремляется к низу живота, обжигая внутреннюю часть бёдер. Он немного вспотел, и мне до дрожи нравится, как он пахнет. Посттравматический стресс пускает в меня корни.

Я замираю и практически не шевелюсь. Отвечаю на осторожные шутки и комментарии ребят – под взглядом Ярослава они не позволяют себе ничего лишнего. А может, просто хорошо воспитаны. Среди троих мужчин полное ощущение безопасности.

Как бы случайно, между прочим, Ярослав берёт мою руку своей свободной и переплетает наши пальцы. Я слегка округляю глаза, но при его друзьях не решаюсь выдернуть ладонь. От них не скрывается этот жест, они бегло переглядываются, кивают друг другу и поднимаются.

– Ну, нам пора, – говорит Роман. – Мусор заберём, – смахивает в пакет одноразовую посуду. Я решила в этот раз не звенеть тарелками на всю больницу.

– Держишься молодцом. После следующей смены снова заскочу, – прощается Алексей. – Если что-то надо – пиши. Привезу.

Ярослав кивает.

– Поправляйся. Я вернулся через год к работе, ты управишься раньше, – дополняет Роман. – Лицо не нога, в беге не участвует. Можно сказать, повезло.

Ярослав снова кивает. Наконец, дверь за ними закрывается и мы остаёмся наедине. Он всё ещё обнимает меня, всё ещё держит за руку.

* * *

Проходит не меньше минуты, а мы так и сидим вплотную, играем пальцами друг друга и наблюдаем за этим процессом. У него крепкие большие ладони, полностью соответствуют росту и комплекции. Вдруг он вскидывает глаза, а у меня голова кружится от такой близости. Он совершенно серьёзен.

– Спасибо, что пришла, – произносит. Его губы очень сухие и будто воспалённые, он не может облизать их: язык в клетке за зубами. При мысли о его языке внутри словно затягивается узел напряжения. Его взгляд мечется с моих глаз на рот и обратно. Если бы он мог, то поцеловал бы меня прямо сейчас – я читаю его потребность по невербальным знакам. Предвкушение заставляет сердце биться райской птицей, счастливой и беззаботной. Свободной и вольной получать удовольствие.

Бесстыжее сердце.

– Ждал? – спрашиваю.

– Ждал, – не мешкая.

Он смотрит на меня, рукой ведёт по моей спине, и я напрягаюсь, немного отстраняясь. Опускаю глаза.

– Ты мне нравишься, – говорит он. – Очень. Но ты мне ничего не должна. Если не хочешь, я отстану.

– Да, так будет правильно, – отвечаю. Судя по его взгляду, он рассчитывал на другой ответ.

– Может быть, не прям сразу отстану, – дополняет, и я улыбаюсь. Он тоже, но одними губами. – Меня скоро выписывают, и я бы хотел пригласить тебя на свидание. Нормальное.

– Ярик, наверное, не стоит, – отрицательно качаю головой. Впервые называю его «Ярик». Скажи, скажи же ему. Внутренний блок не даёт, отчаянно хочется продлить этот флирт, растянуть удовольствие. В груди так вообще колотится, я такого прежде не испытывала.

– Подожди, не отказывай. Просто подумай. Я не обижу, – и смотрит.

Так смотрит! Сжимает мои пальцы – я не шевелюсь, дыхание затаила. А потом он обнимает меня, прижимает к себе и откидывается на подушку.

Совершает глубокие вдох-выдох.

– Не обижу и в обиду не дам. Даже там, в ювелирке, не дал бы. Видел в твоих глазах готовность, но я бы не позволил ему до тебя дотронуться. Никому бы не позволил, клянусь. Ждал лучший момент, чтобы подать знак снайперу. Я как тебя увидел, сразу понял, что вытащу. Вот хоть как, любой ценой, зубами им глотки перегрызу, но вытащу.

– А говоришь, что я ничего не должна.

– Не должна. Но ты потом начала приезжать… Не может быть, чтобы из одной жалости.

– У меня слабость к мужчинам с трудностями. Комплекс спасительницы, – отвечаю и зажмуриваюсь. Очень нравится потому что лежать на его груди. Чтобы гладил. И чтобы говорил что-нибудь. А ещё нравится, что он серьёзен и откровенен, наедине он всегда со мной искренний. Не спесивый, каким хочет казаться.

Он думает.

– Раз так, я могу попросить подольше не снимать шины, – отвечает, и я тихо смеюсь, поражаясь его настойчивости.

– Ты всегда такой упорный?

– Ты меня ещё плохо знаешь, Катенька, – отвечает. – Мне не нужно твоё «да», просто не говори категоричное «нет», а там посмотрим.

И ведёт рукой по моей спине. Я слышу, как колотится его сердце, кровь разносит кислород по организму. Я уговариваю себя, что это полезно: больше кислорода, питания, быстрее срастаются переломы.

Когда я через минуту поднимаюсь с кровати и иду к окну, чтобы немного охладить комнату и разрядить наэлектризованную атмосферу между нами, замечаю, что если его организм и занимается лечением двойного перелома, то в данный момент все силы бросил на оживление другой части тела, которая отчётливо заметна даже через ткань свободных штанов. У моего спецназовца эрекция. Ого-го!

– Жарко, да? – произношу я хрипло. Открываю окно почти настежь, задерживаюсь на несколько секунд, ловя порывы вечернего ветра.

Он поднимается с кровати, показывает два пальца и скрывается в ванной.